Неточные совпадения
Весь
воздух был наполнен какою-то светящеюся
массою, в которой отдельными точками кружились и вихрились головни и горящие пуки соломы:"Куда-то они полетят?
Шествие замялось. Вокруг гроба вскипело не быстрое, но вихревое движение, и гроб — бесформенная
масса красных лент, венков, цветов — как будто поднялся выше; можно было вообразить, что его держат не на плечах, а на руках, взброшенных к небу. Со двора консерватории вышел ее оркестр, и в серый
воздух, под низкое, серое небо мощно влилась величественная музыка марша «На смерть героя».
Кольцеобразное, сероватое месиво вскипало все яростнее; люди совершенно утратили человекоподобные формы, даже головы были почти неразличимы на этом облачном кольце, и казалось, что вихревое движение то приподнимает его в
воздух, к мутненькому свету, то прижимает к темной
массе под ногами людей.
Направо туман; левее черным пятном лежала деревня, дальше безразличной
массой стлались поля. Он дохнул в себя раза два сырого
воздуха и чихнул.
Жар несносный; движения никакого, ни в
воздухе, ни на море. Море — как зеркало, как ртуть: ни малейшей ряби. Вид пролива и обоих берегов поразителен под лучами утреннего солнца. Какие мягкие, нежащие глаз цвета небес и воды! Как ослепительно ярко блещет солнце и разнообразно играет лучами в воде! В ином месте пучина кипит золотом, там как будто горит
масса раскаленных угольев: нельзя смотреть; а подальше, кругом до горизонта, распростерлась лазурная гладь. Глаз глубоко проникает в прозрачные воды.
На другой день, 24-го числа, в Рождественский сочельник, погода была великолепная: трудно забыть такой день. Небо и море — это одна голубая
масса;
воздух теплый, без движения. Как хорош Нагасакский залив! И самые Нагасаки, облитые солнечным светом, походили на что-то путное. Между бурыми холмами кое-где ярко зеленели молодые всходы нового посева риса, пшеницы или овощей. Поглядишь к морю — это бесконечная лазоревая пелена.
День выпал хороший и теплый. По небу громоздились
массы кучевых облаков. Сквозь них прорывались солнечные лучи и светлыми полосами ходили по
воздуху. Они отражались в лужах воды, играли на камнях, в листве ольшаников и освещали то один склон горы, то другой. Издали доносились удары грома.
Но старого сада докуда еще не тронули; по-прежнему был он полон прохлады и сумерек; по-прежнему старые дуплистые липы и березы задумчиво помавали в вышине всклокоченными вершинами; по-прежнему волною неслись отовсюду запахи и прозрачною, душистою
массою стояли в
воздухе.
Сначала послышался стук и шум обвалившейся на хорах штукатурки. Что-то завозилось вверху, тряхнуло в
воздухе тучею пыли, и большая серая
масса, взмахнув крыльями, поднялась к прорехе в крыше. Часовня на мгновение как будто потемнела. Огромная старая сова, обеспокоенная нашей возней, вылетела из темного угла, мелькнула, распластавшись на фоне голубого неба в пролете, и шарахнулась вон.
С проникновенной и веселой ясностью он сразу увидел и бледную от зноя голубизну неба, и золотой свет солнца, дрожавший в
воздухе, и теплую зелень дальнего поля, — точно он не замечал их раньше, — и вдруг почувствовал себя молодым, сильным, ловким, гордым от сознания, что и он принадлежит к этой стройной, неподвижной могучей
массе людей, таинственно скованных одной незримой волей…
Курорт — миниатюрный, живописно расположенный городок, который зимой представляет ряд наглухо заколоченных отелей и въезжих домов, а летом превращается в гудящий пчелиный улей. Официальная привлекательность курортов заключается в целебной силе их водяных источников и в обновляющих свойствах
воздуха окружающих гор; неофициальная — в том непрерывающемся празднике, который неразлучен с наплывом
масс досужих и обладающих хорошими денежными средствами людей.
С лихорадочною страстностью переезжает он с места на место, всходит на горы и сходит с оных, бродит по деревням, удивляется свежести горного
воздуха и дешевизне табльдотов, не морщась пьет местное вино, вступает в собеседования с кельнерами и хаускнехтами и наконец, с наступлением ночи, падает в постель (снабженную, впрочем, дерюгой вместо белья и какими-то кисельными комками вместо подушек), измученный беготней и
массой полученных впечатлений.
