Огни возмездия

Эван Уинтер, 2019

Тау и королева Циора в отчаянии – им никак не удается отсрочить нападение коренных жителей Ксидды. Им приходится разработать очень опасный план, успех которого даст королеве время, столь необходимое ей для сбора союзников. Но ее главная цель – полномасштабное наступление на столицу, где как «истинная» королева правит сестра Циоры. Если город падет, а Циора вернет себе трон и объединит свой народ – только тогда у Омехи появится шанс выжить в грядущих битвах.

Глава вторая

ХАФСА ЭКИН

Солнце еще не зашло, но Хафса Экин была уверена, что день закончится трагедией, которая уже началась и не замедлит продолжиться. Она спешила к внутреннему двору крепости, поглядывая вокруг — не встретится ли по пути кто-то, с кем можно было бы поделиться ужасными новостями. Ей сказали, что королева выйдет провожать Ихаше и Индлову на битву, но Хафса не исключала, что сначала им, возможно, придется драться прямо в крепости.

Генерал, которого она опекала, сбежал. Тот, кому она перевязала обрубленную руку и за кем она, стараясь, как могла, ухаживала все утро, бесследно исчез из лазарета. Стражники, которые его охраняли, были мертвы. Два ее лучших врача тоже погибли. Это было ужасно, непостижимо, но это было еще не все.

Хафса никогда не видела такого прежде, такое вообще мало кто видел, но она читала об этом в дневниках своего ордена, и скрюченные тела мертвецов с открытыми в беззвучном крике ртами сразу навели ее на вполне определенные мысли.

А уж когда она выяснила природу оружия, убившего стражей и врачей, ее страхи практически подтвердились.

Впадая с каждым вдохом во все большее отчаяние, она перешла с быстрого шага на бег. Хафса и торопилась, и боялась, что может оказаться в центре побоища, но еще больше она опасалась того, что уже опоздала.

Полуразрушенный двор с обожженными стенами и засыпанной землей трещиной, из которой, предположительно, появился дракон, был похож на муравейник. Солнце скрывали грозовые тучи, и брусчатка внутреннего двора крепости была скользкой от проливного дождя. День был туманным и словно бы нереальным, но по двору в организованном хаосе сновали самые разные бойцы в кожаных доспехах, серой форме и бронзовых латах.

Несколько солдат заметили ее, но у нее не было времени на жреческие приличия. Королева тоже была здесь, живая и здравствующая, и Хафсе хотелось, чтобы так было и впредь.

Рядом с королевой Циорой стояла ее визирь со своей дочерью Чибуйе. Королева сидела на корточках перед ребенком и улыбалась. Наблюдать за проявлением любви было так умиротворяюще.

Хафса никогда не хотела иметь детей, но с первых мгновений заговора в совете, когда визирь ворвалась в ее лазарет и отдала ей на попечение своего ребенка, она не могла перестать восхищаться яркой и улыбчивой Чибуйе.

Она заботилась о девочке в те дни, когда визирь непрестанно работала над восстановлением того, что разрушил советник Одили. И хотя сама Хафса была далека от того, чтобы делиться с родителями своими заботами, за время, проведенное с девочкой, она многое поняла о том, что такое воспитание детей, и чувствовала себя совершенно спокойно, зная, что Чибуйе с ней ничего не угрожает.

— Хафса! — воскликнула девочка, увидев ее.

Даже при всем ужасе и потерях этого дня от голоса Чибуйе у Хафсы поднялось настроение, и она помахала малышке, прежде чем встать на колени и склонить голову перед королевой.

— Это жрица Экин, ваше величество, — представила ее Нья, и в ее голосе отчетливо слышался вопрос: что Хафса здесь делает?

— Моя королева! — не поднимая головы, поприветствовала Хафса Циору и без промедления продолжила:

— Вам небезопасно здесь находиться.

— Объясни, — велела Нья.

— Встань, — приказала королева одновременно с визирем.

Хафса подняла голову. Нья смотрела на нее сурово, но взгляд королевы был более… мягким. Она не выглядела испуганной, но лишь потому, что пока не знала о том, что произошло.

— Стражники и двое врачей убиты. Генерал… — Хафса не знала, как сформулировать то, что хотела сказать. — Королева Циора, у меня есть причина считать, что…

Хафса едва не вскрикнула. Он возник рядом с королевой, будто из воздуха, но скорее, она просто не заметила, как он подошел. Как вообще получилось, что никто его не заметил.

Он был черен, как уголь, с бритой наголо головой и неестественно гладким лицом, если не считать страшного шрама, тянувшегося от носа к правой щеке. Это явно был Меньший, но одетый в цвета чемпиона — черно-красную кожу — и с двумя мечами по бокам.

Она, конечно, о нем слышала, и это должно было показаться нелепым: видеть Меньшего в одежде чемпиона. Но почему-то нелепо это не выглядело. Скорее пугающе.

«Его глаза», — подумала она. Что-то в них заставило ее вспыхнуть, а сердце забиться учащенно. В них было что-то такое, от чего ей хотелось бежать без оглядки.

— Моя королева, мы готовы… — Его голос прозвучал как скрежет металла по стеклу, словно изъеденный ржавчиной скальпель вонзился Хафсе в позвоночник.

— Не сейчас, чемпион, — сказала Нья.

Чемпион поморщился, и Хафса отпрянула.

— Жрица, говори быстрее, — приказала ей Нья.

— Я… я… — попыталась начать Хафса.

— Мы готовы выступать, моя королева, — настаивал он.

— Соларин! — воскликнула Нья.

Чемпион перевел взгляд с лица Хафсы на визиря, и только тогда она поняла, как сильно были напряжены мышцы ее спины и плеч.

— Ребенок? — спросил он, глядя на Чибуйе.

— Моя дочь, — ответила Нья.

Меньший… нет… чемпион изогнул бровь.

— У вас есть дочь?

— А у вас — глаза и уши, — заметила Нья. — Жрица Экин, ты говорила об опасности.

Прежде чем он успел снова посмотреть на нее, заставив растеряться, Хафса сделала вдох и выпалила:

— Генерал Отобонг бежал из лазарета. Люди, которые его охраняли, убиты, как и мои врачи.

Чемпион выхватил мечи раньше, чем Хафса успела расслышать лязг лезвий. И на этот раз она не смогла сдержать вскрика.

— Удуак, Хадит, ко мне! К королеве! — крикнул он и обвел взглядом двор, высматривая опасность.

— Это не все, — сказала Хафса, но ее голос заглушили тяжелые шаги бойцов, которые бросились к королеве. — Опасайтесь их оружия. Они используют яд.

— Там! — коротко крикнул самый крупный Меньший, какого только доводилось видеть Хафсе. Она могла бы даже принять его за Малого Вельможу, если бы не серая форма Ихаше и отсутствие избыточной мускулатуры, характерной для мужчин касты Вельмож. Давным-давно, в последний год своего обучения, она хотела написать трактат о физических различиях между Меньшими и Вельможами, но ее советник предостерег ее от этой темы, объяснив, что…

— Там, сверху!

Она проследила за пальцем Меньшего и увидела на крепостной стене солдата. Это был Индлову, который стоял, опершись локтями на ограждение крепостной стены. Он опирался, чтобы придать твердость рукам с длинной полой трубкой, из которой он целился в них. Оружия, прижатого к его губам, омехи не использовали, но Хафса сразу его узнала и поняла, что сейчас будет.

— Нет! — крикнула она, когда ассасин дунул в трубку, послав им сквозь вечерний воздух саму смерть. Мелькнули черные кожаные доспехи — чемпион заслонил королеву и успел отодвинуть Чибуйе себе за спину. Хафса услышала звук вонзившегося дротика — глухой, влажный.

От этого звука, похожего на удар веслом по воде, Хафса напряглась всем телом. Но ранило не ее. Чемпион с перекошенным лицом и слезящимися глазами застонал от боли.

— Выньте дротик! — крикнула она, стыдясь облегчения, нахлынувшего на нее от того, что осталась невредимой.

В отличие от него. Он закрыл Чибуйе и королеву своим телом, а Хафса, непроизвольно испугавшись, что у ассасина могло быть несколько дротиков, отскочила в сторону.

— Хадит, останься с нами, — приказал чемпион. — Удуак, останови его!

Огромный Меньший вместе с одним из Индлову помчались к лестнице, ведущей на стену. Хафса осторожно ухватилась за кончик дротика, торчавшего из правого бедра чемпиона, вытащила его и бросила на землю.

Она почувствовала его взгляд, подняла голову и вздрогнула.

— Не трогайте дротик, — сказала она, отводя глаза и замечая красно-черную кровь, сочившуюся из раны. Дротик казался такой мелочью, но был способен легко убить человека.

— Королева Циора, девочка, вы в порядке? — спросил он.

