Неточные совпадения
А князь опять больнехонек…
Чтоб только время выиграть,
Придумать: как тут быть,
Которая-то барыня
(Должно быть, белокурая:
Она ему, сердечному,
Слыхал я, терла щеткою
В то время левый бок)
Возьми и брякни барину,
Что
мужиков помещикам
Велели воротить!
Поверил! Проще малого
Ребенка стал старинушка,
Как паралич расшиб!
Заплакал! пред иконами
Со всей семьею молится,
Велит служить молебствие,
Звонить в колокола!
— Мое мнение только то, — отвечал Левин, — что эти вертящиеся столы доказывают, что так называемое образованное общество не выше
мужиков. Они
верят в глаз, и в порчу, и в привороты, а мы….
По неопределенным ответам на вопрос о том, сколько было сена на главном лугу, по поспешности старосты, разделившего сено без спросу, по всему тону
мужика Левин понял, что в этом дележе сена что-то нечисто, и решился съездить сам
поверить дело.
Мужик убежит, модный сектант убежит — лакей чужой мысли, — потому ему только кончик пальчика показать, как мичману Дырке, так он на всю жизнь во что хотите
поверит.
— Разве
мужик может
верить им? Видел ты когда-нибудь с их стороны заботу об нас? Одна у них забота — шкуру драть с
мужика. Какую выгоду себе получил? Нам от них — нет выгоды, есть только убыток силы.
— Не
верю, — понимаешь! Над попом стоит епископ, над епископом — синод, затем является патриарх, эдакий, знаешь, Исидор, униат. Церковь наша организуется по-римски, по-католически, возьмет
мужика за горло, как в Испании, в Италии, — а?
— Наивно не
верить. Вы, вероятно, притворяетесь, фальшивите. А представьте, что среди солдат, которых офицер ведет на врага, четверо были выпороты этим офицером в 907 году. И почти в любой роте возможны родственники
мужиков или рабочих, выпоротых или расстрелянных в годы революции.
Она все допрашивала: «Чего они обещают?» И уговаривает: «Вы,
мужики, не
верьте.
— В деревне я чувствовала, что, хотя делаю работу объективно необходимую, но не нужную моему хозяину и он терпит меня, только как ворону на огороде. Мой хозяин безграмотный, но по-своему умный
мужик, очень хороший актер и человек, который чувствует себя первейшим, самым необходимым работником на земле. В то же время он догадывается, что поставлен в ложную, унизительную позицию слуги всех господ. Науке, которую я вколачиваю в головы его детей, он не
верит: он вообще неверующий…
—
Мужик попа не любит, не
верит ему, поп — тот же мироед, и — вдруг?
Самгин привык не
верить писателям, не
верил и
мужикам.
Если же не это, так он звал Обломова в деревню,
поверить свои дела, встряхнуть запущенную жизнь
мужиков,
поверить и определить свой доход и при себе распорядиться постройкой нового дома.
— Если даже я и поеду, — продолжал Обломов, — то ведь решительно из этого ничего не выйдет: я толку не добьюсь;
мужики меня обманут; староста скажет, что хочет, — я должен
верить всему; денег даст, сколько вздумает. Ах, Андрея нет здесь: он бы все уладил! — с огорчением прибавил он.
Тит Никоныч был джентльмен по своей природе. У него было тут же, в губернии, душ двести пятьдесят или триста — он хорошенько не знал, никогда в имение не заглядывал и предоставлял крестьянам делать, что хотят, и платить ему оброку, сколько им заблагорассудится. Никогда он их не
поверял. Возьмет стыдливо привезенные деньги, не считая, положит в бюро, а
мужикам махнет рукой, чтоб ехали, куда хотят.
Мужики молчали, как бы не понимая или не
веря.
Нехлюдов слушал и вместе с тем оглядывал и низкую койку с соломенным тюфяком, и окно с толстой железной решеткой, и грязные отсыревшие и замазанные стены, и жалкое лицо и фигуру несчастного, изуродованного
мужика в котах и халате, и ему всё становилось грустнее и грустнее; не хотелось
верить, чтобы было правда то, что рассказывал этот добродушный человек, — так было ужасно думать, что могли люди ни за что, только за то, что его же обидели, схватить человека и, одев его в арестантскую одежду, посадить в это ужасное место.
Я довольно нагляделся, как страшное сознание крепостного состояния убивает, отравляет существование дворовых, как оно гнетет, одуряет их душу.
Мужики, особенно оброчные, меньше чувствуют личную неволю, они как-то умеют не
верить своему полному рабству. Но тут, сидя на грязном залавке передней с утра до ночи или стоя с тарелкой за столом, — нет места сомнению.
