Неточные совпадения
Выйдя очень
молодым блестящим
офицером из школы, он сразу попал в колею богатых петербургских военных. Хотя он и ездил изредка в петербургский свет, все любовные интересы его были вне света.
— Я не говорю
офицеры, просто два позавтракавшие
молодые человека…
На платформе раздалось Боже Царя храни, потом крики: ура! и живио! Один из добровольцев, высокий, очень
молодой человек с ввалившеюся грудью, особенно заметно кланялся, махая над головой войлочною шляпой и букетом. За ним высовывались, кланяясь тоже, два
офицера и пожилой человек с большой бородой в засаленной фуражке.
— Да, кажется, вот так: «Стройны, дескать, наши
молодые джигиты, и кафтаны на них серебром выложены, а
молодой русский
офицер стройнее их, и галуны на нем золотые. Он как тополь между ними; только не расти, не цвести ему в нашем саду». Печорин встал, поклонился ей, приложив руку ко лбу и сердцу, и просил меня отвечать ей, я хорошо знаю по-ихнему и перевел его ответ.
Раз, осенью, пришел транспорт с провиантом; в транспорте был
офицер,
молодой человек лет двадцати пяти.
Сосед, принадлежавший к фамилии отставных штаб-офицеров, брандеров, выражался о нем лаконическим выраженьем: «Естественнейший скотина!» Генерал, проживавший в десяти верстах, говорил: «
Молодой человек, неглупый, но много забрал себе в голову.
Но ехать домой он не думал и не поехал, а всю весну, до экзаменов, прожил, аккуратно посещая университет, усердно занимаясь дома. Изредка, по субботам, заходил к Прейсу, но там было скучно, хотя явились новые люди: какой-то студент института гражданских инженеров, длинный, с деревянным лицом, драгун,
офицер Сумского полка, очень франтоватый, но все-таки похожий на
молодого купчика, который оделся военным скуки ради. Там все считали; Тагильский лениво подавал цифры...
— Ваша фамилия? — строго повторил
офицер,
молодой, с лицом очень бледным и сверкающими глазами. Самгин нащупал очки и, вздохнув, назвал себя.
Были актрисы, адвокаты,
молодые литераторы, два
офицера саперного батальона, был старичок с орденом на шее и с
молодой женой, мягкой, румяной, точно оладья, преобладала молодежь, студенты, какие-то юноши мелкого роста, одетые франтовато.
— Ваша фамилия? — спросил его жандармский
офицер и, отступив от кровати на шаг, встал рядом с человеком в судейском мундире; сбоку от них стоял
молодой солдат, подняв руку со свечой без подсвечника, освещая лицо Клима; дверь в столовую закрывала фигура другого жандарма.
Кто же, кто? Из окрестных помещиков, кроме Тушина, никого нет — с кем бы она видалась, говорила. С городскими
молодыми людьми она видится только на бале у откупщика, у вице-губернатора, раза два в зиму, и они мало посещают дом.
Офицеры, советники — давно потеряли надежду понравиться ей, и она с ними почти никогда не говорит.
В одном весьма честном доме случилось действительно и грешное и преступное дело; а именно жена одного известного и уважаемого человека вошла в тайную любовную связь с одним
молодым и богатым
офицером.
Вошел
молодой и красивый
офицер.
Может быть, у меня было лишь желание чем-нибудь кольнуть ее, сравнительно ужасно невинным, вроде того, что вот, дескать, барышня, а не в свое дело мешается, так вот не угодно ли, если уж непременно вмешаться хотите, самой встретиться с этим князем, с
молодым человеком, с петербургским
офицером, и ему передать, «если уж так захотели ввязываться в дела
молодых людей».
К нам повадился ходить в отель
офицер, не флотский, а морских войск, с «Спартана»,
молодой человек лет двадцати: он, кажется, тоже не прочь от приключений.
Помощник смотрителя был белокурый
молодой с нафабренными усами
офицер, распространяющий вокруг себя запах цветочного одеколона.
Нехлюдов слушал, не вступая в разговор, и, как бывший
офицер, понимал, хоть и не признавал, доводы
молодого Чарского, но вместе с тем невольно сопоставлял с
офицером, убившим другого, того арестанта красавца-юношу, которого он видел в тюрьме и который был приговорен к каторге за убийство в драке.
Вот там
молодой блестящий
офицер высшего общества, едва начинающий свою жизнь и карьеру, подло, в тиши, безо всякого угрызения совести, зарезывает мелкого чиновника, отчасти бывшего своего благодетеля, и служанку его, чтобы похитить свой долговой документ, а вместе и остальные денежки чиновника: „пригодятся-де для великосветских моих удовольствий и для карьеры моей впереди“.
