Неточные совпадения
Везде поперек каким бы ни было печалям, из которых плетется жизнь наша, весело промчится блистающая радость, как иногда блестящий экипаж с золотой упряжью, картинными конями и сверкающим блеском стекол вдруг неожиданно пронесется мимо какой-нибудь заглохнувшей бедной деревушки, не видавшей ничего, кроме сельской телеги, и долго
мужики стоят, зевая, с открытыми ртами, не надевая шапок, хотя давно уже унесся и
пропал из виду дивный экипаж.
Впрочем, можно догадываться, что оно выражено было очень метко, потому что Чичиков, хотя
мужик давно уже
пропал из виду и много уехали вперед, однако ж все еще усмехался, сидя в бричке.
— Ах, Боже мой! — сказал Обломов. — Этого еще недоставало! Обломовка была в таком затишье, в стороне, а теперь ярмарка, большая дорога!
Мужики повадятся в город, к нам будут таскаться купцы — все
пропало! Беда!
Распоряжение это сделано под предлогом устранения пожарных случаев, но, в сущности, для того, чтоб ни одной минуты барской работы, даже для приготовления пищи, не
пропадало, так как и
мужики и бабы всю неделю ежедневно, за исключением праздников, ходят на барщину.
Но самое большое впечатление произвело на него обозрение Пулковской обсерватории. Он купил и себе ручной телескоп, но это совсем не то. В Пулковскую трубу на луне «как на ладони видно: горы,
пропасти, овраги… Одним словом — целый мир, как наша земля. Так и ждешь, что вот — вот поедет
мужик с телегой… А кажется маленькой потому, что, понимаешь, тысячи, десятки тысяч… Нет, что я говорю: миллионы миллионов миль отделяют от луны нашу землю».
Вот подойдет осень, и пойдет народ опять в кабалу к Устюжанинову, а какая это работа: молодые ребята балуются на фабрике,
мужики изробливаются к пятидесяти годам, а про баб и говорить нечего, — которая пошла на фабрику, та и
пропала.
Те подползли и поднялись на ноги — и все таким образом вошли в моленную. Народу в ней оказалось человек двести. При появлении священника и чиновника в вицмундире все, точно по команде, потупили головы. Стоявший впереди и наряженный даже в епитрахиль
мужик мгновенно стушевался; епитрахили на нем не стало, и сам он очутился между другими
мужиками, но не
пропал он для глаз священника.
Усталая, она замолчала, оглянулась. В грудь ей спокойно легла уверенность, что ее слова не
пропадут бесполезно.
Мужики смотрели на нее, ожидая еще чего-то. Петр сложил руки на груди, прищурил глаза, и на пестром лице его дрожала улыбка. Степан, облокотясь одной рукой на стол, весь подался вперед, вытянул шею и как бы все еще слушал. Тень лежала на лице его, и от этого оно казалось более законченным. Его жена, сидя рядом с матерью, согнулась, положив локти на колена, и смотрела под ноги себе.
Не говоря уже о том, что иначе я
пропаду со скуки, одичаю, но, сверх того, я положительно не понимаю, почему я обязан воздерживаться от собеседований с
мужиком?
— За какую ты работу взялся —
пропадешь!
Мужики эти…
— Да как же можно, батюшка,
мужику господскому свои деньги объявить? Неравен случай, и всех денег решится! Вот с дворником в дела вошел, да и ошибся. Где же ему с ним судиться! Так и
пропали деньги; а с помещиком-то уж и вовсе квит как-раз будет.
Право, если б я был живописцем, вот бы я какую картину написал: образованный человек стоит перед
мужиком и кланяется ему низко: вылечи, мол, меня, батюшка-мужичок, я
пропадаю от болести; а
мужик в свою очередь низко кланяется образованному человеку: научи, мол, меня, батюшка — барин, я
пропадаю от темноты.
— Беги, черт сиволапый, лови его, поколя не ушел, а то шуба
пропадет! — посоветовал другой барышник
мужику, который бросился в толпу, но мартышки с шубой и след простыл… Рыжий барышник с товарищами направился в трактир спрыснуть успешное дельце.
— Братцы, — говорил бедный
мужик задыхающимся голосом, — братцы! Что вы со мною сделали?.. Куды я пойду теперь?.. Братцы, если в вас душа есть, отдайте мне мою лошаденку… куды она вам?.. Ребятишки, вишь, у меня махонькие…
пропадем мы без нее совсем… братцы, в Христа вы не веруете!..
— Нет, не сродственник: земляк; да больно жаль мне его, пуще брата… то есть вот как жаль!.. Мужик-то такой добрый, славный, смирный!.. Его совсем, как есть, заест теперь управляющий… эка, право, горемычная его доля… да что толковать, совсем он
пропал без лошади…
— Ну,
пропал, совсем
пропал мужик, — произнес тот после некоторого молчания, — невесть что с ним станется. Никита заест его… эка, право, мужик-ат этот лихобойный, бессчастный!..
Потом наступило время учиться, и оригинальный
мужик с большой головою
пропал у меня из вида.
