Неточные совпадения
Знать не хочу господ!..»
Тем только успокоили,
Что штоф
вина поставили
(Винцо-то он
любил).
— Да, я понимаю, что положение его ужасно; виноватому хуже, чем невинному, — сказала она, — если он чувствует, что от
вины его всё несчастие. Но как же простить, как мне опять быть его женою после нее? Мне жить с ним теперь будет мученье, именно потому, что я
люблю свою прошедшую любовь к нему…
Вронский
любил его и зa его необычайную физическую силу, которую он большею частью выказывал тем, что мог пить как бочка, не спать и быть всё таким же, и за большую нравственную силу, которую он выказывал в отношениях к начальникам и товарищам, вызывая к себе страх и уважение, и в игре, которую он вел на десятки тысяч и всегда, несмотря на выпитое
вино, так тонко и твердо, что считался первым игроком в Английском Клубе.
Полицеймейстер, кажется, не
любил жалеть
вина; тостам не было числа.
Огонь потух; едва золою
Подернут уголь золотой;
Едва заметною струею
Виется пар, и теплотой
Камин чуть дышит. Дым из трубок
В трубу уходит. Светлый кубок
Еще шипит среди стола.
Вечерняя находит мгла…
(
Люблю я дружеские враки
И дружеский бокал
винаПорою той, что названа
Пора меж волка и собаки,
А почему, не вижу я.)
Теперь беседуют друзья...
— Я Николая Петровича одного на свете
люблю и век
любить буду! — проговорила с внезапною силой Фенечка, между тем как рыданья так и поднимали ее горло, — а что вы видели, так я на Страшном суде скажу, что
вины моей в том нет и не было, и уж лучше мне умереть сейчас, коли меня в таком деле подозревать могут, что я перед моим благодетелем, Николаем Петровичем…
— Нет, нет! — Она закачала головой. — Нет, не
люблю, а только он… славный! Лучше всех здесь: держит себя хорошо, не ходит по трактирам, не играет на бильярде,
вина никакого не пьет…
— Если я выражался как-нибудь дурно, — засверкал я глазами, — то
виною тому была монстрюозная клевета на нее, что она — враг Андрею Петровичу; клевета и на него в том, что будто он
любил ее, делал ей предложение и подобные нелепости.
«Нельзя бросить женщину, которую я
любил, и удовлетвориться тем, что я заплачу деньги адвокату и избавлю ее от каторги, которой она и не заслуживает, загладить
вину деньгами, как я тогда думал, что сделал что должно, дав ей деньги».
Юноша невольно задумывается: „Да разве он
любил меня, когда рождал, — спрашивает он, удивляясь все более и более, — разве для меня он родил меня: он не знал ни меня, ни даже пола моего в ту минуту, в минуту страсти, может быть разгоряченной
вином, и только разве передал мне склонность к пьянству — вот все его благодеяния…
Пить
вино и развратничать он не
любит, а между тем старик и обойтись без него не может, до того ужились!» Это была правда; молодой человек имел даже видимое влияние на старика; тот почти начал его иногда как будто слушаться, хотя был чрезвычайно и даже злобно подчас своенравен; даже вести себя начал иногда приличнее…
— Он себя мучил, — восклицала она, — он все хотел уменьшить его
вину, признаваясь мне, что он и сам не
любил отца и, может быть, сам желал его смерти.
Он почти не пил
вина, не знался с женщинами и страстно
любил пение.
— Ради бога, не трогайте его, не смейте его тронуть, если вы меня
любите; я не хочу быть
виною какого-нибудь ужаса…
Николаша-то
любит, я знаю, не вовремя
вино, и откуда у него это взялось, не понимаю.
—
Любить тебя буду, — шептала Матренка, присаживаясь к нему, — беречи буду. Ветру на тебя венуть не дам, всякую твою
вину на себя приму; что ни прикажешь, все исполню!
А дядья твои не
любили его, —
вина он не пил, на язык дерзок был и горазд на всякие выдумки, — горько они ему отрыгнулись!
— Может, за то бил, что была она лучше его, а ему завидно. Каширины, брат, хорошего не
любят, они ему завидуют, а принять не могут, истребляют! Ты вот спроси-ка бабушку, как они отца твоего со света сживали. Она всё скажет — она неправду не
любит, не понимает. Она вроде святой, хоть и
вино пьет, табак нюхает. Блаженная, как бы. Ты держись за нее крепко…
Но знаю то, что он
вино любил до последнего издыхания.
