Неточные совпадения
Смеясь, он подставил руку ладонью вверх знойному солнцу, как
сделал это однажды
мальчиком в винном погребе; затем отплыл и стал быстро грести по направлению к гавани.
Леню учит петь «Хуторок»,
мальчика плясать, Полину Михайловну тоже, рвет все платья;
делает им какие-то шапочки, как актерам; сама хочет таз нести, чтобы колотить, вместо музыки…
— Нет, — сказала она. — Это — неприятно и нужно кончить сразу, чтоб не мешало. Я скажу коротко: есть духовно завещание — так? Вы можете читать его и увидеть: дом и все это, — она широко развела руками, — и еще много, это — мне, потому что есть дети, две
мальчики. Немного Димитри, и вам ничего нет. Это — несправедливо, так я думаю. Нужно
сделать справедливо, когда приедет брат.
— Большая редкость в наши дни, когда как раз даже
мальчики и девочки в политику вторглись, — тяжко вздохнув, сказал Бердников и продолжал комически скорбно: — Особенно девочек жалко, они совсем несъедобны стали, как, примерно, мармелад с уксусом. Вот и Попов тоже политикой уязвлен, марксизму привержен, угрожает мужика социалистом
сделать, хоша мужик, даже когда он совсем нищий, все-таки не пролетар…
Клим решил говорить возможно меньше и держаться в стороне от бешеного стада маленьких извергов. Их назойливое любопытство было безжалостно, и первые дни Клим видел себя пойманной птицей, у которой выщипывают перья, прежде чем свернуть ей шею. Он чувствовал опасность потерять себя среди однообразных
мальчиков; почти неразличимые, они всасывали его, стремились
сделать незаметной частицей своей массы.
— Пишу другой:
мальчика заставили пасти гусей, а когда он полюбил птиц, его
сделали помощником конюха. Он полюбил лошадей, но его взяли во флот. Он море полюбил, но сломал себе ногу, и пришлось ему служить лесным сторожем. Хотел жениться — по любви — на хорошей девице, а женился из жалости на замученной вдове с двумя детьми. Полюбил и ее, она ему родила ребенка; он его понес крестить в село и дорогой заморозил…
Досадно было слышать, как Дронов лжет, но, видя, что эта ложь
делает Лидию героиней гимназистов, Самгин не мешал Ивану.
Мальчики слушали серьезно, и глаза некоторых смотрели с той странной печалью, которая была уже знакома Климу по фарфоровым глазам Томилина.
— А вы вот что: попробуйте. Если дело примет очень серьезный оборот, чего, сознайтесь сами, быть не может, тогда уж нечего
делать — скажите на меня. Экая досада! — ворчал Марк. — Этот
мальчик все испортил. А уж тут было принялись шевелиться…
Длинный вдруг шепнул что-то миловидному
мальчику, тот нахмурился и
сделал отрицательный жест; но длинный вдруг обратился ко мне...
А ведь стоило только найтись человеку, — думал Нехлюдов, глядя на болезненное, запуганное лицо
мальчика, — который пожалел бы его, когда его еще от нужды отдавали из деревни в город, и помочь этой нужде; или даже когда он уж был в городе и после 12 часов работы на фабрике шел с увлекшими его старшими товарищами в трактир, если бы тогда нашелся человек, который сказал бы: «не ходи, Ваня, нехорошо», —
мальчик не пошел бы, не заболтался и ничего бы не
сделал дурного.
Что же мы
делаем? Мы хватаем такого одного случайно попавшегося нам
мальчика, зная очень хорошо, что тысячи таких остаются не пойманными, и сажаем его в тюрьму, в условия совершенной праздности или самого нездорового и бессмысленного труда, в сообщество таких же, как и он, ослабевших и запутавшихся в жизни людей, а потом ссылаем его на казенный счет в сообщество самых развращенных людей из Московской губернии в Иркутскую.
И оттого у
мальчика всё больше и больше распухали губы, и он
делал большие усилия, чтобы не заплакать, полагая, что плакать в таких случаях стыдно.