Королева, отброшенная на землю своим чемпионом, прижимала к себе Чибуйе.

— Мы в порядке, — сказала она, обращаясь скорее к плачущему ребенку, чем к чемпиону. — В порядке.

— Чибуйе! Циора! — воскликнула визирь, подбегая и обнимая ребенка и королеву.

Хафса видела, как взволнована Нья, но ей было не до нее. Ей нужно было найти что-нибудь острое, и в поле зрения оказались мечи чемпиона.

— Мне нужен один из ваших мечей, — сказала она.

Чемпион взглянул на нее, и его тяжелый взгляд вновь заставил Хафсу вздрогнуть. Он отвернулся, приказал своим людям охранять королеву, встал и попытался броситься за преследователями ассасина. Но споткнулся, едва не упав, и схватился за ногу.

— Вы не понимаете, — сказала Хафса.

Он покачал головой и захромал к стене.

— В чем дело, жрица? — спросила королева.

Жить чемпиону оставалось недолго, и Хафса не могла понять, почему он счел столь необходимым вступить в бой, когда ассасин был почти схвачен.

На крепостном валу четверо солдат приближались к убийце справа, и еще трое — слева. Он мог бы успеть добежать до лестницы раньше, чем солдаты, но тогда ему путь преградили бы Индлову и огромный Меньший. Выбор был прост: остаться на валу и сражаться против семерых или попытать удачи против двоих.

Он предпочел двоих.

Но Хафса поступила бы иначе. Чемпион спешил к подножию лестницы, а Хафса, сама не зная почему, воспользовалась бы шансом против солдат на стене.

— Жрица? — снова обратилась к ней королева.

— В дротике яд, моя королева, — сказала ей Хафса. — Это драконья кровь.

Меньший по имени Удуак встретил ассасина на лестнице, и как бы Хафса ни ненавидела насилие, она не могла отвести от них взгляда, даже если бы ей пообещали лекарства от всех болезней мира. Удуак ударил первым, обведя своим огромным мечом крутую дугу, но промахнулся, когда противник отскочил назад, приземлившись двумя ступеньками выше и оказавшись вне досягаемости.

Тем временем Индлову, прибежавший вместе с Меньшим, проскочил мимо него и атаковал. Двое Индлову, ассасин и лоялист, обменялись ударами, но оба были заблокированы. Затем, воспользовавшись своим более выгодным положением на лестнице, ассасин пнул лоялиста под шею, выведя из равновесия, и прежде чем лоялист успел его восстановить, ассасин рубанул его мечом.

Хафсе захотелось отвернуться. Она не хотела смотреть на убийство, но лоялист еще не был повержен. Он поднял меч, и лезвие ассасина врезалось в него. Блок вышел не вполне удачным, и ассасин сумел лишь срезать кусочек плоти между шеей и плечом лоялиста, но не отнять жизнь.

Спасшись, лоялист отскочил в сторону, позволив огромному Меньшему занять свое место и продолжить атаку. Они проделали это так плавно, словно исполняли знакомый танец, и Хафса непроизвольно открыла рот, когда Меньший, не теряя ни секунды, взбежал по лестнице, чтобы обрушить свой исполинский меч на голову ассасина.

Ассасин, как челнок, заметался из стороны в сторону. Каким бы невесомым ни казался меч Меньшего в его ручищах, нанести сильного удара ему не удалось.

Внезапно раздался потрясенный крик — кричал лоялист, который уже не участвовал в бою, и которому больше не грозила опасность. Однако вопль оказался таким громким, что мог бы разорвать в клочья его горло.

— Слезы Богини, — проговорила Хафса, увидев, как мужчина споткнулся на лестнице.

Он схватился за порез на шее и согнулся пополам от боли, запрокинув голову под невероятным углом. Вены напряглись так, что стали заметны даже с большого расстояния. Он покачнулся, сделал шаг, другой и пролетел дюжину ступенек лестницы, упав на брусчатку двора.

— Клинок ассасина! — крикнула Хафса огромному Меньшему, оставив королеву и подбегая к раненому лоялисту. — Он отравлен!

Хафса упала на колени перед корчившимся от боли раненым.

— Не шевелитесь, — сказала она, обхватив его голову руками, пытаясь осмотреть рану. — Не шевелитесь!

Лезвие ассасина оставило лишь неглубокий порез на шее Индлову, который выглядел бы довольно невинно, если бы не крошечные брызги черной драконьей крови, пузырившейся по краям разорванной плоти. Хафса знала, что лучший способ спасти отравленного — вырезать пораженную область, предотвратив распространение яда, прежде чем тот достигнет сердца или мозга, но яд попал в шею, а это оставляло ей лишь один вариант.

— Послушайте меня, — сказала она кричащему воину, пытаясь пробиться к его агонизирующему сознанию. — Я вам сейчас кое-что дам. Оно будет горьким на вкус, но вам нужно будет это прикусить и проглотить сок. Вам станет легче.

Его зрачки были расширены, а глаза едва не вываливались из орбит, но она все же смогла привлечь его внимание, и он кивнул, протянув дрожащую руку в отчаянной попытке получить хоть что-то, способное облегчить страдания.

Не отпуская его головы, удерживая, насколько могла неподвижно, Хафса обыскала внутренние карманы своей мантии, чтобы достать нужный мешочек, стараясь при этом не замечать надежды, отразившейся на лице отравленного. Достав наконец снадобье, она развязала мешочек и высыпала содержимое себе в ладонь. У нее остался лишь один шарик промасленных трав, и он был слишком мал. Она едва не зарыдала.

Раненый потянулся к снадобью, положил шарик в рот, прожевал и проглотил. Хафса сидела рядом. И она знала: того, что он принял, было мало. В последние дни она была слишком занята ранеными в битве между приверженцами королевы и предателями Одили, и ей некогда было пополнять запасы лекарств.

Он закричал еще громче и забился в агонии, а через несколько минут все закончилось. Но ей казалось, что прошла вечность. Его остекленевшие глаза были устремлены на нее. Ей виделось в них обвинение, словно он ее проклял. Она пообещала ему унять боль. Но солгала.

Словно бы издалека, она услышала, как бронза лязгнула о бронзу, и, слишком опустошенная, чтобы испугаться, подняла глаза. Ассасин был близко, всего в паре ступенек над двориком. Он заставил огромного Меньшего уступить ему дорогу, грозя отравленным лезвием.

Хафса увидела, как подбегают еще несколько верных королеве Индлову, а со стены спускаются семеро солдат. Положение ассасина было практически безнадежным. К тому же у подножия лестницы его ждал чемпион.

Ассасин, очевидно, тоже это понимал. Он оглянулся, увидел, что путь наверх заблокирован, и спрыгнул вниз, оказавшись рядом с Хафсой и мертвым Индлову. Убийца потянулся к ней, она отпрянула, скорее инстинктивно, чем осмысленно, но внезапно почувствовала, как кто-то отбросил ее от ассасина.

Это был чемпион. Он оттащил ее, встав между нею и убийцей.

— Вдохни глубоко, — сказал чемпион отравителю, — это будет твой последний вдох.

Вблизи можно было наконец рассмотреть лицо ассасина — тонкое, более миловидное, чем заслуживал убийца.

— Укуфа ждет нас обоих, — сказал он. — Дротик, что вытащили из твоей ноги, был пропитан драконьей кровью. Чувствуешь ее огонь, Меньший? Уже жжет? — Ассасин улыбнулся и указал в сторону мертвого Индлову. — Боль это только начало.

Его жест привлек внимание Хафсы к мертвецу, и как только она взглянула на него, ассасин пошел в атаку. Он пытался отвлечь чемпиона, но уловка сработала на ней.

Боковым зрением Хафса увидела, как убийца направил отравленный клинок чемпиону в грудь, и едва она открыла рот, чтобы предупредить его, ее окатило кровью.

Только что чемпиону грозило смертельное ранение, а в следующее мгновение он отвел одним из своих мечей руку ассасина, обезвредив его ядовитое оружие. Но кровь пролил второй меч чемпиона. Он вошел по рукоять в открытый рот убийцы и вышел с задней стороны его черепа, вибрируя, как натянутая струна.

Мертвое тело ассасина упало рядом с Хафсой, и ее предостерегающий крик превратился в вопль ужаса.

— Успокойся, — сказал ей чемпион, присев на корточки и тяжело дыша. — То, что он сказал — правда? Дротик был отравлен?

Понимая, что потрясена до глубины души, она все же сумела кивнуть и пробормотала:

— Вы убили его…

— Убил, — подтвердил он.

— Чемпион Соларин! — крикнул один из воинов, стоявших на стене. — Крепость покидают пять лошадей с четырьмя всадниками. И генерал среди них!

— Кто еще с ними? — спросил чемпион.

— Два Индлову и седовласая женщина.

