Неточные совпадения
Клим подумал: нового в ее улыбке только то, что она
легкая и быстрая. Эта женщина раздражала его. Почему она
работает на революцию, и что может делать такая незаметная, бездарная? Она должна бы служить сиделкой в больнице или обучать детей грамоте где-нибудь в глухом селе. Помолчав, он стал рассказывать ей, как мужики поднимали колокол, как они разграбили хлебный магазин. Говорил насмешливо и с намерением обидеть ее. Вторя его словам, холодно кипел дождь.
— Значит — учишься? А меня вот раздразнили и — выбросили. Не совали бы в гимназию, писал бы я вывески или иконы, часы чинил бы. Вообще
работал бы что-нибудь
легкое. А теперь вот живи недоделанным.
— Одни из этих артистов просто утопают в картах, в вине, — продолжал Райский, — другие ищут роли. Есть и дон-кихоты между ними: они хватаются за какую-нибудь невозможную идею, преследуют ее иногда искренно; вообразят себя пророками и апостольствуют в кружках слабых голов, по трактирам. Это
легче, чем
работать. Проврутся что-нибудь дерзко про власть, их переводят, пересылают с места на место. Они всем в тягость, везде надоели. Кончают они различно, смотря по характеру: кто угодит, вот как вы, на смирение…
Вот и начал Александр Владимирыч, и говорит: что мы, дескать, кажется, забыли, для чего мы собрались; что хотя размежевание, бесспорно, выгодно для владельцев, но в сущности оно введено для чего? — для того, чтоб крестьянину было
легче, чтоб ему
работать сподручнее было, повинности справлять; а то теперь он сам своей земли не знает и нередко за пять верст пахать едет, — и взыскать с него нельзя.
По праздникам (а в будни только по ночам) мужики и бабы вольны управляться у себя, а затем, пока тягловые рабочие томятся на барщине, мальчики и девочки
работают дома
легкую работу: сушат сено, вяжут снопы и проч.
Потом Михей Зотыч принялся ругать мужиков — пшеничников, оренбургских казаков и башкир, — все пропились на самоварах и гибнут от прикачнувшейся
легкой копеечки. А главное —
работать по-настоящему разучились: помажут сохой — вот и вся пахота. Не удобряют земли, не блюдут скотинку, и все так-то. С одной стороны —
легкие деньги, а с другой — своя лень подпирает. Как же тут голоду не быть?
С этого дня я приходил к Хорошему Делу, когда хотел, садился в ящик с каким-то тряпьем и невозбранно следил, как он плавит свинец, греет медь; раскалив, кует железные пластины на маленькой наковальне
легким молотком с красивой ручкой,
работает рашпилем, напильниками, наждаком и тонкой, как нитка, пилою…
«Играйте, веселитесь, растите, молодые силы, — думал он, и не было горечи в его думах, — жизнь у вас впереди, и вам
легче будет жить: вам не придется, как нам, отыскивать свою дорогу, бороться, падать и вставать среди марка; мы хлопотали о том, как бы уцелеть — и сколько из нас не уцелело! — а вам надобно дело делать,
работать, и благословение нашего брата, старика, будет с вами.
Изредка в слободку приходили откуда-то посторонние люди. Сначала они обращали на себя внимание просто тем, что были чужие, затем возбуждали к себе
легкий, внешний интерес рассказами о местах, где они
работали, потом новизна стиралась с них, к ним привыкали, и они становились незаметными. Из их рассказов было ясно: жизнь рабочего везде одинакова. А если это так — о чем же разговаривать?
Там он жил в последней степени унижения, никогда не наедался досыта и
работал на своего антрепренера с утра до ночи; а в каторге работа
легче, чем дома, хлеба вдоволь и такого, какого он еще и не видывал; по праздникам говядина, есть подаяние, есть возможность
заработать копейку.
Мужик на воле
работает, пожалуй, и несравненно больше, иногда даже и по ночам, особенно летом; но он
работает на себя,
работает с разумною целью, и ему несравненно
легче, чем каторжному на вынужденной и совершенно для него бесполезной работе.
Рабочий нашего времени, если бы даже работа его и была много
легче работы древнего раба, если бы он даже добился восьмичасового дня и платы трех долларов за день, не перестанет страдать, потому что,
работая вещи, которыми он не будет пользоваться,
работая не для себя по своей охоте, а по нужде, для прихоти вообще роскошествующих и праздных людей и, в частности, для наживы одного богача, владетеля фабрики или завода, он знает, что всё это происходит в мире, в котором признается не только научное положение о том, что только работа есть богатство, что пользование чужими трудами есть несправедливость, незаконность, казнимая законами, но в мире, в котором исповедуется учение Христа, по которому мы все братья и достоинство и заслуга человека только в служении ближнему, а не в пользовании им.