Он не только вспомнил, но почувствовал себя таким, каким он был тогда, когда он четырнадцатилетним
мальчиком молился Богу, чтоб Бог открыл ему истину, когда плакал ребенком на коленях матери, расставаясь с ней и обещаясь ей быть всегда добрым и никогда не огорчать ее, — почувствовал себя таким, каким он был, когда они с Николенькой Иртеневым решали, что будут всегда поддерживать друг друга в доброй жизни и будут стараться
сделать всех людей счастливыми.
Старушка эта сидела у печки на нарах и
делала вид, что ловит четырехлетнего коротко обстриженного пробегавшего мимо нее толстопузого, заливавшегося смехом
мальчика.
— Ребеночка, батюшка мой, я тогда хорошо обдумала. Она дюже трудна была, не чаяла ей подняться. Я и окрестила
мальчика, как должно, и в воспитательный представила. Ну, ангельскую душку что ж томить, когда мать помирает. Другие так
делают, что оставят младенца, не кормят, — он и сгаснет; но я думаю: что ж так, лучше потружусь, пошлю в воспитательный. Деньги были, ну и свезли.
«Такое же опасное существо, как вчерашняя преступница, — думал Нехлюдов, слушая всё, что происходило перед ним. — Они опасные, а мы не опасные?.. Я — распутник, блудник, обманщик, и все мы, все те, которые, зная меня таким, каков я есмь, не только не презирали, но уважали меня? Но если бы даже и был этот
мальчик самый опасный для общества человек из всех людей, находящихся в этой зале, то что же, по здравому смыслу, надо
сделать, когда он попался?
Но Иван Яковлич так и остался при блестящих надеждах, не
сделав никакой карьеры, хотя менял род службы раз десять, Агриппина Филипьевна дарила мужа исправно через каждый год то девочкой, то
мальчиком.
И хотя бы мы были заняты самыми важными делами, достигли почестей или впали бы в какое великое несчастье — все равно не забывайте никогда, как нам было раз здесь хорошо, всем сообща, соединенным таким хорошим и добрым чувством, которое и нас
сделало на это время любви нашей к бедному
мальчику, может быть, лучшими, чем мы есть в самом деле.
И множество, множество самых оригинальных русских
мальчиков только и
делают, что о вековечных вопросах говорят у нас в наше время.
— Монах в гарнитуровых штанах! — крикнул
мальчик, все тем же злобным и вызывающим взглядом следя за Алешей, да кстати и став в позу, рассчитывая, что Алеша непременно бросится на него теперь, но Алеша повернулся, поглядел на него и пошел прочь. Но не успел он
сделать и трех шагов, как в спину его больно ударился пущенный
мальчиком самый большой булыжник, который только был у него в кармане.
— Да, мне. Давеча он на улице с
мальчиками камнями перебрасывался; они в него шестеро кидают, а он один. Я подошел к нему, а он и в меня камень бросил, потом другой мне в голову. Я спросил: что я ему
сделал? Он вдруг бросился и больно укусил мне палец, не знаю за что.
— Какой-то слух был, что вы ее отыскиваете и что когда отыщете ее, то приведете. Смуров что-то говорил в этом роде. Мы, главное, всё стараемся уверить, что Жучка жива, что ее где-то видели.
Мальчики ему живого зайчика откуда-то достали, только он посмотрел, чуть-чуть улыбнулся и попросил, чтобы выпустили его в поле. Так мы и
сделали. Сию минуту отец воротился и ему щенка меделянского принес, тоже достал откуда-то, думал этим утешить, только хуже еще, кажется, вышло…
Обед был большой. Мне пришлось сидеть возле генерала Раевского, брата жены Орлова. Раевский был тоже в опале с 14 декабря; сын знаменитого Н. Н. Раевского, он
мальчиком четырнадцати лет находился с своим братом под Бородином возле отца; впоследствии он умер от ран на Кавказе. Я рассказал ему об Огареве и спросил, может ли и захочет ли Орлов что-нибудь
сделать.
