Неточные совпадения
Когда Верочке было десять лет, девочка, шедшая с
матерью на Толкучий рынок, получила при повороте из Гороховой в Садовую неожиданный подзатыльник, с замечанием: «глазеешь на церковь, дура, а лба-то что не перекрестишь? Чать, видишь, все добрые люди
крестятся!»
Сверх дня рождения, именин и других праздников, самый торжественный сбор родственников и близких в доме княжны был накануне Нового года. Княжна в этот день поднимала Иверскую божию
матерь. С пением носили монахи и священники образ по всем комнатам. Княжна первая,
крестясь, проходила под него, за ней все гости, слуги, служанки, старики, дети. После этого все поздравляли ее с наступающим Новым годом и дарили ей всякие безделицы, как дарят детям. Она ими играла несколько дней, потом сама раздаривала.
— Ну, слава богу… — И
мать набожно
крестится…
Выпрямив сутулую спину, вскинув голову, ласково глядя на круглое лицо Казанской божией
матери, она широко, истово
крестилась и шумно, горячо шептала...
Параша плакала, просила прощенья, валялась в ногах у моей
матери,
крестилась и божилась, что никогда вперед этого не будет.
К обеду все воротились и привезли с собой попа с попадьей, накрыли большой стол в зале, уставили его множеством кушаний; потом подали разных блинов и так же аппетитно все кушали (разумеется, кроме отца и
матери),
крестясь и поминая бабушку, как это делали после смерти дедушки.
Ваня вырвался из объятий
матери и побежал за ним, не переставая
креститься.
Когда бричка проезжала мимо острога, Егорушка взглянул на часовых, тихо ходивших около высокой белой стены, на маленькие решетчатые окна, на крест, блестевший на крыше, и вспомнил, как неделю тому назад, в день Казанской Божией
Матери, он ходил с мамашей в острожную церковь на престольный праздник; а еще ранее, на Пасху, он приходил в острог с кухаркой Людмилой и с Дениской и приносил сюда куличи, яйца, пироги и жареную говядину; арестанты благодарили и
крестились, а один из них подарил Егорушке оловянные запонки собственного изделия.
Егорушка еще позвал деда. Не добившись ответа, он сел неподвижно и уж не ждал, когда все кончится. Он был уверен, что сию минуту его убьет гром, что глаза нечаянно откроются и он увидит страшных великанов. И он уж не
крестился, не звал деда, не думал о
матери и только коченел от холода и уверенности, что гроза никогда не кончится.
Мать убитого, высокая, тощая, с лошадиным лицом, молча, без слёз, торопилась схоронить сына, — так казалось Артамонову; она всё оправляла кисейный рюш в изголовье гроба, передвигала венчик на синем лбу трупа, осторожно вдавливала пальцами новенькие, рыжие копейки, прикрывавшие глаза его, и как-то нелепо быстро
крестилась.
— Ох, Господи! — проговорила,
крестясь, Илюшкина
мать.
А ты проси
мать, чтобы она взяла тебе жену из Ельца, откуда мы сами с ней родом Там в купечестве мужчины гуляки, но невесты есть настоящие девицы: не щепотницы, а скромные — на офицеров не смотрят, а в платочке молиться ходят и старым русским крестом
крестятся.
Вскоре Пахомка (старший сын скотницы и дружка невесты) появился на пороге; за ним,
крестясь и кланяясь, вошли по порядку жених, его отец,
мать, дружка и родственники. Все они казались не слишком-то радостными; один дружка жениха скалил зубы, подмигивал близ стоявшим бабам да весело встряхивал курчавою своею головою.
Друзья и братья! Русь святая гибнет!
Друзья и братья! Православной вере,
В которой мы родились и
крестились,
Конечная погибель предстоит.
Святители, молитвенники наши,
О помощи взывают, молят слезно.
Вы слышали их слезное прошенье!
Поможем, братья, родине святой!