Но вот мальчик уже юноша, уже
молодой человек,
офицер; за буйные поступки и за вызов на поединок ссылают его в один из отдаленных пограничных городков нашей благодатной России.
— Да какой же он
молодой, да и не
офицер он вовсе; нет, сударь, не ему, а миусовскому племяннику этому, молодому-то… вот только имя забыл.
Тут были развязные
молодые помещики в венгерках и серых панталонах, с длинными висками и намасленными усиками, благородно и смело взиравшие кругом; другие дворяне в казакинах, с необыкновенно короткими шеями и заплывшими глазками, тут же мучительно сопели; купчики сидели в стороне, как говорится, «на чуку»;
офицеры свободно разговаривали друг с другом.
Верстах в пятнадцати от моего имения живет один мне знакомый человек,
молодой помещик, гвардейский
офицер в отставке, Аркадий Павлыч Пеночкин.
Компания имела человек пятьдесят или больше народа: более двадцати швей, — только шесть не участвовали в прогулке, — три пожилые женщины, с десяток детей, матери, сестры и братья швей, три
молодые человека, женихи: один был подмастерье часовщика, другой — мелкий торговец, и оба эти мало уступали манерами третьему, учителю уездного училища, человек пять других
молодых людей, разношерстных званий, между ними даже двое
офицеров, человек восемь университетских и медицинских студентов.
Однажды вечером, когда несколько
офицеров сидели у него, развалившись по диванам и куря из его янтарей, Гриша, его камердинер, подал ему письмо, коего надпись и печать тотчас поразили
молодого человека. Он поспешно его распечатал и прочел следующее...
Офицер,
молодой человек лет двадцати, вышел сам с ним на дорогу.
Дела о раскольниках были такого рода, что всего лучше было их совсем не подымать вновь, я их просмотрел и оставил в покое. Напротив, дела о злоупотреблении помещичьей власти следовало сильно перетряхнуть; я сделал все, что мог, и одержал несколько побед на этом вязком поприще, освободил от преследования одну
молодую девушку и отдал под опеку одного морского
офицера. Это, кажется, единственная заслуга моя по служебной части.
Он участвовал в убийстве Павла, будучи
молодым семеновским
офицером, и потом был замешан в непонятное и необъясненное дело Сперанского в 1812 году.
Офицер ожидал меня во всей форме, с белыми отворотами, с кивером без чехла, с лядункой через плечо, со всякими шнурками. Он сообщил мне, что архиерей разрешил священнику венчать, но велел предварительно показать метрическое свидетельство. Я отдал
офицеру свидетельство, а сам отправился к другому
молодому человеку, тоже из Московского университета. Он служил свои два губернских года, по новому положению, в канцелярии губернатора и пропадал от скуки.
Все
офицеры, и
молодые и старые, поголовно влюблялись в них, а майор Клобутицын даже основал дивизионную штаб-квартиру в селе, где жили Чепраковы.
Когда
молодые воротились в Веригино, захолустье гудело раздольем. От соседей переезжали к соседям, пили, ели, плясали до поздних петухов, спали вповалку и т. д. Кроме того, в уездном городе господа
офицеры устраивали на Масленице большой танцевальный вечер, на который был приглашен решительно весь уезд, да предстоял folle journйe у предводителя Струнникова.
В одно время здесь собралась группа молодежи. Тут был, во — первых, сын капитана,
молодой артиллерийский
офицер. Мы помнили его еще кадетом, потом юнкером артиллерийского училища. Года два он не приезжал, а потом явился новоиспеченным поручиком, в свежем с иголочки мундире, в блестящих эполетах и сам весь свежий, радостно сияющий новизной своего положения, какими-то обещаниями и ожиданиями на пороге новой жизни.
Был великий шум и скандал, на двор к нам пришла из дома Бетленга целая армия мужчин и женщин, ее вел
молодой красивый
офицер и, так как братья в момент преступления смирно гуляли по улице, ничего не зная о моем диком озорстве, — дедушка выпорол одного меня, отменно удовлетворив этим всех жителей Бетленгова дома.
Между ними находился один
молодой и очень красивый собой
офицер, очень веселый, очень разговорчивый; он поспешил заговорить с Аглаей и всеми силами старался обратить на себя ее внимание.
Но дом Марьи Дмитриевны не поступил в чужие руки, не вышел из ее рода, гнездо не разорилось: Леночка, превратившаяся в стройную, красивую девушку, и ее жених — белокурый гусарский
офицер, сын Марьи Дмитриевны, только что женившийся в Петербурге и вместе с
молодой женой приехавший на весну в О…, сестра его жены, шестнадцатилетняя институтка с алыми щеками и ясными глазками, Шурочка, тоже выросшая и похорошевшая, — вот какая молодежь оглашала смехом и говором стены калитинского дома.
