Неточные совпадения
Аммос Федорович. Помилуйте, как можно! и без того это такая честь… Конечно, слабыми моими силами, рвением и усердием к начальству… постараюсь заслужить… (Приподымается со стула, вытянувшись и
руки по швам.)Не
смею более беспокоить своим присутствием. Не будет ли какого приказанья?
Милон(отталкивая от Софьи Еремеевну, которая за нее было уцепилась, кричит к людям, имея в
руке обнаженную шпагу). Не
смей никто подойти ко мне!
Как ни были забиты обыватели, но и они восчувствовали. До сих пор разрушались только дела
рук человеческих, теперь же очередь доходила до дела извечного, нерукотворного. Многие разинули рты, чтоб возроптать, но он даже не
заметил этого колебания, а только как бы удивился, зачем люди мешкают.
Район, который обнимал кругозор этого идиота, был очень узок; вне этого района можно было и болтать
руками, и громко говорить, и дышать, и даже ходить распоясавшись; он ничего не
замечал; внутри района — можно было только маршировать.
Не позаботясь даже о том, чтобы проводить от себя Бетси, забыв все свои решения, не спрашивая, когда можно, где муж, Вронский тотчас же поехал к Карениным. Он вбежал на лестницу, никого и ничего не видя, и быстрым шагом, едва удерживаясь от бега, вошел в ее комнату. И не думая и не
замечая того, есть кто в комнате или нет, он обнял ее и стал покрывать поцелуями ее лицо,
руки и шею.
― Не угодно ли? ― Он указал на кресло у письменного уложенного бумагами стола и сам сел на председательское место, потирая маленькие
руки с короткими, обросшими белыми волосами пальцами, и склонив на бок голову. Но, только что он успокоился в своей позе, как над столом пролетела
моль. Адвокат с быстротой, которой нельзя было ожидать от него, рознял
руки, поймал
моль и опять принял прежнее положение.
― Левин! ― сказал Степан Аркадьич, и Левин
заметил, что у него на глазах были не слезы, а влажность, как это всегда бывало у него, или когда он выпил, или когда он расчувствовался. Нынче было то и другое. ― Левин, не уходи, ― сказал он и крепко сжал его
руку за локоть, очевидно ни за что не желая выпустить его.
Адвокат опустил глаза на ноги Алексея Александровича, чувствуя, что он видом своей неудержимой радости может оскорбить клиента. Он посмотрел на
моль, пролетевшую пред его носом, и дернулся
рукой, но не поймал ее из уважения к положению Алексея Александровича.
Как ни казенна была эта фраза, Каренина, видимо, от души поверила и порадовалась этому. Она покраснела, слегка нагнулась, подставила свое лицо губам графини, опять выпрямилась и с тою же улыбкой, волновавшеюся между губами и глазами, подала
руку Вронскому. Он пожал маленькую ему поданную
руку и, как чему-то особенному, обрадовался тому энергическому пожатию, с которым она крепко и
смело тряхнула его
руку. Она вышла быстрою походкой, так странно легко носившею ее довольно полное тело.
Но Левин, нахмурившись, делал вид, что не
замечает его
руки, и вынимал вальдшнепов.
Левин молчал, поглядывая на незнакомые ему лица двух товарищей Облонского и в особенности на
руку элегантного Гриневича, с такими белыми длинными пальцами, с такими длинными, желтыми, загибавшимися в конце ногтями и такими огромными блестящими запонками на рубашке, что эти
руки, видимо, поглощали всё его внимание и не давали ему свободы мысли. Облонский тотчас
заметил это и улыбнулся.
— Да нет, да нет, нисколько, ты пойми меня, — опять дотрогиваясь до его
руки, сказал Степан Аркадьич, как будто он был уверен, что это прикосновение смягчает зятя. — Я только говорю одно: ее положение мучительно, и оно может быть облегчено тобой, и ты ничего не потеряешь. Я тебе всё так устрою, что ты не
заметишь. Ведь ты обещал.