Что ж! Разве в нас сердца окаменели?
Не все ль мы дети
матери одной?
Не все ль мы братья от одной купели?
— Говорил, да! —
крестясь, молвил старик и, загибая пальцы рук, начал считать: — Ну, учитель, это ничего, человек полезный, сельское дело знает и законы. И Яков Ильич — ничего, барин хозяйственный. А какой тебе друг Стёпка Рогачёв? Бобылкин сын, батрак, лентяй, никого не уважает…
Мать — колдунья…
Садится Орша на коня,
Дал знак рукой, гремя, звеня,
Средь вопля женщин и детей
Все повскакали на коней,
И каждый с знаменьем креста
За ним проехал в ворота;
Лишь он, безмолвный, не
крестясь,
Как бусурман, татарский князь,
К своим приближась воротам,
Возвел глаза — не к небесам;
Возвел он их на терем тот,
Где прежде жил он без забот,
Где нынче ветер лишь живет,
И где, качая изредка
Дверь без ключа и без замка,
Как
мать качает колыбель,
Поет гульливая метель!..
— Пресвятая богородица, божья
матерь, святой Сергий-угодник… ох!.. моя Анюточка-покойница (царство ей небесное!) к нему прикладывалась… — простонала жалобно хозяйка, возводя очи к потолку и принимаясь снова
креститься.
— Ох, — начала снова Марья Петровна,
крестясь и возводя очи к потолку, — божья
матерь, святой Сергий-угодник, моя Анюточка-покойница (царство ей небесное!) к нему прикладывалась… Степанида Артемьевна, да отгоните же Розку, ишь как она мечется, того и смотри окно прошибет.
Пробудились на печах от уличной песни старые старухи, торопливо
крестились спросонок и творили молитву. Ворчали отцы, кипятились
матери. Одна за другой отодвигались в избах оконницы, и высовывались из них заспанные головы хозяек в одних повойниках. Голосистые
матери резкой бранью осыпали далеко за полночь загулявших дочерей. Парни хохотали и громче прежнего пели...
Все
крестились, творили молитвы.
Матери, белицы плакали навзрыд. Бледный как полотно Василий Борисыч всем телом дрожал.
Крестились по кельям
матери, слыша соромную песню в стенах монастырских. Иные шептали псалом «Живый в помощи вышнего!..».
Вскочил блаженненький с могилы, замахал руками, ударяя себя по бедрам ровно крыльями, запел петухом и плюнул на ребенка. Не отерла
мать личика сыну своему, радость разлилась по лицу ее, стала она набожно
креститься и целовать своего первенца. Окружив счастливую
мать, бабы заговорили...
После чтения началось пение и скаканье. «В слове ходила» Катенька. Придя в исступленье, начала она говорить восторженно глядевшей на нее
матери, а Степан Алексеич и Пахом,
крестясь обеими руками, стали перед пророчицей на колени.
Слюнка утирает рукавом вспотевшее лицо и начинает горячо клясться и просить. Он
крестится, протягивает к образу руки, призывает в свидетели своих покойных отца и
мать, но Семен по-прежнему глядит смиренно на вязку баранок и вздыхает. В конце концов Игнашка Рябов, дотоле не двигавшийся, порывисто поднимается и бухает перед кабатчиком земной поклон, но и это не действует!
Молитв он никаких не знал; как его
мать учила, он забыл, а все-таки молился и утром и вечером — молился руками,
крестясь.
Мать истово
крестилась на сверкавшие кресты на колокольнях, а нам, молодежи, было не до церквей, так как мы успели намолиться уже и дома.
— Господи, помилуй нас, — твердила она, отыскивая дочь. Соня сказала, что Наташа в спальне. Наташа сидела на своей кровати, бледная, с сухими глазами, смотрела на образа и, быстро
крестясь, шептала что-то. Увидав
мать, она вскочила и бросилась к ней.