Миша легонько вздыхал и принимался за дело, но по окончании урока у него уже не являлось желания потолковать: он говорил, что некогда, что много задано. Иногда на урок приходила и Надежда посмотреть, как Миша занимается. Миша заметил, — и пользовался этим, — что при ней Володин
легче поддается на разговоры. Однако Надежда, как только увидит, что Миша не
работает, немедленно замечает ему...
— Здесь все друг другу чужие, пока не помрут… А отсюда живы редко выходят. Работа
легкая, часа два-три утром, столько же вечером, кормят сытно, а тут тебе и конец… Ну эта легкая-то работа и манит всякого… Мужик сюда мало идет, вреды боится, а уж если идет какой, так либо забулдыга, либо пропоец… Здесь больше отставной солдат
работает али никчемушный служащий, что от дела отбился. Кому сунуться некуда… С голоду да с холоду… Да наш брат, гиляй бездомный, который, как медведь, любит летом волю, а зимой нору…
Фоме было приятно смотреть на эту стройную, как музыка, работу. Чумазые лица крючников светились улыбками, работа была
легкая, шла успешно, а запевала находился в ударе. Фоме думалось, что хорошо бы вот так дружно
работать с добрыми товарищами под веселую песню, устать от работы, выпить стакан водки и поесть жирных щей, изготовленных дородной и разбитной артельной маткой…
Обыкновенная пища малого из крестьян — хлеб, квас, лук; он жив, бодр, здоров,
работает легкую полевую работу.
— Людей больше — кормиться
легче. Ничего, пускай
работают люди.
Купив на базаре револьвер барабанщика, заряженный четырьмя патронами, я выстрелил себе в грудь, рассчитывая попасть в сердце, но только пробил
легкое, и через месяц, очень сконфуженный, чувствуя себя донельзя глупым, снова
работал в булочной.
Акакий Акакиевич думал, думал и решил, что нужно будет уменьшить обыкновенные издержки, хотя по крайней мере в продолжение одного года: изгнать употребление чаю по вечерам, не зажигать по вечерам свечи, а если что понадобится делать, идти в комнату к хозяйке и
работать при ее свечке; ходя по улицам, ступать как можно
легче и осторожнее по камням и плитам, почти на цыпочках, чтобы таким образом не истереть скоровременно подметок; как можно реже отдавать прачке мыть белье, а чтобы не занашивалось, то всякий раз, приходя домой, скидать его и оставаться в одном только демикотоновом халате, очень давнем и щадимом даже самим временем.
Полканов наслаждался растительной жизнью, со дня на день откладывая решение приняться за работу. Иногда ему становилось скучно, он укорял себя в бездеятельности, недостатке воли, но всё это не возбуждало у него желания
работать, и он объяснял себе свою лень стремлением организма к накоплению энергии. По утрам, просыпаясь после здорового, крепкого сна, он, с наслажденном потягиваясь, отмечал, как упруги его мускулы, эластична кожа, как свободно и глубоко дышат
лёгкие.
Без сомнения, Загоскин писал свои комедии легко и скоро: это чувствуется по их
легкому содержанию и составу; иначе такая деятельность была бы изумительна, ибо в 1817 же году Загоскин вместе с г. Корсаковым издавал в Петербурге журнал «Северный Наблюдатель», который, кажется, выходил по два раза в месяц, и в котором он принимал самое деятельное участие; а в последние полгода — что мне рассказывал сам Загоскин, — когда ответственный редактор, г. Корсаков, по болезни или отсутствию не мог заниматься журналом — он издавал его один,
работая день и ночь, и подписывая статьи разными буквами и псевдонимами.
На нас глядючи, то же самое начали себе строить и другие, которые пришли надолго
работать, и вот стал у нас против великого основательного города свой
легкий городок на сваях.
Лиза. А вот отчего: если
работать сплошь, день за день, так работа
легче кажется; а если дать себе отдых, так потом трудно приниматься. После отдыха работа противна становится.
В словах Матвея Яков видел лишь обычную отговорку пустых и нерадивых людей, которые говорят о любви к ближнему, о примирении с братом и проч. для того только, чтобы не молиться, не постить и не читать святых книг, и которые презрительно отзываются о наживе и процентах только потому, что не любят
работать. Ведь быть бедным, ничего не копить и ничего не беречь гораздо
легче, чем быть богатым.
Саночники в шахтах весь день непрерывно бегают с санками по просекам на четвереньках; выдувальщики на стеклянных заводах все время
работают одними
легкими, обращая их в меха…
Мудрец говорил: благодарю бога за то, что он сделал всё нужное
легким, а всё ненужное трудным. Это особенно верно в пище. Та пища, которая нужна человеку для того, чтобы он был здоров и способен
работать, проста и дешева: хлеб, плоды, коренья, вода. Всё это везде есть. Трудно только делать всякие хитрые кушанья, вроде мороженого летом и т. п.
