Неточные совпадения
«Идиоты!» — думал Клим. Ему вспоминались безмолвные слезы бабушки пред развалинами ее дома, вспоминались уличные сцены, драки
мастеровых, буйства пьяных мужиков у дверей базарных трактиров на городской площади против гимназии и снова слезы бабушки, сердито-насмешливые словечки Варавки о
народе, пьяном, хитром и ленивом. Казалось даже, что после истории с Маргаритой все люди стали хуже: и богомольный, благообразный старик дворник Степан, и молчаливая, толстая Феня, неутомимо пожиравшая все сладкое.
Вагон, в котором было место Нехлюдова, был до половины полон
народом. Были тут прислуга,
мастеровые, фабричные, мясники, евреи, приказчики, женщины, жены рабочих, был солдат, были две барыни: одна молодая, другая пожилая с браслетами на оголенной руке и строгого вида господин с кокардой на черной фуражке. Все эти люди, уже успокоенные после размещения, сидели смирно, кто щелкая семечки, кто куря папиросы, кто ведя оживленные разговоры с соседями.
— Ноне
народ вольный, дедушка, — заметил кто-то из толпы
мастеровых. — Это допрежь того боялись барина пуще огня, а ноне что нам барин: поглядим — и вся тут. Управитель да надзиратель нашему брату куда хуже барина!
Мелкая торговля, бьющаяся изо всех сил вылезти в магазины, так и стала ему кидаться в глаза со всех сторон; через каждые почти десять шагов ему попадался жид, и из большей части домов несло жареным луком и щукой; но еще более безобразное зрелище ожидало его на Садовой: там из кабака вывалило по крайней мере человек двадцать
мастеровых; никогда и нигде Калинович не видал
народу более истощенного и безобразного: даже самое опьянение их было какое-то мрачное, свирепое; тут же, у кабака, один из них, свалившись на тротуар, колотился с ожесточением головой о тумбу, а другой, желая, вероятно, остановить его от таких самопроизвольных побоев, оттаскивал его за волосы от тумбы, приговаривая...
Скоро из брагинских горниц
народ начал отливать, унося с собою купленные вещи. Женщины тащили узлы с платьем, посуду, разный хлам из домашности, а мужчины более тяжелые вещи. Подрядчик мигнул знакомым
мастеровым, а те весело подхватили ореховую мебель, как перышко, — двое несли диван, остальные — кресла и стулья. Гордей Евстратыч провожал их до дверей и даже поздравил подрядчика с покупочкой.
Народ был все знакомый: заводские служащие, свой брат торговец и прасолы, богатые
мастеровые и т. д.
— Ишь как камешки да
мастеровые разгулялись, — задумчиво проговорил Силантий. — Им што: сполагоря — весь тут. Получил задаток и гуляй… Самый бросовый
народ, ежели разобрать. Никакой-то заботушки, окромя кабака… Ох-хо-хо!.. Мы каменских бурлаков камешками зовем, барин…
Кыновские
мастеровые как две капли воды походили на
мастеровых других горных заводов; такой же отчаянный
народ, вышколенный с детства работой на фабрике. Соседство Чусовой придавало им бурлацкий закал и природную страсть к воде, чем кыновляне особенно славятся.
— С этим
народом иначе невозможно, — объяснял он, когда мы, наконец, продрались в караванную контору, где Осипа Иваныча уже дожидалось много
народа. — Ох, смерть моя! — стонал он, не зная, кому отвечать. — У кабака с Каменскими да с
мастеровыми горло дери, а здесь мужичье одолевает.
Даже заводские
мастеровые, тоже разбитной
народ, не отличающийся особенной скромностью, далеко уступают каменским.
Мастеровые —
народ обтертый, разговорчивый, одним словом, заводская косточка.
— «Принеси фунт золота, лошадь в лесу…» — объяснил Федя. — Золотник по-ихнему три, фунт — два, пуд — один; золото — смола, полштоф — притачка, лошадь — заноза… Теперь ежели взять по-настоящему, какой это
народ? Разве это крестьянин, который землю пашет, али там мещанин,
мастеровой… У них у всех одна вера: сколько украл, столько и пожил. Будто тоже золото принесли, а поглядеть, так один золотник несут в контору, а два на сторону. Волки так волки и есть, куда их ни повороти!..
Всякий восхищается по-своему: мужики обыкновенно тыкают пальцами; кавалеры рассматривают серьезно; лакеи-мальчики и мальчишки-мастеровые смеются и дразнят друг друга нарисованными карикатурами; старые лакеи во фризовых шинелях смотрят потому только, чтобы где-нибудь позевать; а торговки, молодые русские бабы, спешат по инстинкту, чтобы послушать, о чем калякает
народ, и посмотреть, на что он смотрит.
После случая с Христиной пробовал я работать в городе, да не по недугу оказалось это мне — тесно и душно.
Народ мастеровой не нравится наготою души своей и открытой манерой отдавать себя во власть хозяину: каждый всем своим поведением как бы кричит...
Народ — то есть не ваш лакей, и не ваш дворник, и не
мастеровой, а тот
народ, что составляет всю Россию, — темный мужик, троглодит, пещерный человек!
Два года назад Андрей Иванович однажды уже сделал опыт — записался в школу; но, походив два воскресенья, охладел к ней; не все там было «чувствительно», — приходилось много и тяжело работать, а к этому у Андрея Ивановича сердце не лежало; притом его коробило, что он сидит за партой, словно мальчишка-школьник, что кругом него — «серый
народ»; к серому же
народу Андрей Иванович, как все
мастеровые аристократических цехов, относился очень свысока.
Простой
народ был характернее: сначала плотники, строившие русскую избу, потом половые, артельщики,
мастеровые нашего отдела и весь хор кавалергардского полка, приехавший на всемирное состязание полковых оркестров, где рекорд побили немцы и, главное, австрийцы.
Сегодня воскресенье. На улице веселая праздничная толпа
народа. Идут студенты, учащиеся барышни, служащие и освобожденные от работы фабричные
мастеровые. У всех веселые, довольные лица. Всех наполняет и радует расцветающий праздник близкой весны.
Вокруг памятника расселось много
народа: няньки с детьми,
мастеровые, старушки, студенты и молодые женщины в кофточках и платочках, все так же, как и прежде.
Увидав
народ и окровавленного человека, говоривший
мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
Стягин искренно любовался. Волны медного гула, шедшего сверху, настраивали его особенно. Он оглянулся на ту сторону храма, где главные двери.
Народ понемногу собирался к службе, почти только простой люд — мещанки в белых шелковых платках, чуйки
мастеровых, кое-когда купеческая хорьковая шуба.
— Он
народ разочти как следует! — говорил худой
мастеровой с жидкою бородой и нахмуренными бровями. — А чтò ж он нашу кровь сосал, да и квит. Он нас водил, водил — всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.