В
воздухе стоит разноязычный говор, в общей
массе которого не последнее место занимает и русская речь.
Какая
масса пространства,
воздуха, света!
И в самый этот момент с шумом выпорхнула из растущей около густой травы какая-то черная
масса и понеслась по
воздуху. Калинович побледнел и невольно отскочил. Настенька оставалась спокойною.
Всякие запахи, начиная с благоуханий цветущих лип и кончая миазмами скотного двора, густою
массой стоят в
воздухе.
Господин официр поднял руки и подался вперед, но вдруг произошло нечто необыкновенное: он крякнул, все огромное туловище его покачнулось, поднялось от земли, ноги брыкнули на
воздухе, и, прежде чем дамы успели вскрикнуть, прежде чем кто-нибудь мог понять, каким образом это сделалось, господин официр, всей своей
массой, с тяжким плеском бухнулся в пруд и тотчас же исчез под заклубившейся водой.
Воздух был свеж, полон особого внутреннего запаха; роса тяжелыми, беловатыми
массами подавалась назад, оставляя за собою миллионы блестящих капель; пурпуровое освещение и непривычные тени придавали что-то новое, странно изящное деревьям, крестьянским избам, всему окружающему; птицы пели на разные голоса; небо было чисто.
В комнату вплыло целое облако холодного
воздуха, и в этом
воздухе заколебалась страшная черная
масса, пред которою за минуту вошедший человек казался какой-то фитюлькой.
Снег уже осел и спекся в рыхлую, пропитанную водой
массу; дорога почернела, в
воздухе пахло обновляющей вся и все силой.
Шум сразу усилился, закипел, родилась
масса новых звуков, все они завертелись, завыли, затрепетали в
воздухе, сцепившись друг с другом, как стая злых и голодных собак.
Но тотчас же в
воздухе беспорядочно и хищно, как стая голодных птиц, заплескались возбуждённые крики, вцепились в голос шпиона и покрыли его торопливой, жадной
массой...
Невыносимый треск машин стоял в
воздухе, и виднелась
масса голов — женских и мужских, но Кальсонеровой среди них не было.
Облитые потом, грязные и напряженные лица с растрепанными волосами, приставшими к мокрым лбам, коричневые шеи, дрожащие от напряжения плечи — все эти тела, едва прикрытые разноцветными рваными рубахами и портами, насыщали
воздух вокруг себя горячими испарениями и, слившись в одну тяжелую
массу мускулов, неуклюже возились во влажной атмосфере, пропитанной зноем юга и густым запахом пота.
Чай был приготовлен по-английски, с
массой холодных закусок. Громадный кровавый ростбиф окружали бутылки вина, и это вызвало довольный хохот у полковника. Казалось, что и его полумёртвые ноги, окутанные медвежьей шкурой, дрогнули от предвкушения удовольствия. Он ехал к столу и, простирая к бутылкам дрожащие пухлые руки, поросшие тёмной шерстью, хохотал, сотрясая
воздух столовой, обставленной плетёными стульями.
В конце концов, утка все-таки издохла, и мы ее кинули на дороге, а сами поехали дальше. Несколько дней шел густой пушистый снег, покрывший на три четверти аршина и лед, и землю. Он
массами лежал на деревьях и порой падал с них комьями, рассыпаясь мелкою пылью в светлом
воздухе.
Астреин чувствовал, как у него волосы холодеют и становятся прямыми и твердыми, точно тонкие стеклянные трубки. Рев воды на мельнице стоял в
воздухе ровным страшным гулом; и было ясно, что вся тяжелая
масса воды в реке бежит неудержимо туда, к этому звуку.
Действительно, туман совершенно рассеялся,
воздух стал прозрачнее и несколько мягче. На севере из-за гребня холмов, покрытых черною
массой лесов, слабо мерцая, подымались какие-то белесоватые облака, быстро пробегающие по небу. Казалось, кто-то тихо вздыхал среди глубокой холодной ночи, и клубы пара, вылетавшие из гигантской груди, бесшумно проносились по небу от края и до края и затем тихо угасали в глубокой синеве. Это играло слабое северное сияние.