Приехавши ночью, я не хотел будить женатых людей — здешних наших товарищей. Остановился на отводной квартире. Ты должен знать, что и Басаргин с августа месяца семьянин: женился на девушке 18 лет — Марье Алексеевне Мавриной, дочери служившего здесь
офицера инвалидной команды. Та самая, о которой нам еще в Петровском говорили. Она его любит, уважает, а он надеется сделать счастие
молодой своей жены…
Этих двух особ сопровождали: с одной стороны низенький
офицер в темно-зеленом сюртуке с белыми аксельбантами и
молодой человек весь в черном.
Против этой влюбленной парочки помещались трое пассажиров: отставной генерал, сухонький, опрятный старичок, нафиксатуаренный, с начесанными наперед височками; толстый помещик, снявший свой крахмальный воротник и все-таки задыхавшийся от жары и поминутно вытиравший мокрое лицо мокрым платком, и
молодой пехотный
офицер.
— Значит, теперь
молодой господин
офицер едет в К., чтобы немножко себе развлечься?
И еще приходили и уходили какие-то чиновники, курчавые
молодые люди в лакированных сапогах, несколько студентов, несколько
офицеров, которые страшно боялись уронить свое достоинство в глазах владетельницы и гостей публичного дома.
В дверях стояло двое штатских — их знали все
офицеры в полку, так как они бывали на вечерах в собрании: один — чиновник казначейства, а другой — брат судебного пристава, мелкий помещик, — оба очень приличные
молодые люди.
Вольноопределяющийся Фокин, с университетским значком на груди, стоит перед унтер-офицером в почтительной позе. Но его
молодые серые глаза искрятся веселой насмешкой.
В половине четвертого к Ромашову заехал полковой адъютант, поручик Федоровский. Это был высокий и, как выражались полковые дамы, представительный
молодой человек с холодными глазами и с усами, продолженными до плеч густыми подусниками. Он держал себя преувеличенно-вежливого строго-официально с младшими
офицерами, ни с кем не дружил и был высокого мнения о своем служебном положении. Ротные командиры в нем заискивали.
Направо от двери, около кривого сального стола, на котором стояло два самовара с позеленелой кое-где медью, и разложен был сахар в разных бумагах, сидела главная группа:
молодой безусый
офицер в новом стеганом архалуке, наверное сделанном из женского капота, доливал чайник; человека 4 таких же молоденьких
офицеров находились в разных углах комнаты: один из них, подложив под голову какую-то шубу, спал на диване; другой, стоя у стола, резал жареную баранину безрукому
офицеру, сидевшему у стола.
На другой день вечером опять егерская музыка играла на бульваре, и опять
офицеры, юнкера, солдаты и
молодые женщины празднично гуляли около павильона и по нижним дорожкам из цветущих душистых белых акаций.
Станция была полна народом, когда Козельцов подъехал к ней. Первое лицо, встретившееся ему еще на крыльце, был худощавый, очень
молодой человек, смотритель, который перебранивался с следовавшими за ним двумя
офицерами.
По большой аллее бульвара ходили всяких сортов
офицеры и всяких сортов женщины, изредка в шляпках, большей частью в платочках (были и без платочков и без шляпок), но ни одной не было старой, а все
молодые.
В пискливом тоне голоса и в пятновидном свежем румянце, набежавшем на
молодое лицо этого
офицера в то время, как он говорил, видна была эта милая
молодая робость человека, который беспрестанно боится, что не так выходит его каждое слово.
Поближе к огню и кровати
офицера расположились люди позначительнее — два фейерверкера: один — седой, старый, со всеми медалями и крестами, исключая георгиевского; другой —
молодой из кантонистов, куривший верченые папироски.
На другом углу стола, за тарелками котлет с горошком и бутылкой кислого крымского вина, называемого «бордо», сидят два пехотных
офицера: один
молодой, с красным воротником и с двумя звездочками на шинели, рассказывает другому, старому, с черным воротником и без звездочек, про альминское дело.
А вот в кружке французских
офицеров, наш
молодой кавалерийской
офицер так и рассыпается французским парикмахерским жаргоном. Речь идет о каком-то comte Sazonoff, que j’ai beaucoup connu, m-r, [графе Сазонове, которого я хорошо знал, сударь,] — говорит французский
офицер с одним эполетом: — c’est un de ces vrais comtes russes, comme nous les aimons. [Это один из настоящих русских графов, из тех, которых мы любим.]