«Неужели я нашел разрешение всего, неужели кончены теперь мои страдания?» думал Левин, шагая по пыльной дороге, не
замечая ни жару, ни усталости и испытывая чувство утоления долгого страдания. Чувство это было так радостно, что оно казалось ему невероятным. Он задыхался от волнення и, не в силах итти дальше, сошел с дороги в лес и сел в тени осин на нескошенную траву. Он снял с потной головы шляпу и лег, облокотившись на
руку, на сочную, лопушистую лесную траву.
И,
заметив полосу света, пробившуюся с боку одной из суконных стор, он весело скинул ноги с дивана, отыскал ими шитые женой (подарок ко дню рождения в прошлом году), обделанные в золотистый сафьян туфли и по старой, девятилетней привычке, не вставая, потянулся
рукой к тому месту, где в спальне у него висел халат.
Девочка, любимица отца, вбежала
смело, обняла его и смеясь повисла у него на шее, как всегда, радуясь на знакомый запах духов, распространявшийся от его бакенбард. Поцеловав его наконец в покрасневшее от наклоненного положения и сияющее нежностью лицо, девочка разняла
руки и хотела бежать назад; но отец удержал ее.
В середине мазурки, повторяя сложную фигуру, вновь выдуманную Корсунским, Анна вышла на середину круга, взяла двух кавалеров и подозвала к себе одну даму и Кити. Кити испуганно смотрела на нее, подходя. Анна прищурившись смотрела на нее и улыбнулась, пожав ей
руку. Но
заметив, что лицо Кити только выражением отчаяния и удивления ответило на ее улыбку, она отвернулась от нее и весело заговорила с другою дамой.
Княжна Варвара была тетка ее мужа, и она давно знала ее и не уважала. Она знала, что княжна Варвара всю жизнь свою провела приживалкой у богатых родственников; но то, что она жила теперь у Вронского, у чужого ей человека, оскорбило ее за родню мужа. Анна
заметила выражение лица Долли и смутилась, покраснела, выпустила из
рук амазонку и спотыкнулась на нее.
— Где вы
поместите княгиню? — сказал Вронский по-французски, обращаясь к Анне, и, не дождавшись ответа, еще раз поздоровался с Дарьей Александровной и теперь поцеловал ее
руку. — Я думаю, в большой балконной?
— Ну, если нынче нельзя не танцовать, так пойдемте, — сказала она, не
замечая поклона Вронского, и быстро подняла
руку на плечо Корсунского.
Анна, покрасневшая в ту минуту, как вошел сын,
заметив, что Сереже неловко, быстро вскочила, подняла с плеча сына
руку Алексея Александровича и, поцеловав сына, повела его на террасу и тотчас же вернулась.
Лодка закачалась, но я справился, и между нами началась отчаянная борьба; бешенство придавало мне силы, но я скоро
заметил, что уступаю моему противнику в ловкости… «Чего ты хочешь?» — закричал я, крепко сжав ее маленькие
руки; пальцы ее хрустели, но она не вскрикнула: ее змеиная натура выдержала эту пытку.
Его походка была небрежна и ленива, но я
заметил, что он не размахивал
руками — верный признак некоторой скрытности характера.
Он лежал в первой комнате на постели, подложив одну
руку под затылок, а другой держа погасшую трубку; дверь во вторую комнату была заперта на замок, и ключа в замке не было. Я все это тотчас
заметил… Я начал кашлять и постукивать каблуками о порог — только он притворялся, будто не слышит.
Я
поместил в этой книге только то, что относилось к пребыванию Печорина на Кавказе; в моих
руках осталась еще толстая тетрадь, где он рассказывает всю жизнь свою. Когда-нибудь и она явится на суд света; но теперь я не
смею взять на себя эту ответственность по многим важным причинам.
Лицо ее было покрыто тусклой бледностью, изобличавшей волнение душевное;
рука ее без цели бродила по столу, и я
заметил на ней легкий трепет; грудь ее то высоко поднималась, то, казалось, она удерживала дыхание.