Как большая часть живых
мальчиков, воспитанных в одиночестве, я с такой искренностью и стремительностью бросался каждому на шею, с такой безумной неосторожностью
делал пропаганду и так откровенно сам всех любил, что не мог не вызвать горячий ответ со стороны аудитории, состоящей из юношей почти одного возраста (мне был тогда семнадцатый год).
В 1827 я привез с собою Плутарха и Шиллера; рано утром уходил я в лес, в чащу, как можно дальше, там ложился под дерево и, воображая, что это богемские леса, читал сам себе вслух; тем не меньше еще плотина, которую я
делал на небольшом ручье с помощью одного дворового
мальчика, меня очень занимала, и я в день десять раз бегал ее осматривать и поправлять.
При брауншвейг-вольфенбюттельском воине я иногда похаживал к каким-то
мальчикам, при которых жил его приятель тоже в должности «немца» и с которыми мы
делали дальние прогулки; после него я снова оставался в совершенном одиночестве — скучал, рвался из него и не находил выхода.
Наконец Марья Маревна
сделала решительный шаг.
Мальчикам приближалось уж одиннадцать лет, и все, что захолустье могло ей дать в смысле обучения, было уже исчерпано. Приходилось серьезно думать о продолжении воспитания, и, натурально, взоры ее прежде всего обратились к Москве. Неизвестно, сама ли она догадалась или надоумил ее отец, только в одно прекрасное утро, одевши близнецов в новенькие курточки, она забрала их с собой и ранним утром отправилась в Отраду.
Эту операцию
делали тоже в «мыльнях», но здесь
мальчика с тазом не было, и кровь спускали прямо на пол.
Всякое неприятное чувство к незнакомому мальчишке в нас мгновенно испарилось, сменившись острой жалостью. Мы рассказали об этом происшествии матери и отцу, думая, что и на этот раз опять последует вмешательство, как и в деле Мамерта. Но отец объяснил нам, что
мальчик — казачок принадлежит незнакомым людям, приехавшим погостить к нашим соседям, и что тут ничего
сделать невозможно…
Саня был
мальчик длинный, худощавый, с деревенскими приемами, которые
делали его жертвой насмешек, с детски чистым сердцем и головой, слабоватой на учение.
Мальчик оставался все тем же медвежонком, смотрел так же искоса не то угрюмо, не то насмешливо и, видимо, предоставлял мосье Одифре
делать с собой что угодно, нимало не намереваясь оказывать ему в этих облагораживающих усилиях какое бы то ни было содействие…
Между тем передо мною мелькали живые фигуры моих сверстниц, и я уже
делал различие между знакомыми
мальчиками и девочками.
Но, во всяком случае, это обстоятельство
делало нового пришельца предметом интересным, так как мы видела разных
мальчиков, а купленных
мальчиков еще не видели ни разу.
— Что ты
делаешь с
мальчиком? — упрекнула ее Серафима, находившаяся в лениво-спокойном настроении беременной женщины.
— Хочешь — налиток [Налиток — тяжелая битка для игры
мальчиков.]
сделаю? Хорошая битка будет!
Мне и моему спутнику
делать было нечего, и мы пошли на кладбище вперед, не дожидаясь, пока отпоют. Кладбище в версте от церкви, за слободкой, у самого моря, на высокой крутой горе. Когда мы поднимались на гору, похоронная процессия уже догоняла нас: очевидно, на отпевание потребовалось всего 2–3 минуты. Сверху нам было видно, как вздрагивал на носилках гроб, и
мальчик, которого вела женщина, отставал, оттягивая ей руку.
Не успела она
сделать своего обхода, как загадка разъяснилась. Она услышала вдруг тихие, переливчатые тоны свирели, которые неслись из конюшни, смешиваясь с шорохом южного вечера. Она сразу поняла, что именно эти нехитрые переливы простой мелодии, совпадавшие с фантастическим часом дремоты, так приятно настраивали воспоминания
мальчика.