— Мирембе, — сказал чемпион с отвращением. — Бежит, бросая свой совет.

Хафса, содрогаясь всем телом, подумала, что должна спасти Меньшего.

— Дайте мне ваш меч, — попросила она уже во второй раз.

— Зачем? — спросила Нья, спешившая к ним. Она была уже в нескольких шагах.

— Я должна вырезать яд, прежде чем он сделает свое дело.

— Что с королевой Циорой и вашей дочерью? — спросил чемпион у визиря.

— Они в безопасности. Они… Спасибо, чемпион. В безопасности, — ответила Нья.

Чемпион опустил плечи и кивнул отяжелевшей головой.

Хафса потянулась к одному из его мечей. Чемпион стремительно спрятал его в ножны и схватил ее за запястье. Он смотрел на мертвого лоялиста.

— Почему я должен тебе верить? — спросил чемпион. — Его ты спасти не смогла.

— Было слишком поздно, — сказала Хафса. — Он был ранен в шею, и яд распространился по всему телу. Если он доходит до головы или сердца, то это смерть. Я ничем не могла помочь.

— Он жжет, — сказал он.

Она кивнула.

— И будет гораздо хуже.

— Спаси его, — сказала Нья. — Делай, что должна.

— Яд у него в ноге, — пробормотала Хафса.

— Нужно ампутировать? — спросил чемпион.

— Иначе вы умрете, — сказала она.

— Ты не отрежешь мне ногу, — возразил он, оглядываясь через плечо.

Она повернулась и увидела, что к ним подошла королева. Чемпион, как ни в чем не бывало — словно Хафса не сказала ему секунду назад, что его жизнь уже почти в вечных объятиях Богини, — заговорил с королевой.

— Пять лошадей покинули крепость, — сообщил он. — Там Отобонг, Мирембе и двое Индлову. Последняя лошадь без наездника. По-видимому, она предназначалась их ассасину.

Королева Циора смотрела на чемпиона так, словно ничего, кроме него, на свете не существовало.

— Ты отравлен?

— Мы должны их остановить. Они знают, что у вас есть агенты в Пальме. Нельзя допустить, чтобы они встретились с Одили.

Королева повернулась к Хафсе.

— Я слышала, что ты сказала. Спаси его.

И она вновь обратилась к чемпиону:

— Дай жрице свой меч.

— Нет.

— Чемпион, мы ваша королева и вы сделаете…

— Нет!

К ним подошел еще один Меньший.

— Тау прав, моя королева. Мы должны остановить Мирембе и Отобонга. — Меньший покосился на Хафсу, словно оценивал, можно ли ей доверять, учитывая то, что он собирался сказать. — Они слишком много знают.

— Это не имеет значения, Хадит, — ответила визирь Меньшему. — Они ушли. Вам ни за что не догнать их пешком.

— Тогда мы не будем гнаться пешком, — сказал Хадит. — Сколько лошадей у нас осталось?

Хафсе отчаянно хотелось вселить здравый смысл в каждого из присутствующих. Сейчас было не время говорить о лошадях. Чемпиону следовало отрезать ногу.

— Сколько они взяли? Пять? — переспросила Нья. — Значит, осталось три. Но мало кто умеет ездить верхом.

— Я могу, немного, — заявил Келлан Окар, подбегая. Хафса его знала. Его все знали.

— Я тоже, — сказала Нья. — И, Ингоньяма Окар, хотя я знаю вашу репутацию воина, но нам вдвоем не справиться с четырьмя противниками. У них три Индлову, а Мирембе — могущественная Одаренная.

Королева, словно выйдя из задумчивости, подняла взгляд и отвернулась от чемпиона.

— Мы поскачем на первой из трех лошадей, Ингоньяма Окар и Ихаше Удуак могут сесть на вторую, а ты, Нья, возьмешь третью.

— Что? Нет! — воскликнула Нья. — Королева Циора, вы не можете принимать участие в погоне после…

Королева вскинула руку.

— Нам уже начинает надоедать, когда нам говорят «нет». — Она скользнула взглядом мимо чемпиона и пристально посмотрела на Хафсу. — Жрица Экин, мы призовем королевских стражников, чтобы они держали чемпиона. Спасите ему жизнь.

— Я никому не позволю отнять мою ногу! — ответил Тау.

Королева обрушилась на него:

— Это приказ, чемпион. Как вы смеете! Мы не желаем смотреть, как вы умираете.

— Удуак! — позвал чемпион.

— Нэ? — отозвался огромный Меньший, подходя к ним.

Чемпион вынул из ножен клинок из драконьей чешуи, стянул часть кожаных доспехов, закрывавших отравленную ногу. И хотя сделать это наверняка было больнее, чем если бы он посыпал рану солью, он вынес эти муки достаточно мужественно. От этого сочетания безумия и соблюдения приличий Хафсе хотелось смеяться, но ситуация стала еще безумнее.

— Удуак, вырежи рану с ядом, — сказал он.

Хафса фыркнула: как бы часто ей ни доводилось встречаться с идиотским легкомыслием мужчин, оно всегда вызывало у нее удивление.

— Так нельзя, — сказала она. — Прошло слишком много времени. Яд мог распространиться. Нужно отнять всю ногу.

— Удуак, жрица встревожена, — сказал чемпион. — Вырежи большой кусок.

Огромный Меньший хмыкнул и взял черный клинок.

— Вы не понимаете, — сказала Хафса, стараясь подбирать слова, которые точно будут понятны Меньшим. — Даже если вы вырежете основную часть яда, остатки уже ушли далеко. Того, что останется, хватит, чтобы остановить ваше сердце, но яд причинит невообразимую боль. Она сведет вас с ума. Вы умрете, моля о скорейшей кончине.

Чемпион сфокусировал взгляд на жрице. Она побледнела и подумала, что он уже безумен.

— Боль? — переспросил он, словно в бреду. — Боль перестала на меня действовать тысячу жизней назад. — Не отводя от нее глаз, он обратился к огромному Меньшему. — Режь поглубже, Удуак. Нам нужно убить вождя и отвоевать город, а я и так уже потерял слишком много времени.

Не говоря ни слова, Удуак направил лезвие к истекающей кровью ноге чемпиона, но тот так и не сводил взгляда с Хафсы.

Она не могла вынести такой глупости.

— Дайте мне! — воскликнула она, пытаясь выхватить клинок у огромного Меньшего, но его хватка была тверда, как гранит, и она осталась ни с чем. — Послушайте, — сказала она чемпиону, — ваш человек скорее всего сделает вашу ногу бесполезной, и от нее толку будет не больше, чем если ее просто отрезать. Позвольте мне это сделать. Я отрежу, насколько смогу, немного и не задену мышц и крупных артерий.

Этот довод возымел действие, чемпион скрепя сердце согласился, и, как любила говаривать старая наставница Хафсы, пришло время провернуть в ране нож.

— Это чрезвычайно глупо, но если это все, что вы позволяете, то останетесь со страшной раной, хромотой и жгучей болью, — сказала она ему. — И это лишь до тех пор, пока яд не зайдет так глубоко, что вам покажется, будто вы заживо сгораете изнутри. — Она сделала паузу для пущего эффекта, чтобы он получше вдумался в ее слова. — Неважно, — наконец добавила она. — У вас много острых игрушек. Вам не составит труда покончить с этим самому.

Он кивнул.

— Порез неглубокий, жрица, — сказал он. — Нога должна еще работать.

Этого она не ожидала. Она применяла этот подход сотни раз, и стоило ей должным образом объяснить пациентам глупость их намерений, они всегда соглашались с нею.

Она задумалась, не успел ли яд подействовать на его сознание, но по единственному взгляду в его глаза поняла: подействовал яд или нет, он уже все твердо для себя решил.

Огромный Меньший вручил ей клинок.

— Чемпион… — начала она, предпринимая еще одну попытку.

— Разве нам не следует сделать это поскорее? — спросил он.

— Повязки! — крикнула она опешившему Ихаше. — Принесите мне повязки.

Она вонзила клинок в рану. Из бедра чемпиона хлынула кровь. Хафса изо всех сил старалась представить себе путь, по которому яд распространился по его телу. Кто-то дал ей повязки. Она не знала, был ли это все тот же Ихаше, и не потрудилась на него взглянуть.

Она осмелилась подумать, что это могло сработать. Возможно, чемпион и поживет еще какое-то время. Клинок был острее, чем все скальпели, которыми она работала прежде, и разрез прошел чисто. Досадно было думать, что они потратили столь ценный материал, как драконья чешуя, на мечи, вместо того чтобы изготовить из нее хирургические инструменты.

Завершая зловещую операцию, она подрезала волокна отравленной плоти и удалила их из изуродованной конечности. Кого-то вырвало. Это была Чибуйе. Девочка наблюдала за происходящим, широко распахнув глаза и раскрыв рот.