Он видит, как люди устраивают себе внешне красивую,
легкую, беструдовую жизнь, и видит, как миллионы других людей принуждаются
работать за них и на них, отрывая себя от всех радостей жизни. И люди, ослепленные привычкою, не замечают этой преступной нелепицы, думают, что иначе и не может быть.
— Очень приятно! Садитесь! — сказал Воротов, задыхаясь и прикрывая ладонью воротник своей ночной сорочки. (Чтобы
легче дышалось, он всегда
работает в ночной сорочке.) — Вас прислал ко мне Петр Сергеич? Да, да… я просил его… Очень рад!
Она ушла, оставив после себя
легкий, очень нежный запах женского платья. Воротов долго потом не
работал, а, сидя у стола, поглаживал ладонями зеленое сукно и размышлял.
— Почему? Потому что жизнь такая! — Андрей Иванович вздохнул, положил голову на руки, и лицо его омрачилось. — Как вы скажете, отчего люди пьют? От разврата? Это могут думать только в аристократии, в высших классах. Люди пьют от горя, от дум…
Работает человек всю неделю, потом начнет думать; хочется всякий вопрос разобрать по основным мотивам, что? как? для чего?… Куда от этих дум деться? А выпьешь рюмочку-другую, и
легче станет на душе.
Он уже
работал в русских газетах (в том числе вместе с Лесковым), по-русски говорил хорошо, с
легким, более польским, чем английским акцентом, писал суховато, но толково и в передовом духе.
— Тридцать… тридцать один. Взять бы, знаете, хорошую плетку, выйти да и показать им Биконсфильда. Ишь ведь как языками брешут! Брехать
легче, чем
работать. Стало быть, вы даму треф сбросили, а я-то и не сообразил.
Она лежала на полатях и протяжно охала. Я исследовал ее. Дело было плохо: сердце переставало
работать, появился отек
легких.
— Уф! — сказал он, выпуская из
легких весь воздух. — То есть, вот как замучился! Едва сижу! Почти пять суток… день и ночь жил, как на бивуаках! На квартире ни разу не был, можете себе представить! Всё время возился с конкурсом Шипунова и Иванчикова, пришлось
работать у Галдеева, в его конторе, при магазине… Не ел, не пил, спал на какой-то скамейке, весь иззябся… Минуты свободной не было, некогда было даже у себя на квартире побывать. Так, Надюша, я и не был дома…
Я молчала, от волнения горели щеки. Что если в райкоме сделают предварительную политпроверку, и я не подойду? До черта будет тяжело и стыдно. Наверное, там будет заседать целая комиссия. Оказалось все очень просто: в пустой комнате сидел парень. Он нас только спросил,
работали ли мы в этой области, и записал, какой ступенью хотим руководить. Буду
работать на текстильной фабрике, там все больше девчата. С ребятами интереснее, а с девчатами
легче.
— Ну, сейчас гудок. Бежать на работу. Вот что, Юрка. В штабе нашей
легкой кавалерии я предложила такую штуку: нужно повести решительную борьбу с прогульщиками. Прогулы дошли до четырнадцати процентов. Ты понимаешь, как от этого падает производительность. И вот что мы надумали… С понедельника мы
работаем в ночной смене, ты — тоже?
«Не
легче ли было бы, — думалось ему, — если бы отец совсем не отдал бы денег? Если бы я остался нищим, пошел бы
работать и в этом нашел бы себе наказание. Наказание примиряет. А то еще было бы мне лучше, если бы меня посадили в тюрьму, судили и осудили бы».
— Сдавайте экзамен, и будем вместе
работать. Я вас зову не на
легкую наживу. Придется жить по — студенчески… на первых порах. Может, и перебиваться придется, Заплатин. Но поймите… Нарождается новый люд, способный сознавать свои права, свое значение. В его мозги многое уже вошло, что еще двадцать-тридцать лет назад оставалось для него книгой за семью печатями. Это — трудовая масса двадцатого века. Верьте мне! И ему нужны защитники… — из таких, как мы с вами.
Больше не хотелось сумасшедше смеяться, немножко
легче стало дышать. Еще раз Лелька поглядела на кипящий шумом и движением конвейер: как хорошо вот так
работать, дружно, всем вместе в одной работе! И скучной показалась Лельке работа их, новичков, в уединенном уголке, где каждый
работал отдельным одиночкой.
При моментальном блеске этих огоньков вдруг открывается, что что-то самое странное плывет с того берега через реку. Это как будто опрокинутый черный горшок с выбитым боком. Около него ни шуму, ни брызг, но вокруг его в стороны расходятся
легкие кружки. Внизу под водою точно кто-то
работает невидимой гребною снастью. Еще две минуты, и Константин Ионыч ясно различил, что это совсем не горшок, а человеческое лицо, окутанное черным покровом.
Она говорила только потому, что ей физически надо было
поработать легкими и языком.
— А ты бы шинель-то снял, — посоветовал рабочий. — Пальто хорошее, жалко, как испортится, да и
работать легче.