Молча с Грушницким спустились мы с горы и прошли по бульвару, мимо окон дома, где скрылась наша красавица. Она сидела у окна. Грушницкий, дернув меня за
руку, бросил на нее один из тех мутно-нежных взглядов, которые так мало действуют на женщин. Я навел на нее лорнет и
заметил, что она от его взгляда улыбнулась, а что мой дерзкий лорнет рассердил ее не на шутку. И как, в самом деле,
смеет кавказский армеец наводить стеклышко на московскую княжну?..
Он слушал ее молча, опустив голову на
руки; но только я во все время не
заметил ни одной слезы на ресницах его: в самом ли деле он не мог плакать, или владел собою — не знаю; что до меня, то я ничего жальче этого не видывал.
— Ну, русака ты не поймаешь
рукою! —
заметил зять.
Сначала он принялся угождать во всяких незаметных мелочах: рассмотрел внимательно чинку перьев, какими писал он, и, приготовивши несколько по образцу их, клал ему всякий раз их под
руку; сдувал и
сметал со стола его песок и табак; завел новую тряпку для его чернильницы; отыскал где-то его шапку, прескверную шапку, какая когда-либо существовала в мире, и всякий раз клал ее возле него за минуту до окончания присутствия; чистил ему спину, если тот запачкал ее
мелом у стены, — но все это осталось решительно без всякого замечания, так, как будто ничего этого не было и делано.
— Здесь он еще что-то хотел выразить, но,
заметивши, что несколько зарапортовался, ковырнул только
рукою в воздухе и продолжал: — Тогда, конечно, деревня и уединение имели бы очень много приятностей.
Чичиков подошел к ручке Феодулии Ивановны, которую она почти впихнула ему в губы, причем он имел случай
заметить, что
руки были вымыты огуречным рассолом.
Засим вошли они в комнату. Порфирий подал свечи, и Чичиков
заметил в
руках хозяина неизвестно откуда взявшуюся колоду карт.
— Да что ж, барин, делать, время-то такое; кнута не видишь, такая потьма! — Сказавши это, он так покосил бричку, что Чичиков принужден был держаться обеими
руками. Тут только
заметил он, что Селифан подгулял.
Подъезжая ко двору, Чичиков
заметил на крыльце самого хозяина, который стоял в зеленом шалоновом сюртуке, приставив
руку ко лбу в виде зонтика над глазами, чтобы рассмотреть получше подъезжавший экипаж.
Юрисконсульт отвечал на это изображеньем неверности всего земного и дал тоже искусно
заметить, что журавль в небе ничего не значит, а нужно синицу в
руку.
Нужно
заметить, что у некоторых дам, — я говорю у некоторых, это не то, что у всех, — есть маленькая слабость: если они
заметят у себя что-нибудь особенно хорошее, лоб ли, рот ли,
руки ли, то уже думают, что лучшая часть лица их так первая и бросится всем в глаза и все вдруг заговорят в один голос: «Посмотрите, посмотрите, какой у ней прекрасный греческий нос!» или: «Какой правильный, очаровательный лоб!» У которой же хороши плечи, та уверена заранее, что все молодые люди будут совершенно восхищены и то и дело станут повторять в то время, когда она будет проходить мимо: «Ах, какие чудесные у этой плечи», — а на лицо, волосы, нос, лоб даже не взглянут, если же и взглянут, то как на что-то постороннее.
Проходивший поп снял шляпу, несколько мальчишек в замаранных рубашках протянули
руки, приговаривая: «Барин, подай сиротинке!» Кучер,
заметивши, что один из них был большой охотник становиться на запятки, хлыснул его кнутом, и бричка пошла прыгать по камням.
— Как, губернатор разбойник? — сказал Чичиков и совершенно не мог понять, как губернатор мог попасть в разбойники. — Признаюсь, этого я бы никак не подумал, — продолжал он. — Но позвольте, однако же,
заметить: поступки его совершенно не такие, напротив, скорее даже мягкости в нем много. — Тут он привел в доказательство даже кошельки, вышитые его собственными
руками, и отозвался с похвалою об ласковом выражении лица его.