— Чибуйе, тебе не следует здесь быть, — сказала Хафса, бросая омертвевшую плоть на землю, чтобы освободить руки и перевязать рану. Но девочка не двинулась с места, а Хафса была слишком занята, чтобы ее прогнать.

Чемпион, не проронивший ни звука во время операции, так и не сводил взгляда с Хафсы. Поэтому, когда королева положила прохладную руку ей на плечо, она содрогнулась.

— Моя королева? — сказала Хафса.

— Он будет жить?

— Не думаю, что его убьет яд, по крайней мере не в прямом смысле, — сказала Хафса, наложив последнюю повязку и предоставив чемпиону со стоном натягивать на ногу кожаный доспех. — Но его боль никогда не прекратится и не ослабнет, и я думаю, что, когда воля окончательно его покинет, он погибнет от собственной руки.

— Я умру не так, — ответил Тау, словно его слова могли на что-то повлиять.

Хафсе хотелось сказать ему, что никому нет дела до того, что он думает о своей кончине, и особенно Богине.

— Дай ему все что нужно. Делай то, что должна, — приказала Хафсе королева. — Нья, вели готовить лошадей. Нам нужно выследить предателей.

Визирь приблизилась к королеве.

— Вы должны понять, что это более чем неразумно. Если вы станете преследовать Мирембе и потерпите неудачу, то Одили победит, и народ омехи перестанет существовать.

Королева взглянула на чемпиона и ответила:

— Мы умрем не так.

Визирь сжала губы так крепко, что могла бы поцеловать ими жука.

— Циора!

— Нья, ты сама сможешь справиться с Мирембе?

Визирь ничего не ответила.

— Тогда готовь лошадей, — велела королева. — Мы не допустим, чтобы эти предатели добрались до Одили.

Нья поклонилась королеве и шепнула что-то дочери, которая подошла к Хафсе.

— Жрица, — сказала Нья, — я попрошу вас еще об одном…

— Конечно, я позабочусь о ней до вашего возвращения, — сказала Хафса.

Визирь поцеловала девочку в лоб, пробормотала Хафсе слова благодарности и отправилась выполнять приказ.

Когда она ушла, королева обратилась к Ихаше и Индлову:

— Воин, который сражался и пал за нас, будет удостоен должной чести, — сказала она. — Разожгите для него погребальный костер. Пусть пламя поглотит его тело и освободит душу. И под звездами этой ночи он отправится к Богине, без оков и стыда.

Несколько бойцов выступили вперед, чтобы поднять тело своего павшего брата.

— Келлан Окар, ты сказал, что умеешь ездить верхом, и ты поедешь. Твой меч нам пригодится. Нам нужен воин, который сможет его поднять, — сказала королева, и красавец-Вельможа едва не потерял равновесие, спеша отдать честь. — Жрица, оставайся поблизости. Вероятно, ты понадобишься нам снова, прежде чем все это закончится.

От слов королевы воспоминания о тревогах и потерях этого дня волной захлестнули Хафсу. Солнце еще не зашло, а уже столько людей погибло и стольким предстояло погибнуть.

— Я тоже поеду, — сказал чемпион, пытаясь подняться.

Хафса фыркнула и настолько властно, насколько могла, решительно отрезала:

— Ни в коем случае!

— Теперь наш черед тебе отказать, — сказала ему королева. — Нет!

Пациент Хафсы с усилием поднялся, хотя было видно, что ему больно ступать на раненую правую ногу.

— Я больше не ваш чемпион? — спросил он.

Хафса едва не задохнулась от такой глупости. Но увидела, что королева задумалась. И лишь потому, что Хафса понимала кое-что в людях, иначе не возглавляла бы медицинский орден Саха, она увидела — хотя и не понимала, почему именно это сработало, — что чемпион нашел самые нужные слова.

— Тогда поспеши, чемпион, — сказала королева, уходя. — Предатели не станут ждать.

Ужасно хромая, с тем же выражением лица, что принимало лицо умбуси ее феода перед тем, как она собиралась содрать кожу со спины впавшего в немилость Меньшего, чемпион последовал за королевой.

Глядя ему вслед, Хафса Экин обняла Чибуйе и впервые с тех пор, как стала жрицей, задумалась о том, как рассудит произошедшее Богиня. Она думала о том, не сделало ли ее спасение одних жизней соучастницей в убийстве других.

ПОВОДЬЯ

Тау было так больно, что он едва мог думать, а при каждом шаге бегущей под ним лошади ему казалось, что ногу рубили топором. Боль была почти такой же сильной, как в ту минуту, когда жрица резала его плоть.

— Вижу их лошадей вдалеке! — воскликнула Нья.

Визирь скакала на гнедом коне справа от Тау, за ее спиной сидел Удуак. Он держался за нее так крепко, что ей приходилось бить его по рукам, напоминая, чтобы не ломал ей ребра.

— Где они? — спросила королева.

— В тысяче шагов впереди и немного слева, — ответила Нья.

Тау посмотрел налево. Келлан сидел на белой лошади, скакавшей рядом с ним, но Тау сомневался, что Окара можно было назвать всадником. Келлан смотрел в одну точку, сгорбившись в седле и ворча себе под нос, и казалось, он в любой момент мог вылететь из седла.

— В тысяче шагов? — перекрикивая ветер, переспросила королева. — Покажи их нам, Нья. Мы сможем заставить лошадь Мирембе захромать. Тогда мы их и догоним.

— Думаете, мы сможем увещевать ее все время, что нам для этого потребуется? Это невозможно, — заявила Нья.

— Посмотрим, — сказала королева.

Наконец, подумал Тау, глядя, как Келлан мучается с лошадью, нашлось что-то, в чем великий Келлан Окар неидеален. Он улыбнулся, но конь под ним вновь коснулся ногой земли, и толчок вызвал такой приступ адской боли, что его едва не стошнило.

— Сик! — выругался он.

— Обхвати нас руками, — сказала ему королева через плечо.

— Я в порядке… моя королева, — процедил Тау сквозь зубы. Перед глазами все плыло, и он взмок от пота.

— Не в порядке. Обхвати нас руками, пока не упал. Иначе мы не сможем ехать быстрее.

Тау держался за края кожаного седла и не собирался менять положения. Но конь споткнулся, и его пронзило такой болью, что он вскрикнул и вцепился в королеву. Ее спина выпрямилась, будто стержень, и Тау едва не отпустил ее.

— Нет, держись, — сказала она. — Крепко держись.

— Нэ?

— Хай-я! — крикнула она, обращаясь к коню на его языке и заставив его скакать еще быстрее. От такой скорости у Тау на глазах выступили слезы, а тело задрожало, будто на холодном ветру.

Они мчались, покрывая расстояние с неимоверной быстротой, и Тау был так поражен, что хотя боль не утихла, он, по крайней мере, смог отвлечься от нее. Они словно летели, а когда солнце позади них село, на грозовом небе засверкало множество звезд, которые вспыхивали и гасли за темными облаками.

— Слишком долго, — крикнула Нья, когда они перевели своих усталых лошадей в галоп. — Спросите королеву, когда спадет ее покров.

— Ее покров? — удивился Тау.

— Она все это время находится в Исихого. Замедляет для нас их лошадей.

Тау теснее прижался к королеве, думая о том, что с ними случится, если они упадут на такой скорости.

— Она в темном мире?

— И здесь тоже, — крикнула в ответ Нья. — Ее сознание там и тут, она видит и то, и другое.

Тау сидел так близко к королеве, но не заметил, что она ушла в Исихого. И это его потрясло.

— Королева Циора?

Она не ответила, да и получить ответ, просто обратившись к ней, все равно было не самым быстрым способом. Он последовал за ней в темный мир, где Исихого воззвал к его крови, умоляя остаться и драться. Но он ушел, прежде чем зов мглы и чудовищ, что в ней таились, успели его убедить.

— Ее покров распадается, — крикнул он визирю.

— Разумеется! Она вообще не должна была применять свой дар так долго, — сказала Нья.

— Мы тебя слышим, — отозвалась королева, с глубоким вдохом возвращаясь из Исихого и прижимаясь к Тау. — Мы сделали все, что могли, и лошадь, которую мы увещевали, будет хромать не меньше четырех промежутков. Осторожнее, они уже близко.

И в самом деле. Было темно, облачно и влажно, но они двигались на восток, буря же бушевала на западе. Здесь дождь едва моросил, и сквозь завесу капель Тау увидел врагов.

— Они осматривают копыта хромой лошади, — сказал он. — Нет… погодите… они увидели нас. Они бросают ту лошадь, и один из них садится на другую. Кажется… это Мирембе. Она взбирается на спину свободной лошади, на которой должен был ехать ассасин.