Потом стали толковать о каких-то «золотых грамотах», которые появлялись нивесть откуда на дорогах, в полях, на заборах, будто «от самого царя», и которым
верили мужики, а паны не
верили,
мужики осмеливались, а паны боялись… Затем грянула поразительная история о «рогатом попе»…
Но он
верил, что русский
мужик спасет мир от торжествующего мещанства, которое он видел и в западном социализме, и у рабочих Европы.
Но все-таки в своей щедрости мы, кажется, хватили через край; можно было бы «из уважения», как говорят
мужики, отдать японцам пять-шесть Курильских островов, ближайших к Японии, а мы отдали 22 острова, которые, если
верить японцам, приносят им теперь миллион ежегодного дохода.]
Рабочие хотя и потешались над Оксей, но в душе все глубоко
верили в существование золотой свиньи, и легенда о ней разрасталась все шире. Разве старец-то стал бы зря говорить?.. В казенное время всячина бывала, хотя нашедший золотую свинью
мужик и оказал бы себя круглым дураком.
— Это под Горюном проклятый солдат ему подвел девку, — объясняла Парасковья Ивановна, знавшая решительно все, не выходя из комнаты. — Выискался пес… А еще как тосковал-то Самойло Евтихыч, вчуже жаль, а тут вон на какое художество повернул.
Верь им, мужчинам, после этого. С Анфисой-то Егоровной душа в душу всю жизнь прожил, а тут сразу обернул на другое… Все мужики-то, видно, на одну колодку. Я вот про своего Ефима Андреича так же думаю: помри я, и…
«Отечественные Записки» в неистовство приходят, и очень естественно: они так
верили в его талант, так много возлагали на него надежд, вдруг он пишет, что
мужиков надо сечь, и, наконец, какого-то пророка из себя хочет представить, всех поучает, что такое с ним?
— Посижу — выйду. Опять пойду. А что до
мужиков — раз свяжут, два, да и поймут, — не вязать надо меня, а — слушать. Я скажу им: «Вы мне не
верьте, вы только слушайте». А будут слушать —
поверят!
— Не беспокойтесь! — утешил его Николай. — Не придется вам вязать
мужиков, — уж
поверьте!..
Адвокат взялся за дело не столько из-за денег, которые он мог получить, сколько из-зa того, что
поверил Ивану и был возмущен тем, как бессовестно обманули
мужика.
Он всё попадал на опытных городских жителей, которые знали обычные проделки
мужиков, продающих дрова, и не
верили тому, что он привез, как он уверял, дрова из деревни.
— Очень уж много этих наук нынче развелось — поубавить бы! Наукам
верят, а в Бога не
верят. Даже
мужики — и те в ученые норовят.
12-го декабря. Прочитал в газетах, что будто одному
мужику, стоявшему наклонясь над водой, вскочила в рот небольшая щука и, застряв жабрами, не могла быть вытащена, отчего сей ротозей и умер. Чему же после сего в России
верить нельзя?
Верю и про профессора.
— Евгенья Петровна! — заговорил он тихо и жалобно. — Ну, пожалей же меня! Полюби! Как нищий, прошу, — во всём
поверю тебе, всё буду делать, как велишь! Скажи мне: отдай всё
мужикам, — отдам я!
— Извините меня. Я не могу говорить об этом хладнокровно. Но вы сейчас спрашивали меня, люблю ли я свою родину? Что же другое можно любить на земле? Что одно неизменно, что выше всех сомнений, чему нельзя не
верить после Бога? И когда эта родина нуждается в тебе… Заметьте: последний
мужик, последний нищий в Болгарии и я — мы желаем одного и того же. У всех у нас одна цель. Поймите, какую это дает уверенность и крепость!
Когда он успел туда прыгнуть, я и не видал. А медведя не было, только виднелась громадная яма в снегу, из которой шел легкий пар, и показалась спина и голова Китаева. Разбросали снег, Китаев и лесник вытащили громадного зверя, в нем было, как сразу определил Китаев, и оказалось верно, — шестнадцать пудов. Обе пули попали в сердце. Меня поздравляли, целовали, дивились на меня
мужики, а я все еще не
верил, что именно я, один я, убил медведя!
«Ничего, авось, небось и как-нибудь», так часто произносимые русским
мужиком, повторяются им точно так же, если хотите, когда он у себя дома; в последнем случае, однако ж, слова эти выражают,
поверьте, скорее торопливость, желание сработать больше, сбыть выгоднее, чем беспечность или нерадение.
А если
верить старику Державину, то можно было видеть
мужика, который у всех на глазах"ел добры щи и пиво пил"!
Маша бывала не рада его приезду, не
верила ему и в то же время советовалась с ним; когда он, выспавшись после обеда и вставши не в духе, дурно отзывался о нашем хозяйстве или выражал сожаление, что купил Дубечню, которая принесла ему уже столько убытков, то на лице у бедной Маши выражалась тоска; она жаловалась ему, он зевал и говорил, что
мужиков надо драть.
