Неточные совпадения
Маленький, желтый человечек в очках, с узким
лбом, на мгновение отвлекся от разговора, чтобы поздороваться, и продолжал речь, не обращая внимания на Левина. Левин сел в ожидании, когда уедет профессор, но скоро заинтересовался предметом разговора.
В
маленьком грязном нумере, заплеванном по раскрашенным пано стен, за тонкою перегородкой которого слышался говор, в пропитанном удушливым запахом нечистот воздухе, на отодвинутой от стены кровати лежало покрытое одеялом тело. Одна рука этого тела была сверх одеяла, и огромная, как грабли, кисть этой руки непонятно была прикреплена к тонкой и ровной от начала до средины длинной цевке. Голова лежала боком на подушке. Левину видны были потные редкие волосы на висках и обтянутый, точно прозрачный
лоб.
Адвокат был
маленький, коренастый, плешивый человек с черно-рыжеватою бородой, светлыми длинными бровями и нависшим
лбом. Он был наряден, как жених, от галстука и двойной цепочки до лаковых ботинок. Лицо было умное, мужицкое, а наряд франтовской и дурного вкуса.
Большие волосы и очень открытый
лоб давали внешнюю значительность лицу, в котором было одно
маленькое детское беспокойное выражение, сосредоточившееся над узкою переносицей.
Нужно заметить, что у некоторых дам, — я говорю у некоторых, это не то, что у всех, — есть
маленькая слабость: если они заметят у себя что-нибудь особенно хорошее,
лоб ли, рот ли, руки ли, то уже думают, что лучшая часть лица их так первая и бросится всем в глаза и все вдруг заговорят в один голос: «Посмотрите, посмотрите, какой у ней прекрасный греческий нос!» или: «Какой правильный, очаровательный
лоб!» У которой же хороши плечи, та уверена заранее, что все молодые люди будут совершенно восхищены и то и дело станут повторять в то время, когда она будет проходить мимо: «Ах, какие чудесные у этой плечи», — а на лицо, волосы, нос,
лоб даже не взглянут, если же и взглянут, то как на что-то постороннее.
Видел я, как подобрали ее локоны, заложили их за уши и открыли части
лба и висков, которых я не видал еще; видел я, как укутали ее в зеленую шаль, так плотно, что виднелся только кончик ее носика; заметил, что если бы она не сделала своими розовенькими пальчиками
маленького отверстия около рта, то непременно бы задохнулась, и видел, как она, спускаясь с лестницы за своею матерью, быстро повернулась к нам, кивнула головкой и исчезла за дверью.
Но когда в коридоре зашуршало, точно ветер пролетел, и вбежала Дуняша, схватила его холодными лапками за щеки, поцеловала в
лоб, — Самгин почувствовал
маленькую радость.
— Социализм, по его идее, древняя, варварская форма угнетения личности. — Он кричал, подвывая на высоких нотах, взбрасывал голову, прямые пряди черных волос обнажали на секунду угловатый
лоб, затем падали на уши, на щеки, лицо становилось узеньким, трепетали губы, дрожал подбородок, но все-таки Самгин видел в этой
маленькой тощей фигурке нечто игрушечное и комическое.
Клим спросил еще стакан чаю, пить ему не хотелось, но он хотел знать, кого дожидается эта дама? Подняв вуаль на
лоб, она писала что-то в
маленькой книжке, Самгин наблюдал за нею и думал...
Рождаясь на пухлых губах, улыбки эти расширяли ноздри тупого носа, вздували щеки и, прикрыв младенчески
маленькие глазки неуловимого цвета, блестели на
лбу и на отшлифованной, розовой коже черепа.
Голос у нее низкий, глуховатый, говорила она медленно, не то — равнодушно, не то — лениво. На ее статной фигуре — гладкое, модное платье пепельного цвета, обильные, темные волосы тоже модно начесаны на уши и некрасиво подчеркивают высоту
лба. Да и все на лице ее подчеркнуто: брови слишком густы, темные глаза — велики и, должно быть, подрисованы, прямой острый нос неприятно хрящеват, а
маленький рот накрашен чересчур ярко.