— Ты все это видишь? — спросила Нья. На всем скаку она прижалась к лошадиной шее, пытаясь рассмотреть то, что видел чемпион. — Что ты… Тау Соларин?

— Острое зрение, визирь Нья, — пояснил он.

— Лошадь, которую они бросили, была самой быстрой, — сказала королева Циора. — Мы должны забрать ее, догнать их и заставить вступить в схватку.

— Не вам, моя королева, — сказала Нья. — Вы уже достаточно сделали и потратили немало сил.

— Тогда кому? — спросила королева. — Келлан не может скакать быстро. Ихаше Удуак вообще не наездник.

— Мы с Удуаком пересядем на быструю лошадь, — сказала Нья. — Оставьте Окару его лошадь, чтобы следовал за нами, как сумеет.

Келлан выглядел сердитым и пристыженным одновременно. Ему хотелось дать больше, чем он был способен.

— Я поеду с визирем, — заявил Тау. Ему нужно было снова увидеть Мирембе, после того, что она сделала с ним в зале совета.

— Нет, я поеду с визирем, — возразил Удуак.

— Они Ингоньяма, и у них Одаренная, — сказал Тау. — А генерал до сих пор может сражаться мечом, даже одной рукой. А я могу их остановить.

Удуак указал на бедро Тау.

— У тебя только одна нога здоровая.

— Хвала Богине, она дала мне также две руки.

Удуак что-то буркнул, но Тау не расслышал возражения из-за ветра и счел спор оконченным.

— А как насчет Одаренной? — спросил Удуак, снова пытаясь спорить, и Тау вздрогнул от воспоминания о хватке Мирембе.

— Она будет занята, — ответила Нья. — Я смогу увещевать ее, и ей придется делать то же со мной.

— Чемпион, — проговорила королева тихо, чтобы никто больше не услышал. — Сражение между Ньей и Мирембе не может длиться долго.

Тау понял. Нья и Мирембе собирались сразиться в Исихого. Они хотели извлечь столько энергии, сколько могли, и их покровы должны были быстро пасть. Сильнейшая должна была победить, а слабейшая — стать добычей демонов.

— Нья? — обратился к визирю Тау, когда они нагнали лошадь, брошенную предателями.

Нья знала, о чем он спросит.

— Мирембе сильнее, — ответила она, спешившись с лошади, на которой скакала с Удуаком. — Поехали, чемпион.

Тау отпустил талию королевы, и она покачнулась в седле. Она была измождена, и он задержался на миг, чтобы поддержать ее.

— Я не дам их бою длиться долго, — пообещал он.

Она кивнула, и он спрыгнул на землю, едва не потеряв сознание, когда его вес пришелся на раненую ногу. Стиснув зубы и сжав рукояти мечей, он переждал волну боли, захлестнувшую его с головой, и подошел к Нье, оседлавшей лошадь, на которой еще недавно ехала Мирембе.

— Тау… — обеспокоенно позвал Келлан.

— Скачи так быстро, как только сможешь, — сказал Тау. — Я сдержу их до тех пор, пока ты не подоспеешь.

— Вперед! — сказала Нья, подав ему руку, чтобы помочь сесть на крупного вороного коня.

Тау ухватился за запястье Ньи, и, сдерживая боль, устроился позади нее.

— Хай-я!! — воскликнула Нья, и конь взял с места в карьер. Они словно летели над землей. Отобонг и Мирембе хлестали своих коней деревянными стеками, отчаянно стремясь заставить их бежать быстрее, но расстояние между ними и преследователями неуклонно сокращалось.

Тау оглянулся. Королева, Удуак и Келлан отставали.

— Если мой бой с Мирембе слишком затянется, я проиграю, — крикнула Нья прерывистым от ветра голосом.

— Этому не бывать, — заверил ее Тау.

Она ему не ответила, а заговорила с лошадью, направив ее к невысокому холму впереди.

Группа Мирембе только что поднялась на него, и Тау не видел, что лежало за ним, но заметил, насколько быстрее они приближались к предателям.

— Они замедляются, — сказал Тау.

— Они не могут от нас оторваться и знают, что это их лучший шанс, — сказала Нья. — Надеются убить нас до того, как подоспеют остальные.

Тау помассировал запястья, готовясь к бою.

— Пусть надеются.

РЖАВЫЕ ПОЛЯ

Мирембе, Отобонг и двое Индлову исчезли за холмом, и Тау заволновался, что они с Ньей могли попасть в засаду. Но то, что он увидел с вершины, оказалось куда удивительнее.

За неглубокой долиной у подножья холма начиналось обширное поле, на котором при свете луны трудились сотни Батраков. Нья остановила лошадь у кромки поля, и Тау поморщился от боли в бедре, сведенном судорогой.

— Я выведу Мирембе из боя, насколько сумею, — сказала Нья.

Тау кивнул, и все еще чувствуя спазмы, спрыгнул на землю. Он был явно не в форме.

— Эти люди, они могут помочь.

— Какие люди? — спросила Нья.

Повсюду тянулись поросшие листьями стебли, увенчанные гроздьями зерен ржавого цвета. Просо росло аккуратными рядами выше его роста, поле простиралось насколько хватало глаз. Батраки между рядами стояли неподвижно, понурив головы, словно тоже вросшие в землю.

Тау обнажил мечи. Лишившись высоты обзора из седла, он потерял Вельмож из виду и понимал, что они могут внезапно напасть.

Ближайший к нему Батрак стоял меньше чем в пяти шагах. Он был стар, морщинист, со спутанными волосами и кожей, опаленной солнцем. Одетый в лохмотья, он прижимал к груди деревянный ящик, нагруженный собранным зерном.

Старик не опускал глаз. Он пристально смотрел то на изувеченное шрамом лицо Тау, то на его красно-черную броню и мечи из драконьей чешуи.

— Укуфа? — спросил он шепотом.

— Где они?

Не отводя взгляда, Батрак поднял руку и указал узловатым пальцем на плотные заросли справа от Тау. Тау повернул голову, вглядываясь в темноту. К счастью, облака расступились ровно настолько, чтобы лунный свет сверкнул на бронзе в руках одного из двух Индлову, которые там скрывались.

— Я вас вижу, — сказал он, и они бросились на него.

Старый Батрак стоял у них на пути, и солдатам Отобонга пришлось бы сначала убить его. Тау торопливо похромал к Батраку, чувствуя адскую боль при каждом шаге. Индлову замахнулся мечом на старика.

Это было глупо и безрассудно, но Тау пробежал несколько шагов, врезался в старика, оттолкнув его и едва избежав удара мечом по голове. Они повалились на землю. Тау, очутившись внизу, завопил от боли. Он упал на правое бедро, и перед глазами запульсировали красные круги.

— Убить их! — крикнул второй Индлову, и тот, что был ближе, с энтузиазмом бросился выполнять приказ.

Он нацелился Тау в грудь, и тот, не в силах удержать своих мечей, откатился, потащив Батрака за собой. Лезвие Великого Вельможи врезалось в землю, взметнув ее, и Тау, уверенный, что не успеет подняться на ноги прежде, чем его рассечет надвое, бросил правый меч, схватил горсть земли и швырнул в лицо противнику.

Индлову, защищаясь, вскинул меч, но земля все равно попала ему в рот.

Подобрав свой меч, Тау с трудом поднялся на ноги и развернулся, увидев, как Индлову отплевывается. Второй Вельможа оказался в опасной близости к Тау и замахнулся, надеясь застать его врасплох.

Тау заметил атаку и выставил блок, а потом атаковал первого.

Атака не задалась. Больная нога подкосилась, и Тау пришлось опереться на здоровую, чтобы не повалиться на землю.

— Сик! — выругался он, когда первый Индлову нанес удар.

Тау его парировал и, пойдя в контратаку, пустил первую кровь — ранил Индлову в правую руку. Великий Вельможа с криком отскочил, и его сменил второй Индлову. Неуклюже прихрамывая, Тау взметнул свои клинки, целясь в голову, бедро и ногу второго солдата, заставив много превосходящего его ростом противника отбиваться от шквала ударов.

— Помоги мне! — крикнул Индлову напарнику, который зашел к Тау со спины.

Тау развернулся на левой ноге, и скрестил с ним мечи. Он нанес несколько ударов, как делал сотни тысяч раз во мгле, когда демоны подступали к нему со всех сторон. Тау сделал выпад левым мечом, а потом перехватил его так, чтобы острие повернулось за спину, и резко отвел руку назад.

Черное лезвие прожгло воздух, встретившись с кожей и плотью, с костью, и поразив самую сердцевину тела — средоточие души. Меч вонзился так глубоко, что Тау едва не выпустил его, когда враг пошатнулся, ухватившись за смертельное оружие.