Каким бы неуклюжим зверем ни казался
мужик, идя за своею сохой, и как бы он ни дурманил себя водкой, все же, приглядываясь к нему поближе, чувствуешь, что в нем есть то нужное и очень важное, чего нет, например, в Маше и в докторе, а именно, он
верит, что главное на земле — правда и что спасение его и всего народа в одной лишь правде, и потому больше всего на свете он любит справедливость.
— Очень
верю, граф… голодные
мужики очень неприятны, но и мне, граф, тоже многое очень неприятно…
Все умные люди понимали, что лошади Дон-Кихота не могли быть обыкновенными лошадьми и, зная, что Зинка
мужик лукавый, охотнее
верили другому сказанию, что они, то есть Дон-Кихот и Зинка, где-то далеко, в каком-то дремучем лесу, чуть не под Киевом, сварили своих старых лошадей в котле с наговорами и причитаниями по большой книге и, повинуясь этим заклинаниям, из котла в образе прежних их лошадей предстали два духа, не стареющие и не знающие устали.
— Мы, Пахомыч, — сказал рыжий
мужик, — захватили одного живьем. Кто его знает? баит по-нашему и стоит в том, что он православный. Он наговорил нам с три короба: вишь, ушел из Москвы, и русской-то он офицер, и вовсе не якшается с нашими злодеями, и то и се, и дьявол его знает! Да все лжет, проклятый! не
верьте; он притоманный француз.
— Ну, Андрюша! — сказал старый крестьянин, — слушал я, брат, тебя: не в батюшку ты пошел! Тот был
мужик умный: а ты, глупая голова, всякой нехристи
веришь! Счастлив этот краснобай, что не я его возил: побывал бы он у меня в городском остроге. Эк он подъехал с каким подвохом, проклятый! Да нет, ребята! старого воробья на мякине не обманешь: ведь этот проезжий — шпион.
— Скажите мне, Василь Василич, как это так происходит: в каком бы глухом месте, в лесу или в овраге, ни лежало мертвое тело, а уж непременно обнаружится, дотлеть не успеет. Если мне не
верите, любого
мужика спросите, то же вам скажет.
— Вы говорите — у вас вера, — сказал дьякон. — Какая это вера? А вот у меня есть дядька-поп, так тот так
верит, что когда в засуху идет в поле дождя просить, то берет с собой дождевой зонтик и кожаное пальто, чтобы его на обратном пути дождик не промочил. Вот это вера! Когда он говорит о Христе, так от него сияние идет и все бабы и
мужики навзрыд плачут. Он бы и тучу эту остановил и всякую бы вашу силу обратил в бегство. Да… Вера горами двигает.
Вообще вся его личность много помогала ему в его делах. Кредитор, который отказал бы другому,
верил ему. Приказчик, староста,
мужик, который сделал бы гадость, обманул бы другого, забывал обмануть под приятным впечатлением общения с добрым, простым, и главное, открытым человеком.
— В живого такого
мужика — не
верю! — упрямо говорила полуслепая Ольга, сидя рядом со снохой на диване, где возился и кричал её двухлетний сын Платон. — Это нарочно выдумано, для примера…
Мужик очень
верит в царя, единого господина всей земли и всех богатств.
— Не имею причины вам не
верить. Да, впрочем, ведь теперь такая полоса нашла. И литература — и та возводит
мужика в какой-то перл творения.
— Хоть
верьте, хоть нет, я не про то его хвалю, что земляк он мне… да вот, братцы, спросите… — С этими словами указал он на
мужика в красной александринской рубахе, подходившего к их кружку. — Знаешь, Пантюха, — крикнул он ему, когда тот мог слышать, — знаешь, беда какая… подь скорей сюда…
Они рады бы, может статься, особливо барин, в чем помочь
мужикам своим, да, вишь, от них все шито да крыто; им сказывают: то хорошо, другое хорошо, знатно, мол, жить вашим крестьянам, ну и ладно, они тому и
верят, а господа хорошие, грех сказать; кабы они видали, примерно, что
мужики в обиде живут от управляющего да нужду всяческу терпят, так, вестимо, того бы не попустили…
— Хочешь ли ты указать мне, что ради праха и золы погубил я душу мою, — этого ли хочешь? Не
верю, не хочу унижения твоего, не по твоей воле горит, а
мужики это подожгли по злобе на меня и на Титова! Не потому не
верю в гнев твой, что я не достоин его, а потому, что гнев такой не достоин тебя! Не хотел ты подать мне помощи твоей в нужный час, бессильному, против греха. Ты виноват, а не я! Я вошёл в грех, как в тёмный лес, до меня он вырос, и — где мне найти свободу от него?
Совсем на
верил Ларион в чертей; помню, на гумне, споря с мужиками-раскольниками, кричал он им...