— Да; на другой день пристав приехал, расспросил обо мне и послал к графине: действительно ли я с нею? Оттуда дворник их знакомого художника прислал, тот поручился, меня и отпустили. А у
мужика там, в части, рубль
пропал. Он после сказал мне: «Это твоя вина, — я за тебя заключался, — ты должен мне воротить», — я отдал…
— Подлости говорят и бесстыдство: я это ненавижу; а потом с
мужиком скандал вышел — все и
пропало.
Пестрая ватага из женщин,
мужиков и ребят тянулась за околицу движущеюся узорчатою каймою, огибала бесконечное поле ржи, исчезала потом за косогором,
пропадала вовсе и уже спустя немалое время появлялась, как сверкающее пятно, на белевшей вдалеке церковной паперти.
Ноги даже в калошах зябнут и застывают. Крестьяне решительно отказались топить школу. Они и детей-то посылают учиться только для того, чтобы даром не
пропадал гривенник, который земство взимает на нужды народного образования. Приходится топить остатками забора и брать взаймы охапками у фельдшера. Тому — житье. Однажды
мужики попробовали было и его оставить без дров, а он взял и прогнал наутро всех больных, пришедших на пункт. И дрова в тот же день явились сами собой.
Да, добрый был
мужик, но, видно, судьба ему судила
пропадать промежду двумя шинками… А все-таки человек был веселый и все, бывало, песни поет. Весь, бывало, пропьется, и баба сердитая дома дожидается, а он как песню или прибаутку сложил, так думает, что горе избыл. Так и теперь: лежит себе в телеге и поет во все горло, что даже лягушки с берега кидаются в воду...
Это первый раз собрали мы всех знакомых нам
мужиков, устроив как бы смотр им, и впервые видели воочию, что работа наша не
пропала да и не
пропадёт теперь.
— То-то вот — «все ж таки». Как это ты мог сказать: не мое делом? А если, упаси господи, беда якая случится?.. Жаль
мужика,
пропадает ни за грош, — совсем уж другим тоном обратился сотский ко мне. — Трудящий он, старательный человяка… И уж чего-чего он ни делал: к попу водил свою Ониську отчитывать, господину вряднику жалобу приносил… ничего пользы нет. Он и к Недильке даже ходил…
— Тьфу ты
пропасть!.. Не нашла она чище сиволапого… Да за такой пароход и не
мужик бы со всяким усердием.
Ну, думаю,
пропало мое дело; теперь уж не набежит на меня; либо товарищу стрелять, либе через
мужиков пойдет, а уж не на меня.
Мой отец к крутым, понудительным мерам не обращался, то есть «людей не стегал», как говорили
мужики, но он настоял на том, что крестьяне должны были вспахать свои участки земли в яровых клинах и засеяли их выданными им заимообразными семенами, с обязательством возвратить семена из урожая. Но возвращать было не из чего: просфорное тесто ушло недаром — никакого урожая не было. Все посеянное
пропало.
После ссоры и спора из-за коровы между бабами и
мужиками — в избе вдруг
пропадает хлебный нож!..
Я помню, как отец один раз, придя к столу, за которым все мы сидели у вечернего чая, сказал матери, что сейчас, когда он распоряжался работами, староста Дементий объявил ему, что
мужики боятся сеять «яровые», потому что птичница Аграфена и другие старухи на деревне «прорекают голод» и поэтому страшно, что семена в земле
пропадут.
К осени
мужик порадовался на свои лозины: шесть штук принялись. На другую весну овцы обгрызли четыре лозины, и две только остались. На другую весну и эти обгрызли овцы. Одна совсем
пропала, а другая справилась, стала окореняться и разрослась деревом. Но веснам пчелы гудьмя гудели на лозине. В роевщину часто на лозину сажались рои, и
мужики огребали их. Бабы и
мужики часто завтракали и спали под лозиной; а ребята лазили на нее и выламывали из нее прутья.
Дни шли. Варвара Васильевна с утра до вечера
пропадала в окрестных деревнях, лечила
мужиков, принимала их на дому с черного хода. Сергей ушел в книги. Таня тоже много читала, но начинала скучать.
Александр Яковлевич Шкот — сын «старого Шкота» (Джемса), после которого у Перовского служили Веригин и известный «аболиционист» Журавский, — многократно рассказывал, какие хлопоты перенес его отец, желая научить русских
мужиков пахать землю как следует, и от каких, по-видимому, неважных и пустых причин все эти хлопоты не только
пропали без всякой пользы, но еще едва не сделали его виноватым в преступлении, о котором он никогда не думал.
— Милая! Как же не жалко? Ведь сам всех выходил. Любовался на них, как на красное солнышко. А ныне вот — что продаю, что сами приели. Никогда столько
мужик убоины не жрал, как сейчас. Плачем, милая, — плачем, давимся, а едим! Не
пропадать же добру!
Не то, что ваш брат, глупый
мужик, но и благородные и образованные
пропадают.
Зачем скрывать то, что мы все знаем, что между нами, господами, и
мужиками лежит
пропасть?
Это две различные касты. Хотя переход из одной в другую и возможен, но до тех пор, пока переход не совершился, разделение существует самое резкое, и между господином и
мужиком такая же
пропасть, как между кшетрием и парием.