Крепко сжав рукоять меча, Тау обернулся через плечо и увидел, что пальцы пронзенного им Вельможи качаются на тонких ниточках кожи у лезвия меча. Свет в глазах Индлову померк, ноги подкосились, и он соскользнул с клинка, упав на плодородную почву полей полуострова.

Его напарник, с перепачканным грязью лицом, позвал его по имени с любовью, неуместной среди кровавой бойни. Зов прозвучал как молитва, оставшаяся без ответа.

— Я брошу твой труп гнить здесь! — яростно крикнул он чемпиону. Тау увидел, что мышцы противника деформировались и стали расти.

— Сик! — выругался Тау, заметив, что совсем рядом с ними Мирембе тянет руки к стремительно меняющемуся Вельможе. Отобонг стоял чуть поодаль, держа меч в единственной руке.

— Я не поленюсь осквернить твой труп, Меньший! — едва слышно проговорил Великий Вельможа.

— Тау! — позвала его Нья. — Тебе нужно действовать быстро, — предупредила она, и ее взгляд расфокусировался — душа визиря отправилась в Исихого.

Мирембе тотчас напряглась.

— Кудливе!

Процесс деформации замедлился, остановился и наконец стал откатываться обратно. Тау услышал, как затрещали кости Великого Вельможи, и он вернулся к своим обычным размерам.

— Сдержи Меньшего, — процедила Мирембе сквозь зубы, и Отобонг заслонил ее, неловко подняв меч.

Мирембе всматривалась в темный мир. Ее взгляд метался, она видела отнюдь не поля вокруг, но нечто иное. Вдруг взгляд застыл и сфокусировался на чем-то — на ком-то. Она стиснула кулаки и улыбнулась. Тау понял, что она нашла Нью во мгле.

— Вот ты где, нсику, — прошипела Мирембе, протянув к ней руки, и Нья пошатнулась.

— Чемпион, скорее! — крикнула Нья, и прежде чем Тау успел сделать шаг, Индлову атаковал, нацелившись на его раненую ногу.

Тау заблокировал удар двумя мечами.

— Трус, — сказал он.

— Меньший, — ответил Индлову.

Нья вскрикнула, привлекая внимание Тау. Она еще держалась на ногах, но согнулась, словно ее ударили.

— Мой покров… он спал, — сказала она, глядя пустым взглядом, еще сосредоточенным на темном мире. — Они идут. О Богиня… я слышу, как они идут!

Тау нужно было добраться до Мирембе, но его противник тоже это понимал. Индлову отступал, но ровно настолько, чтобы держать его подальше от Мирембе, а Тау не мог проскочить мимо него. Времени было слишком мало. Ему нужна была подмога, и он увидел, что помощь близка.

Королева с Удуаком за спиной, и Келлан на белой лошади достигли вершины холма. Они были близко, но недостаточно. Время в Исихого текло иначе, и Нье было не продержаться до тех пор, пока они вступят в бой.

Охваченный тревогой, Тау решил действовать. Проскочить мимо Индлову и генерала, прежде чем Нья погибнет, он не мог. Остановить их всех ему не хватило бы сил. Он понимал это, но все равно должен был попытаться.

Тау вскинул мечи и приготовился броситься в атаку, но услышал шарканье дюжин ног. И он, будто ему повязку убрали с глаз, вспомнил, что поля не пустовали. Трудившиеся здесь Батраки были так тихи и подавлены, что совсем слились с пейзажем. Тау их не замечал, они казались невидимыми. Легко было забыть, что они также принадлежали к народу омехи.

— Деритесь с Вельможами! — крикнул Тау, бросаясь вперед, несмотря на атаку Индлову. — Деритесь с ними!

Отобонг, стоявший в нескольких шагах, поднял меч и огляделся, высматривая нового врага. И когда понял, что Тау воззвал к Батракам, рассмеялся.

— Думаешь, они посмеют?

— Омехи, меня зовут Тау Соларин. Я чемпион королевы, и я призываю вас на помощь! — воскликнул Тау.

Он увидел движение среди стеблей. Это был старик, которого Тау повалил на землю. Он держал свой огромный ящик, как камень, и когда подобрался достаточно близко, с силой обрушил его на голову Мирембе. Ящик развалился на части, Мирембе вскрикнула, и Индлову, с которым сражался Тау, повернулся к ней.

Он мог бы увидеть, как Мирембе падала на землю. И даже заметить, что Нья тоже упала. Однако увидеть, как на него бросился Тау, он не мог, и два клинка вонзились ему в спину, убив в одно мгновение.

Отобонг ударил старика: его меч описал в воздухе кривую дугу.

— Нсику!

Старик, быстрее, чем от него можно было ожидать, отшатнулся от удара, но не сумел его избежать, и меч рассек его от плеча до пояса. Он упал на землю, обхватив себя руками, и его потрепанная рубаха пропиталась кровью.

— Проклятье! — воскликнул Тау.

— Назад, — велел Отобонг, целясь мечом Тау в сердце.

Тау принялся кружить вокруг Отобонга, стараясь приблизиться к Батраку и Нье. Батрак не шевелился.

— Ты умрешь на острие моего меча, Отобонг, — прорычал Тау, скользнув взглядом к Нье.

Визирь пошевелилась, оправляясь от битвы с Мирембе, и в тот же момент, когда он с облегчением подумал, что Нья в порядке, Тау развернулся, чтобы отразить удар, которым Отобонг намеревался исподтишка разрубить ему череп.

Клинки скрестились, и Тау, игнорируя больную ногу, оттеснил превосходящего его габаритами генерала. Он отвел меч Отобонга, а второй меч направил генералу в грудь.

— Думаешь, я лжец? — спросил Тау. — Я же сказал, что мой меч лишит тебя жизни.

— Чемпион Соларин, нам следует вернуть генерала Отобонга и члена совета Мирембе в Цитадель-город для правосудия, — раздался голос королевы. Они наконец были здесь.

— Чемпион! — Келлан неуклюже спешился с лошади и подошел к ним.

— Что? — спросил Тау, полыхая от гнева. Он хотел проткнуть Отобонга, как рыбу, как тот поступил со стариком. Он хотел выпотрошить Мирембе за то, что она сделала с ним в зале совета.

Удуак подошел, разминая ноги, затекшие после езды верхом.

— Я им займусь, — сказал здоровяк, приставив свой огромный меч к шее Отобонга.

Еще раз взглянув на Нью, которая сидела, держась за руки королевы, Тау подошел к Батраку. Старик лежал с широко раскрытыми глазами, невидяще глядя в облачное небо. И какой бы пыткой это для него ни было, Тау опустился перед ним на колени и осторожно закрыл старику глаза.

— Чемпион, — позвал Келлан. — Мы свяжем Отобонга и Мирембе и перекинем их через седла, чтобы отвезти обратно. Нам нужно возвращаться в крепость.

Тау не обращал на Келлана внимания.

— Как его звали? — спросил он у Батраков. Никто не ответил, и Тау указал на женщину в лохмотьях. — Ты! Отвечай, как его звали?

— Он был Батраком, — ответила она.

— У Батраков есть имена, — настаивал Тау.

Она попятилась.

— Прошу, нкоси, я не хочу участвовать в чем-либо…

— Я не прошу тебя участвовать.

— Прошу, нкоси, — сказала она, ныряя в заросли и исчезая во тьме.

Тау посмотрел на других Батраков, но те тоже стали уходить. Он заметил молодого парня, у которого еще оставалось немного мяса на костях, и попытался заставить его говорить.

— Простите, нкоси, — сказал тот, пятясь назад. — Я не могу.

— Не можешь что? — спросил Тау, но Батрак молча ушел.

Тау закрыл лицо руками, а потом резко выпрямился и указал на старика.

— Он спас наш народ. Помог королевству, — сказал он тем, кто скрывался среди стеблей. — Мне нужно уходить. И вы должны позаботиться о нем, поняли? Окажете ему честь и сожжете его?

Никто не ответил.

— Это старый Батрак ударил Мирембе? — спросил Келлан, подходя ближе.

Взглянув на Келлана, Тау с трудом поднялся на ноги.

— Ты что, против, чтобы его сожгли? А что, по-твоему, нужно сделать с Батраком, который ударил Вельможу? Может, его стоит выпотрошить?

Келлан, стиснув зубы, присел перед телом старика. Он взял его на руки и поднес к зарослям, в которых скрылись Батраки. Тау увидел, что кровь старика запачкала Келлану броню.

— Если вы не возражаете, я отвезу его в Цитадель-город, — сказал Келлан Батракам. — Мы воздадим ему честь как воину. Сожжем тело и отправим душу к Богине.

— Можете оставить его, нкоси, — сказал высокий женский голос. — Мы о нем позаботимся.

— А ты кто? — спросил Келлан.

— Он присматривает… Он присматривал за мной, нкоси.