На столе горела
маленькая лампа под зеленым абажуром, неприятно окрашивая лицо Лютова в два цвета:
лоб — зеленоватый, а нижняя часть лица, от глаз до бородки, устрашающе темная.
Лысый старик с шишкой на
лбу помог Климу вымыться и безмолвно свел его вниз; там, в
маленькой комнатке, за столом, у самовара сидело трое похмельных людей.
Локомотив снова свистнул, дернул вагон, потащил его дальше, сквозь снег, но грохот поезда стал как будто слабее, глуше, а остроносый — победил: люди молча смотрели на него через спинки диванов, стояли в коридоре, дымя папиросами. Самгин видел, как сетка морщин, расширяясь и сокращаясь, изменяет остроносое лицо, как шевелится на
маленькой, круглой голове седоватая, жесткая щетина, двигаются брови. Кожа лица его не краснела, но
лоб и виски обильно покрылись потом, человек стирал его шапкой и говорил, говорил.
Поредевшие встрепанные волосы обнажали бугроватый череп; лысина, увеличив
лоб, притиснув глазницы, сделала глаза
меньше, острее; белки приняли металлический блеск ртути, покрылись тонким рисунком красных жилок, зрачки потеряли форму, точно зазубрились, и стали еще более непослушны, а под глазами вспухли синеватые подушечки, и нос опустился к толстым губам.
Это — Брагин, одетый, точно к венцу, — во фраке, в белом галстуке;
маленькая головка гладко причесана, прядь волос, опускаясь с верху виска к переносью, искусно — более, чем раньше, — прикрывает шишку на
лбу, волосы смазаны чем-то крепко пахучим, лицо сияет радостью. Он правильно назвал встречу неожиданной и в минуту успел рассказать Самгину, что является одним из «сосьетеров» этого предприятия.
На их
маленьких лицах, с немного заплывшими глазками, выгнутым татарским
лбом и висками, было много сметливости и плутовства; они живо бегали, меняли тарелки, подавали хлеб, воду и еще коверкали и без того исковерканный английский язык.
Нехлюдов сел у окна, глядя в сад и слушая. В
маленькое створчатое окно, слегка пошевеливая волосами на его потном
лбу и записками, лежавшими на изрезанном ножом подоконнике, тянуло свежим весенним воздухом и запахом раскопанной земли. На реке «тра-па-тап, тра-па-тап» — шлепали, перебивая друг друга, вальки баб, и звуки эти разбегались по блестящему на солнце плесу запруженной реки, и равномерно слышалось падение воды на мельнице, и мимо уха, испуганно и звонко жужжа, пролетела муха.
Маленькая, острая, торчавшая кверху бородка, крепкий красивый нос, белый высокий
лоб, редкие вьющиеся волосы. Он узнавал знакомые черты и не верил своим глазам. Вчера он видел это лицо возбужденно-озлобленным, страдающим. Теперь оно было спокойно, неподвижно и страшно прекрасно.
— Тонечка, голубушка, спой эту песню про Волгу, — умолял он. — Уважь единоутробного брата… а?.. Привалова не стесняйся, он отличный
малый, хоть немножко и того (Веревкин многозначительно повертел около
лба пальцем), понимаешь — славянофил своего рода. Ха-ха!.. Ну, да это пустяки: всякий дурак по-своему с ума сходит.
Алеша подал ему
маленькое складное кругленькое зеркальце, стоявшее на комоде. Старик погляделся в него: распух довольно сильно нос, и на
лбу над левою бровью был значительный багровый подтек.
Склад его лица напоминал Сократа: такой же высокий, шишковатый
лоб, такие же
маленькие глазки, такой же курносый нос.
На одном из столов сидел
малый лет двадцати, с пухлым и болезненным лицом, крошечными глазками, жирным
лбом и бесконечными висками.
У Андрюши были большие светлые, влажные глаза,
маленький ротик, правильный нос и прекрасный возвышенный
лоб.
