Неточные совпадения
Не успели глуповцы опомниться от вчерашних
событий, как Палеологова, воспользовавшись тем, что помощник градоначальника с своими приспешниками засел в клубе в бостон, [Бостон — карточная игра.] извлекла из ножон шпагу покойного винного пристава и, напоив, для храбрости, троих солдат из
местной инвалидной команды, вторглась в казначейство.
Отец дал нам свое объяснение таинственного
события. По его словам, глупых людей пугал какой-то
местный «гультяй» — поповский племянник, который становился на ходули, драпировался простынями, а на голову надевал горшок с углями, в котором были проделаны отверстия в виде глаз и рта. Солдат будто бы схватил его снизу за ходули, отчего горшок упал, и из него посыпались угли. Шалун заплатил солдату за молчание…
Лет за десять до описываемых
событий дядя Максим был известен за самого опасного забияку не только в окрестностях его имения, но даже в Киеве «на Контрактах» [«Контракты» —
местное название некогда славной киевской ярмарки.].
Первую половину вопроса статский советник признал правильною и, дабы удовлетворить потерпевшую сторону, обратился к уряднику, сказав: это все ты, каналья, сплетни разводишь! Но относительно проторей и убытков вымолвил кратко: будьте и тем счастливы, чего бог простил! Затем, запечатлев урядника, проследовал в ближайшее село, для исследования по доносу тамошнего батюшки, будто
местный сельский учитель превратно толкует
события, говоря: сейте горохи, сажайте капусту, а о прочем не думайте!
Влияние его утвердилось быстро; быстро расширился и круг его действий. Но
местная полиция, поставленная на стороже, благодаря
событиям в Польше и Литве, скоро добралась до источника мятежного настроения католических шляхетных околиц Антушевского прихода. Б. как неблагонадежного, в январе 1863 года, выслали на жительство во внутренние губернии России, а в Дворжечно-Антушев было поставлено полторы роты солдат.
Молилась Варвара Павловна в своей домовой церкви, и потому редкие ее выезды в старинной карете с гербами, запряженной шестеркой-цугом, с двумя ливрейными лакеями на запятках, составляли
событие не только для
местных обывателей, но и для половины Москвы.
В то время, когда происходили последние описанные нами
события, Николая Герасимовича уже не было в Петербурге. Он был препровожден из дома предварительного заключения в Калугу и помещен в
местном тюремном замке, в ожидании суда по обвинению его в поджоге дома в своем имении, селе Серединском, с целью получения страховой премии.
Много позднее
местная хроника отмечает еще одно знаменательное
событие в жизни Старого Города.
Рассказы эти ведутся так, что усомниться в справедливости их часто значило бы оскорбить не одного рассказчика, но всю
местную публику, разделяющую его верования, а между тем верить в действительность упоминаемых
событий очень трудно и иногда даже совсем невозможно.