Келлан кивнул, осторожно положил тело старика на землю и, отдав честь Батракам, отошел, чтобы помочь Удуаку взгромоздить председателя и генерала на одну из лошадей. Тау, неуверенный в своих чувствах, проводил Келлана взглядом и, все так же неуверенно, отвернулся от Батраков.

— Я должен был его спасти, — сказал он им, не глядя в их сторону, а когда ответа не последовало, он тоже ушел, предоставив тело старика его лишенным касты собратьям.

— Мы о тебе беспокоились, — сказала королева, когда Тау приблизился. Она стояла рядом с Ньей. — Мы беспокоились за тебя и за Нью. Она говорит, ты остановил Мирембе.

— Это сделал Батрак, моя королева, — сказал Тау.

— Королева Циора, — сказал Келлан, — нам нужно вернуться в Цитадель-город. Неразумно оставаться здесь дольше, чем следует.

Тау устал, мышцы сводило, раненая нога горела. Обратный путь верхом обещал стать пыткой, но делать было нечего. Он захромал к лошадям мимо Ньи, и она остановила его, положив руку ему на плечо.

— Я видела, как рьяно ты сражался, и знаю, что ты ранен. Но ты спас меня. Спасибо.

Тау покачал головой.

— Вы почти погибли из-за того, что я не мог их остановить. Старик… Люди продолжают умирать, потому что я не могу их защитить.

Нья вгляделась в его лицо.

— Я стану лучше, — сказал Тау. — Стану сильнее.

Он не знал, зачем это сказал, и тем более не знал, зачем сказал именно ей, но она смотрела на него так, словно чего-то искала, а он устал и был не в настроении обсуждать что бы то ни было. Он поклонился ей и двинулся дальше.

— Похоже, я понимаю, почему королева выбрала вас, — сказала она.

Тау остановился, не поворачиваясь. Он мог бы спросить, что она имела в виду. В ту ночь, в ту минуту, она, возможно, даже и ответила бы. Но он не был уверен, что хочет знать.

— Буря слабеет, — раздался голос Келлана.

— Здесь бури нет, — заметил Удуак.

— Она уходит на запад, к океану и дальше, — сказал Келлан. — Нам нужно возвращаться в город и собирать людей для атаки. Если Хадит прав, и вождь еще на берегу, то сегодня — наш единственный шанс. Утром ни бури, ни Ачака уже не будет.

Королева, сидя на лошади, протянула Тау свою неестественно холодную руку. Он принял ее и устроился у нее за спиной.

— Будем скакать быстро, — предупредила она. — Нужно опередить бурю в надежде успеть забрать жизнь Ачака.

«Снова убивать», — подумал Тау, с чьих клинков еще не была смыта кровь.

КАК ТАКОЕ ВОЗМОЖНО

В крепости Мирембе и Отобонга увели в тюрьму, но королева пообещала им, что правосудие свершится на рассвете.

Дав им слово, королева Циора вышла из конюшни вместе с Ньей, а Келлан с Удуаком попросили Тау пойти вместе с ними во внутренний двор, чтобы завершить подготовку к атаке на вождя Ачака.

Но Тау остался в конюшнях, сказав братьям, что ему нужно отмыть мечи. А когда они ушли, он отпустил и конюхов.

Оставшись один, он зажал рот рукой и закричал, отчаянно пытаясь заглушить душевную боль.

Старый Батрак пытался помочь ему и погиб. Он отправился к Богине так же, как отец Тау, как Ойибо… как Зури. Все они пришли ему на помощь, но когда они сами нуждались в нем, он их подвел.

Продолжая кричать, Тау прислонился к двери ближайшего стойла и ударил по дереву кулаком — так сильно, что поранил руку. Он крепко зажмурился, голова закружилась, но он все же услышал, как подошла вороная лошадь, на которой ехали они с королевой. Он услышал тяжелые шаги по усыпанному сеном полу и почувствовал на лице ее влажное дыхание. Не зная, чем это животное питалось, и не желая быть укушенным, Тау открыл глаза и отступил.

— Даже не думай, — сказал он, показывая коню свой меч. — У меня тоже есть зубы.

Подбираясь все ближе, лошадь не слишком обращала внимания ни на него, ни на меч. Она прижимала уши к голове, отчего те казались маленькими и заостренными, но ноздри и глаза, напротив, были раскрыты, насколько возможно, широко. Тау не знал, как обычно ведут себя такие животные, но не мог представить, чтобы это было теплое приветствие.

— Отстань от меня, нсику! — выругался Тау, приподняв меч повыше. — Пошла!

Деревянные перегородки стойла были хрупкими на вид, и лошадь легко могла бы их сломать.

— Да что с тобой такое?

Лошадь показала зубы, закатила глаза и вдруг встала на дыбы. Прижавшись к стене, Тау попятился. Животные были бесценны, и он не хотел навредить вороному коню, но выставил оба меча, не сводя глаз с обезумевшего животного.

— Я думал, мы подружим… — начал он, и вдруг понял, отойдя подальше, что лошадь на него даже не смотрела.

Тау понял, что лошадь реагировала на что-то другое, и у него встали дыбом волосы на загривке. Он упал на пол и откатился в сторону — в этот момент место, где он только что стоял, взорвалось бурей щепок.

Вой, раздавшийся за спиной, не мог исходить ни от одного из известных ему животных, и Тау вскочил, подавляя боль в ноге, и резко развернулся к существу, которое едва его не убило.

Оно было невысоким, ростом примерно с демона. Но шире и толще самого Тау, с толстой желтоватой кожей, бугристой и пятнистой, как у жабы. Оно смотрело на него светящимися глазами размером с добрые кулаки, а рот у него был круглый, как у рыбы-прилипалы. Издав жуткий вой этим маленьким отверстием, чудовище согнуло шестипалые руки, и ринулось на него.

— Этого не может быть на самом деле. Ты не настоящ… — начал Тау, но осекся, отпрянув от режущих когтей.

Он избежал опасности быть выпотрошенным, прижавшись спиной к деревянной стене, но понял, что от демона его отделяла всего пара шагов. Монстр прыгнул на него, и теперь Тау отступать было некуда.

Вороной конь продолжал бесноваться, и ржание и топот испуганного животного заглушали даже дикий вой монстра.

Тау вскинул мечи, чтобы не дать демону выцарапать ему глаза, и скользнул вдоль стены, надеясь уклониться. У него получилось. Он остановил демона, не позволив ему добраться до глаз, мечи рассекли толстую кожу рук существа, но нападения Тау все же не избежал: чудовище врезалось в него, вдавив в деревянную стену.

Стена позади Тау прогнулась, и он повалился на устланный сеном грязный пол, ударившись так, что перехватило дыхание. Демон, оказавшись над ним, приоткрыл круглую пасть и щелкнул зубами перед носом Тау. Чемпион сумел оттеснить противника, вдавив рукояти мечей ему в шею.

— Как? Как такое возможно… — прорычал он, и в эту минуту существо бросилось на него, пытаясь вонзить в Тау и зубы, и когти.

Тау стремительно просунул колени под тушу чудовища, уперся ногами в его бедра, и с воплем оттолкнул монстра. Раненая нога отозвалась яростной болью.

Демон был крупным, но неповоротливым, он пришел в себя и пополз к Тау на четвереньках.

Отскочив назад, Тау вонзил правый меч демону в плечо и попытался ударить левым в лицо, но промахнулся. И тут на голову демона стремительно опустилось копыто вороного коня, втоптав ее в пол.

Демон, выпучив глаза, конвульсивно дернулся, а вороной конь встал на дыбы, чтобы снова наступить на монстра.

Удар превратил голову демона в кашеобразное месиво, чудовище вздрогнуло, обмякло и превратилось в кучку серого пепла, которую конь ударил копытом в третий раз.

От мощного удара пепел разлетелся по воздуху, постепенно растворяясь в нем. Последние частицы пепла исчезли, словно песок, струящийся сквозь невидимое решето. И от монстра ничего не осталось.

— Как такое возможно? — повторил Тау.

ТЕНИ

Тау торопливо захромал из конюшни во двор. Дождь теперь едва моросил, и тлеющие на крепостных стенах факелы превратили влажный туман, скользкую брусчатку и блестевшие от воды стены в бесконечное множество зыбких форм и теней, каждая из которых вполне могла скрывать чудовище, способное перерезать Тау горло, прежде чем он успел бы предупредить остальных.

Он побежал быстрее, мчась сломя голову к трем фигурам, видневшимся впереди.

— Вот ты где, — произнес голос, и одна из трех фигур вышла к свету факела.

Тау, выругавшись, попытался остановиться, но наступил на влажный камень и поскользнулся. Чтобы удержать равновесие, он перенес весь свой вес на больную ногу — и весь мир сжался до единственной точки, излучавшей адскую боль.