Первую четверть часа, не хмуря
лба, он думал так: «все это вздор, зачем нужно кончать курс? И без диплома не пропаду, — да и не нужно его. Уроками, переводами достану не
меньше, — пожалуй, больше, чем получал бы от своего докторства. Пустяки».
Притаившись, я соображал: пороть — значит расшивать платья, отданные в краску, а сечь и бить — одно и то же, видимо. Бьют лошадей, собак, кошек; в Астрахани будочники бьют персиян, — это я видел. Но я никогда не видал, чтоб так били
маленьких, и хотя здесь дядья щелкали своих то по
лбу, то по затылку, — дети относились к этому равнодушно, только почесывая ушибленное место. Я не однажды спрашивал их...
И, сжав его голову ладонями, она поцеловала деда в
лоб; он же, —
маленький против нее, — ткнулся лицом в плечо ей...
Нагнувшись, поцеловал меня в
лоб; потом заговорил, тихо поглаживая голову мою
маленькой жесткой рукою, окрашенной в желтый цвет, особенно заметный на кривых, птичьих ногтях.
Рядом с нею сидела сморщенная и желтая женщина лет сорока пяти, декольте, в черном токе, с беззубою улыбкой на напряженно озабоченном и пустом лице, а в углублении ложи виднелся пожилой мужчина, в широком сюртуке и высоком галстуке, с выражением тупой величавости и какой-то заискивающей подозрительности в
маленьких глазках, с крашеными усами и бакенбардами, незначительным огромным
лбом и измятыми щеками, по всем признакам отставной генерал.
Лицо расширяется грушей, от
лба вниз, к щекам, и землистого цвета; глаза
маленькие, черные; горбатый нос, строго подобранные губы; выражение лица спокойно-властное.
Она ушла. Спустя десять минут в кабинет вплыла экономка Эмма Эдуардовна в сатиновом голубом пеньюаре, дебелая, с важным лицом, расширявшимся от
лба вниз к щекам, точно уродливая тыква, со всеми своими массивными подбородками и грудями, с
маленькими, зоркими, черными, безресницыми глазами, с тонкими, злыми, поджатыми губами. Лихонин, привстав, пожал протянутую ему пухлую руку, унизанную кольцами, и вдруг подумал брезгливо...
Это был изжелта-смуглый горбоносый человек
маленького роста; бритое лицо его казалось треугольным благодаря широкому, начинавшему лысеть двумя взлысинами
лбу, впалым щекам и острому подбородку.
Страшнее всяких страшных слов, в сто раз страшнее, какой-нибудь этакий
маленький прозаический штришок, который вас вдруг точно по
лбу ошарашит.
Нехлюдов был нехорош собой:
маленькие серые глаза, невысокий крутой
лоб, непропорциональная длина рук и ног не могли быть названы красивыми чертами. Хорошего было в нем только — необыкновенно высокий рост, нежный цвет лица и прекрасные зубы. Но лицо это получало такой оригинальный и энергический характер от узких, блестящих глаз и переменчивого, то строгого, то детски-неопределенного выражения улыбки, что нельзя было не заметить его.
Правильный овал лица несколько смуглого, превосходные зубы,
маленькие и довольно тонкие губы, красиво обрисованные, прямой, несколько продолговатый нос, высокий
лоб, на котором еще не видно было ни малейшей морщинки, серые, довольно большие глаза — все это составляло почти красавца, а между тем лицо его не производило приятного впечатления.
Я было приложил руку к ее
лбу, чтоб пощупать, есть ли жар, но она молча и тихо своей
маленькой ручкой отвела мою и отвернулась от меня лицом к стене.
На этом длинном туловище посажена непропорционально
маленькая головка, почти лишенная подбородка, с крошечным остатком волос на висках и затылке, с заостренным носом, как у кобчика, с воспаленными глазами навыкате и с совершенно покатым
лбом.
Он был
меньше среднего роста, сухой, жилистый, очень сильный. Лицо его, с покатым назад
лбом, тонким горбатым носом и решительными, крепкими губами, было мужественно и красиво и еще до сих пор не утратило характерной восточной бледности — одновременно смуглой и матовой.
Он не договорил, но так крепко сжал в кулак свою
маленькую руку, державшую поводья, что она задрожала.