И при этом
мальчик раздвигал руки. Он
делал это обыкновенно при подобных вопросах, а дядя Максим указывал ему, когда следовало остановиться. Теперь он совсем раздвинул свои маленькие ручонки, но дядя Максим сказал...
— Эй, Иохим, — сказал он одним вечером, входя вслед за
мальчиком к Иохиму. — Брось ты хоть один раз свою свистелку! Это хорошо мальчишкам на улице или подпаску в поле, а ты все же таки взрослый мужик, хоть эта глупая Марья и
сделала из тебя настоящего теленка. Тьфу, даже стыдно за тебя, право! Девка отвернулась, а ты и раскис. Свистишь, точно перепел в клетке!
Она вздыхала полною грудью и шла вперед, не оборачиваясь; если бы она
сделала это, то увидела бы странное выражение на лице
мальчика.
Глаза
мальчика глядели куда-то, без всякого отношения к тому, что он
делал, и в них странно переливался отблеск закатывавшегося солнца.
— Ну, теперь что с ним прикажете
делать? — воскликнула Лизавета Прокофьевна, подскочила к нему, схватила его голову и крепко-накрепко прижала к своей груди. Он рыдал конвульсивно. — Ну-ну-ну! Ну, не плачь же, ну, довольно, ты добрый
мальчик, тебя бог простит, по невежеству твоему; ну, довольно, будь мужествен… к тому же и стыдно тебе будет…
Время от времени
мальчик приотворял дверь в комнату, где сидел отец с гостями, и сердито сдвигал брови. Дьячок Евгеньич был совсем пьян и, пошатываясь, размахивал рукой, как это
делают настоящие регенты. Рачитель и учитель Агап пели козлиными голосами, закрывая от удовольствия глаза.
— Конечно, нет, gnadige Frau. Но, понимаете, мой жених Ганс служит кельнером в ресторане-автомате, и мы слишком бедны для того, чтобы теперь жениться. Я отношу мои сбережения в банк, и он
делает то же самое. Когда мы накопим необходимые нам десять тысяч рублей, то мы откроем свою собственную пивную, и, если бог благословит, тогда мы позволим себе роскошь иметь детей. Двоих детей.
Мальчика и девочку.
Когда мне минуло четырнадцать лет и я мог идти к причастию, моя маменька сказала моему папеньке: „Карл стал большой
мальчик, Густав; что мы будем с ним
делать?“ И папенька сказал: „Я не знаю“.
— То есть тебе здесь спать, ничего не
делать будет удобнее, — заметил Вихров, — но за мною ходить не трудись, потому что за мною будет ходить
мальчик Миша.
— Прощай, мой ангел! — обратилась она потом к Паше. — Дай я тебя перекрещу, как перекрестила бы тебя родная мать; не меньше ее желаю тебе счастья. Вот, Сергей, завещаю тебе отныне и навсегда, что ежели когда-нибудь этот
мальчик, который со временем будет большой, обратится к тебе (по службе ли, с денежной ли нуждой), не смей ни минуты ему отказывать и
сделай все, что будет в твоей возможности, — это приказывает тебе твоя мать.
— Сильно раскольничье! — отвечал кучер. — И там не один раскол, а всего есть. Ныне-то вот потише маленько стало, а прежде они фальшивую монету
делали; все едино, как на монетном дворе в Питере… я еще, так доложить, молодым
мальчиком был, как переловили их на этом.
Остальное ты все знаешь, и я только прибавлю, что, когда я виделась с тобой в последний раз в доме Еспера Иваныча и тут же был Постен и когда он ушел, мне тысячу раз хотелось броситься перед тобой на колени и умолять тебя, чтобы ты спас меня и увез с собой, но ты еще был
мальчик, и я знала, что не мог этого
сделать.
— Ну, так ты вот этого
мальчика займи: давай ему смирную лошадь кататься, покажи, где у нас купанье — неглубокое, вели ему
сделать городки, свайку; пусть играет с деревенскими
мальчиками.