— Сик! — выругался он, придерживая мечи.

— Тау, полегче! В чем дело?

Он узнал голос Хадита. А когда к Тау вернулось зрение, и боль отступила, он увидел и остальных. С Хадитом были Удуак и Келлан.

— Мы пришли за тобой, — сказал Хадит. — Сердце бури покинуло полуостров. Она уже в Ревах, и вскоре корабли вождя отчалят. Нам пора выдвигаться.

Тау знал, что все это не имело значения.

— Они здесь! — воскликнул он. — В крепости!

Все трое синхронно обнажили клинки и сплотились вокруг Тау, ожидая атаки.

— Где? — спросил Удуак, оглядываясь по сторонам.

— В конюшне, — ответил Тау. — Там началось.

— Сколько их? — спросил Хадит.

— Пока один. Он напал на меня.

— Один? — переспросил Келлан. — Ксиддин? Или кто-то из людей Одили?

Тау никак не удавалось перевести дыхание.

— Не человек.

Келлан кивнул.

— Значит, ксиддин, — сказал он. — Женщина-рейдер.

— Это не значит, что она пришла одна, — сказал Хадит, указывая на арку, ведущую в глубь крепости. — Идем туда. Если есть еще кто-то, они не смогут нас окружить.

Удуак кивнул, потянул Тау за руку, и все четверо бросились под арку, ограничив углы, откуда на них можно было напасть.

— Мы можем созвать наших людей, — прошептал Келлан. — Или рискнем вызвать ксиддинов на себя?

— Это не ксиддины, — сказал Тау, вглядываясь во мрак за аркой. Там густели тени, длинные как копья, и уходили в даль, в темноту. — Это был демон.

Меч Келлана дрогнул.

— Что?

— Ты сказал «демон»? — переспросил Хадит, скорее прошипев, чем прошептав.

Все еще вглядываясь в темноту, Тау кивнул.

— Он напал на меня в конюшне.

Тау услышал, как Хадит вздохнул и спрятал меч в ножны.

— Ты что, уснул и попал в Исихого?

Удуак и Келлан не зачехлили мечей, но опустили их.

— Нет, — сказал Тау. — Он был здесь.

— Где здесь? — спросил у него Хадит.

— В Умлабе.

— Демон?

— ^Да.

Удуак и Келлан спрятали клинки.

— Тебе нужно отдохнуть, — сказал Удуак.

Хадит фыркнул.

— Тау, сегодня был тяжелый день. Ты ранен и изможден. Ты, наверное, уснул.

— Нет! Говорю вам, это действительно произошло.

Хадит положил руку ему на плечо.

— Я буду вежлив и притворюсь, что ты ничего не говорил.

— Вы не понимаете? — спросил Тау. — Это может значить…

— Это может значить, что тебя освободят от должности чемпиона. Это может значить, что ты и твоя история про демонов в конюшне поспособствуют низложению королевы, чья власть и так висит на волоске. — Хадит покачал головой. — Слезы Богини, Тау, она сделала своим Чемпионом Меньшего! Низшего Мирянина!

— Высшего Мирянина, — ощерился Тау.

— Никому нет до этого дела. Королева Циора — монарх расколотого королевства, и правит она частью, населенной Меньшими и отщепенцами из числа Вельмож.

Тау на глазах терял их доверие, чего допустить никак не мог.

— Я уже видел их раньше. Задолго до сегодняшнего дня, — сказал он. — Это началось в Исиколо. Я видел их. Среди теней. В густых зарослях. На краю поля зрения. Они исчезали, когда я поворачивался. Они заменяли своими лицами лица людей.

Удуак глухо кашлянул и сделал руками знак дракона.

— Они приходили ко мне в…

— Во сне наяву, — сказал Хадит. — Видения, вызванные переутомлением. Ты был нездоров в Исиколо, и поэтому, скажу честно, мне сложно тебе поверить. Тау, ты в последнее время очень много пережил… и все мы.

Слова жалили болью.

— Ты знаешь меня слишком хорошо, чтобы так считать, — сказал Тау.

— Я видел, как ты бежал по крепости с мечом наперевес, а теперь ты рассказываешь, что за тобой гнались демоны.

— Я не говорил, что гнались. Я его убил… — Тау не знал, куда девать глаза… — И конь мне помог.

Хадит несколько секунд просто смотрел на него.

— Он тебя ранил? У тебя есть его кровь на мечах? — спросил Хадит, оглядывая его оружие.

Тау моргнул и тоже посмотрел на мечи у себя в руках. Лезвия были чистыми, никакой крови.

— Я не понимаю… Я… я заколол его. Я…

— Ладно, никаких свидетельств у нас нет, — сказал Хадит таким же тоном, каким говорил Арен после того, как Тау снились кошмары. — Но мы можем сходить в конюшню. Ты можешь показать нам демона.

— Он… — Тау взглянул на Удуака и Келлана, ища поддержки, но ее не было. Он снова перевел взгляд на Хадита, не находя в себе сил посмотреть брату в глаза. — Он превратился в пепел, — сказал он. — А потом пепел исчез.

Хадит провел рукой по бритой голове.

— Тау…

Тау отвернулся и вложил мечи в ножны.

— Я знаю, что видел.

— Тебе нужен отдых и, наверное, жрица.

Тау сверкнул глазами.

— Для твоей ноги, — уточнил Хадит.

Тау закрыл глаза.

— Я в порядке. Я… немного не в себе, вот и все.

— У тебя кровь, — заметил Удуак.

— Что? — Тау взглянул на свою ногу. На месте раны на кожаном доспехе темнело влажное пятно.

— Нужно сменить повязки, — сказал Удуак.

— Сменю, когда вернемся.

Келлан прочистил горло.

— Чемпион, мы справимся сами. Тебе не нужно идти… если нездоровится.

— Он прав, — подтвердил Хадит. — Ты слишком много пытаешься на себя взять. Если так пойдет, ты не принесешь никакой пользы ни себе, ни кому бы то ни было.

— Я в порядке, — сказал Тау.

В арку вошел Ихаше и едва не напоролся на стремительно вскинутый меч Тау.

— Тау! — воскликнул Хадит.

Тау отступил. Но его меч еще был поднят, и он не собирался его убирать.

— Я в порядке.

Ихаше выглядел так, словно едва не обмочился. Он сглотнул огромный ком в горле и сказал:

— Визирь послала меня и еще несколько бойцов. — Он указал в направлении двора. — Королева готова проводить отряд.

— Спасибо, Ихаше. Мы идем, — ответил Келлан.

Солдат отдал честь и поспешил прочь.

— Сходи к жрице. Ради меня. — сказал Хадит.

— Нет, я иду с вами, — ответил Тау, отвернулся и пошел во двор.

Он попытался идти ровно, не замечая пылающей боли, не поддаваясь раздражению. Демон точно был настоящим, но видя сомнение на лицах братьев по оружию, не обагренные кровью мечи и конюшню, где не было никаких демонов, он сам невольно в этом усомнился.

Тау услышал за спиной шаги братьев. Но не стал их ждать, а они не попытались догнать его. Он вышел во внутренний двор и увидел множество солдат в боевом снаряжении и троих Одаренных, не считая визиря и королевы.

Все повернулись к нему, и хотя он не чувствовал себя полным сил, Тау выпрямил спину и крепче сжал рукоять меча, который так и не спрятал в ножны. Он кивнул бойцам, и все они отдали ему честь.

Тау подошел к королеве, которая улыбалась в ответ на реплику одного из Индлову. Солдат кивнул ей и отошел. Тау увидел, как улыбка сползла с лица королевы. Он был не единственным, кто пытался казаться сильнее, чем себя чувствовал. Тау поклонился.

— Чемпион, — поприветствовала она.

— Моя королева.

— Мы пришли пожелать вам успеха. Мы в ваших руках. — Она шагнула к нему, наклонилась и поцеловала в щеку.

Это его удивило, и ему пришлось напрячься, чтобы не отшатнуться. Он ожидал, что ее губы окажутся холодными, как и руки. Но они были теплыми, почти горячими.

Она поцеловала его во вторую щеку и отступила.

— Возвращайся к нам.

Тау отдал честь, и боковым зрением увидел, как Хадит склонил голову. Так обычно делали в ответ на предложение еды или питья. Это был жест, как бы говорящий: «Еще немного, пожалуйста?».

Тау думал о демоне. Ему хотелось рассказать о нем королеве, но он опасался, что Хадит был прав, говоря, что он безумен. Кроме того, Тау не понимал, чем его рассказ мог бы помочь ей или ему самому.

Тау подумал, что Хадит обычно бывает прав. Тау следовало отдать ему должное.

— Мы вернемся с рассветом, моя королева, — сказал Тау достаточно громко, чтобы его слышали все. — И когда вы увидите меня снова, вождь будет мертв.