Черные фраки мелькали и носились врознь и кучами там и там, как носятся мухи на белом сияющем рафинаде в пору жаркого июльского лета, когда старая ключница рубит и делит его на сверкающие обломки перед открытым окном; дети все глядят, собравшись вокруг, следя любопытно за движениями жестких
рук ее, подымающих молот, а воздушные эскадроны мух, поднятые легким воздухом, влетают
смело, как полные хозяева, и, пользуясь подслеповатостию старухи и солнцем, беспокоящим глаза ее, обсыпают лакомые куски где вразбитную, где густыми кучами.
Тут только, оглянувшись вокруг себя, он
заметил, что они ехали прекрасною рощей; миловидная березовая ограда тянулась у них справа и слева. Между дерев мелькала белая каменная церковь. В конце улицы показался господин, шедший к ним навстречу, в картузе, с суковатой палкой в
руке. Облизанный аглицкий пес на высоких ножках бежал перед ним.
Вдруг в один день, подходя к окну обычным порядком, с трубкой и чашкой в
руках,
заметил он во дворе движенье и некоторую суету.
He мысля гордый свет забавить,
Вниманье дружбы возлюбя,
Хотел бы я тебе представить
Залог достойнее тебя,
Достойнее души прекрасной,
Святой исполненной мечты,
Поэзии живой и ясной,
Высоких дум и простоты;
Но так и быть —
рукой пристрастной
Прими собранье пестрых глав,
Полусмешных, полупечальных,
Простонародных, идеальных,
Небрежный плод моих забав,
Бессонниц, легких вдохновений,
Незрелых и увядших лет,
Ума холодных наблюдений
И сердца горестных
замет.
Час от часу плененный боле
Красами Ольги молодой,
Владимир сладостной неволе
Предался полною душой.
Он вечно с ней. В ее покое
Они сидят в потемках двое;
Они в саду,
рука с
рукой,
Гуляют утренней порой;
И что ж? Любовью упоенный,
В смятенье нежного стыда,
Он только
смеет иногда,
Улыбкой Ольги ободренный,
Развитым локоном играть
Иль край одежды целовать.
Я
заметил ему это; но он отвечал, что оттого, что мы будем больше или меньше махать
руками, мы ничего не выиграем и не проиграем и все же далеко не уедем.
Должно быть,
заметив, что я прочел то, чего мне знать не нужно, папа положил мне
руку на плечо и легким движением показал направление прочь от стола. Я не понял, ласка ли это или замечание, на всякий же случай поцеловал большую жилистую
руку, которая лежала на моем плече.
Оглянешься на Карла Иваныча, — а он сидит себе с книгой в
руке и как будто ничего не
замечает.
— О чем? — сказал он с нетерпением. — А! о перчатках, — прибавил он совершенно равнодушно,
заметив мою
руку, — и точно нет; надо спросить у бабушки… что она скажет? — и, нимало не задумавшись, побежал вниз.
Бывало, он меня не
замечает, а я стою у двери и думаю: «Бедный, бедный старик! Нас много, мы играем, нам весело, а он — один-одинешенек, и никто-то его не приласкает. Правду он говорит, что он сирота. И история его жизни какая ужасная! Я помню, как он рассказывал ее Николаю — ужасно быть в его положении!» И так жалко станет, что, бывало, подойдешь к нему, возьмешь за
руку и скажешь: «Lieber [Милый (нем.).] Карл Иваныч!» Он любил, когда я ему говорил так; всегда приласкает, и видно, что растроган.
Несмотря на то, что княгиня поцеловала
руку бабушки, беспрестанно называла ее ma bonne tante, [моя добрая тетушка (фр.).] я
заметил, что бабушка была ею недовольна: она как-то особенно поднимала брови, слушая ее рассказ о том, почему князь Михайло никак не мог сам приехать поздравить бабушку, несмотря на сильнейшее желание; и, отвечая по-русски на французскую речь княгини, она сказала, особенно растягивая свои слова...
Староста, в сапогах и армяке внакидку, с бирками в
руке, издалека
заметив папа, снял свою поярковую шляпу, утирал рыжую голову и бороду полотенцем и покрикивал на баб.