Туман стоял неподвижно, выжатый из
воздуха сорокаградусным морозом, и все тяжелее налегал на примолкшую землю; всюду взгляд упирался в бесформенную, безжизненную серую
массу, и только вверху, прямо над головой, где-то далеко-далеко висела одинокая звезда, пронизывавшая холодную пелену острым лучом.
Сколько
воздуху!» Мы, как сытые удавы, обращали внимание только на блестящие предметы, окна магазинов гипнотизировали нас, и мы восхищались фальшивыми брошками и покупали
массу ненужных, ничтожных вещей.
В хозяйском номере горит лампа. На открытом окне сидит поджавши ноги, Алечка и смотрит, как колышется внизу темная, тяжелая
масса воды, освещенной электричеством, как тихо покачивается жидкая, мертвенная зелень тополей вдоль набережной На щеках у нее горят два круглых, ярких, красных пятна, а глаза влажно и устало мерцают. Издалека, с той стороны реки, где сияет огнями кафешантан, красиво плывут в холодеющем
воздухе резвые звуки вальса.
На нем был щегольски сшитый просторный черный сюртук, приятно отделявшийся своей матовой
массой от томного блеска светло-серых брюк, черный низенький галстук и красивый темно-синий жилет; золотая цепочка, прицепленная крючком к последней петельке, скромно терялась в боковом кармане; тонкие сапоги благородно скрипели, и вместе с появлением Бориса Андреича разлился в
воздухе запах Ess'bouquet'а в соединении с запахом свежего белья.
Новые
массы, новые живые реки людей отовсюду стремились навстречу государю. Весть о том, что он сам здесь же, на пожаре, вместе со всем народом, как электрическая искра, пробегала в
массах, и крики «ура» оглашали
воздух за версту и более расстояния от того места, где находился царь. Там его не видели, но чувствовали его присутствие.
Потом мы надели теплые меховые калоши на миниатюрные ножки Царицы и уже готовились проделать то же и с Государем, но он вовремя предупредил нас, отвлекая наше внимание брошенным в
воздух носовым платком. Какая-то счастливица поймала платок, но кто-то тотчас же вырвал его у нее из рук, и затем небольшой шелковый платок Государя был тут же разорван на
массу кусков и дружно разделен «на память» между старшими.
— Не в этом дело! — ослабшим голосом возразил Аршаулов, и руки его упали сразу на костлявые бедра. — Не в этом дело!.. Теперь в
воздухе что-то такое… тлетворное, под обличьем искания высшей истины. Не суетным созерцанием нам жить на свете, особливо у нас, на Руси-матушке, а нервами и кровью, правдой и законом, скорбью и жалостью к черной
массе, к ее невежеству, нищете и рабской забитости. Вот чем!..
Париж я полюбил. Он тогда не был так шумен и громаден, как теперь, но милее, наряднее, гораздо чище, с некоторым аристократическим пошибом. И то, что тогда мыслило и чувствовало с более серьезными запросами, надеялось на лучшие времена. Было в
воздухе нечто, что потом, при Третьей республике, утратилось, когда настало царство довольной
массы, более грубой погони за деньгами, тщеславием и чувственными утехами.
— Мое почтение-с! — говорит Сюсин, жестикулируя перед его мордочкой пальцами. — Честь имею представиться! Рекомендую господина удава, который желает вас скушать! Хо-хо-хо… Неприятно, брат? Морщишься? Что ж, ничего не поделаешь! Не моя тут вина! Не сегодня, так завтра… не я, так другой… всё равно. Философия, брат кролик! Сейчас вот ты жив,
воздух нюхаешь, мыслишь, а через минуту ты — бесформенная
масса! Пожалуйте. А жизнь, брат, так хороша! Боже, как хороша!
Отовсюду плыла такая
масса звуков, что, казалось, им было тесно в
воздухе.
Дача была поистине великолепна. Изящная постройка, расположенная среди окружающего тенистого сада с
массой душистых цветов и мраморными фигурами в клумбах, фонтаном, бившим легкой и обильной струей и освежавшим
воздух, — все, казалось, было устроено для возможного земного счастья двух любящих сердец.