Лбов вдруг затрясся от смеха и прыснул.
Он был плотно сложен и небольшого роста; лицо его не поражало с первого взгляда ни чрезмерною глупостью, ни чем-либо особенно порочным или злым; но, вглядевшись в него пристальнее, нельзя было не изумиться той подавляющей ограниченности, той равнодушной ко всему пошлости, о которых свидетельствовали: и узкий, покатый
лоб, окаймленный коротко обстриженными, но густыми и черными волосами, и потупленные
маленькие глаза, в которых светилось что-то хитрое, но как бы недоконченное, недодуманное, и наконец, вся его фигура, несколько сутуловатая, с одною рукою, отделенною от туловища в виде размышления, и другою, постоянно засунутою в застегнутый сюртук.
Сделать одну великую, две средних и одну
малую революцию, и за всем тем не быть обеспеченным от обязанности кричать (или, говоря официальным языком, pousser des cris d'allegresse: vive Henri Cinq! [испускать ликующие крики: да здравствует Генрих Пятый!] как хотите, а это хоть кого заставит биться
лбом об стену.
При входе в спальный вагон меня принял молодой
малый в ловко сшитом казакине и в барашковой шапке с бляхой во
лбу, на которой было вырезано: Артельщик.В суматохе я не успел вглядеться в его лицо, однако ж оно с первого же взгляда показалось мне ужасно знакомым. Наконец, когда вес понемногу угомонилось, всматриваюсь вновь и кого же узнаю? — того самого «мальчика без штанов», которого я, четыре месяца тому назад, видел во сне, едучи в Берлин!
Лоб его высок и узок, но черты лица мелки; глаз вострый, носик
маленький и востренький, губы длинные и тонкие.
В углу около изразцовой печи отворилась
маленькая дверь, в комнату высунулась тёмная рука, дрожа, она нащупала край лежанки, вцепилась в него, и, приседая, бесшумно выплыл Хряпов, похожий на нетопыря, в сером халате с чёрными кистями. Приставив одну руку щитком ко
лбу, другою торопливо цапаясь за углы шкафов и спинки стульев, вытянув жилистую шею, открыв чёрный рот и сверкая клыками, он, качаясь, двигался по комнате и говорил неизменившимся ехидно-сладким, холодным говорком...
Но его оттёрли прочь, поставив перед Матвеем длинного человека, несуразно сложенного из острых костей, наскоро обшитых старой, вытертой, коричневой кожей. Голова у него была
маленькая,
лоб выдвинулся вперёд и навис над глазами; они смотрели в лицо юноши, не мигая и словно не видя ничего.
В избе встретила солдатка Любовь, жена Мокеева племянника, баба худая,
маленькая, с масляными глазками и большим шрамом на
лбу; кланяясь в пояс, она пропела...
— Так, так! — говорит он, щуря
маленькие добрые глазки. У него большая сивая борода, высокий
лоб,
маленький, красный нос утонул между пухлых щёк, а рот у него где-то на шее.
Беленькая, тонкая и гибкая, она сбросила с головы платок, кудрявые волосы осыпались на
лоб и щёки ей, закрыли весёлые глаза; бросив книгу на стул, она оправляла их длинными пальцами, забрасывая за уши,
маленькие и розовые, — она удивительно похожа была на свою мать, такая же куколка, а старое, длинное платье, как будто знакомое Кожемякину, усиливало сходство.
Постоялка сидит согнувшись, спрятав лицо, слушает речь Тиверцева, смотрит, как трясётся его ненужная бородка, как он передвигает с уха на ухо изжёванный картуз; порою она спросит о чём-нибудь и снова долго молчит, легонько шлёпая себя
маленькой ладонью по
лбу, по шее и по щекам.
Вдоль большого
лба лежали глубокие морщины, красные в глубине, они были похожи на царапины, весь череп его, большой, гладко вытертый сверху, лохматый снизу и боков, заставлял думать, что человек этот несокрушимо упрям, но
маленькие бойкие глаза блестели мягко, весело и несогласно с мыслью об упрямстве.