Сила его характера выражается не только в проклятиях дочерям, но и в сознании своей
вины пред Корделиею, и в сожалении о своем крутом нраве, и в раскаянии, что он так мало думал о несчастных бедняках, так мало
любил истинную честность.
— Женни! Женни! — кричал снова вернувшийся с крыльца смотритель. — Пошли кого-нибудь… да и послать-то некого… Ну, сама сходи скорее к Никону Родивонычу в лавку, возьми
вина… разного
вина и получше: каркавелло, хересу, кагору бутылочки две и того… полушампанского… Или, черт знает уж, возьми шампанского. Да сыру, сыру, пожалуйста, возьми. Они сыр
любят. Возьми швейцарского, а не голландского, хорошего, поноздреватее который бери, да чтобы слезы в ноздрях-то были. С слезой, непременно с слезой.
Один молодой человек, развязный и красивый, в фуражке с приплюснутыми полями, лихо надетой набекрень, в шелковой рубашке, опоясанной шнурком с кисточками, тоже повел ее с собой в номера, спросил
вина и закуску, долго врал Любке о том, что он побочный сын графа н что он первый бильярдист во всем городе, что его
любят все девки и что он из Любки тоже сделает фартовую «маруху».
Нередко какой-нибудь пятнадцатилетний пузырь, которому только впору играть в лапту или уписывать жадно гречневую кашу с молоком, рассказывал, начитавшись, конечно, кой-каких романишек, о том, что теперь каждую субботу, когда отпуск, он ходит к одной красивой вдове миллионерше, и о том, как она страстно в него влюблена, и как около их ложа всегда стоят фрукты и драгоценное
вино, и как она
любит его неистово и страстно.
— Да все то же.
Вино мы с ним очень достаточно
любим. Да не зайдете ли к нам, сударь: я здесь, в Европейской гостинице, поблизности, живу. Марью Потапьевну увидите; она же который день ко мне пристает: покажь да покажь ей господина Тургенева. А он, слышь, за границей. Ну, да ведь и вы писатель — все одно, значит. Э-эх! загоняла меня совсем молодая сношенька! Вот к французу послала, прическу новомодную сделать велела, а сама с «калегвардами» разговаривать осталась.
Они
любят нанять женщину (иногда даже в кредит) и пользоваться ею на всей своей воле, как пользуются стаканом хорошего
вина или вкусным блюдом.
Ну, а старуха тоже была властная, с амбицией, перекоров не
любила, и хочь, поначалу, и не подаст виду, что ей всякое слово известно, однако при первой возможности возместит беспременно: иная
вина и легкая, а у ней идет за тяжелую; иной сестре следовало бы, за
вину сто поклонов назначить, а она на цепь посадит, да два дни не емши держит… ну, оно не любить-то и невозможно.
К изучению французского языка и хороших манер не имеет он ни малейшего пристрастия, а
любит больше смотреть, как деньги считают, или же вот заберется к подвальному и смотрит, как зеленое
вино по штофикам разливают, тряпочкой затыкают, да смолкой припечатывают.
— Вот этот напиток я
люблю! — говорит Хрептюгин, медленно смакуя
вино, — потому что это напиток легкий…
Узнав, что
Любим Торцов разъезжает по селениям, где заведены кабаки, сам пьет, а крестьян уговаривает не давать приговоров на открытие питейных заведений, губернатор призвал Краснова и сказал ему, что хотя заботы об уменьшении пьянства весьма похвальны, но не следует забывать, что
вино представляет одну из существеннейших статей государственного бюджета.
— Хорошо…
Вина дай, шампанского: охолодить, конечно, вели — и дай ты нам еще бутылку рейнвейна. Вы, впрочем, может быть, за столом
любите больше красное? — обратился князь к Калиновичу.
«Как этот гордый и великий человек (в последнем она тоже не сомневалась), этот гордый человек так мелочен, что в восторге от приглашения какого-нибудь глупого, напыщенного генеральского дома?» — думала она и дала себе слово показывать ему невниманье и презренье, что, может быть, и исполнила бы, если б Калинович показал хотя маленькое раскаяние и сознание своей
вины; но он, напротив, сам еще больше надулся и в продолжение целого дня не отнесся к Настеньке ни словом, ни взглядом, понятным для нее, и принял тот холодно-вежливый тон, которого она больше всего боялась и не
любила в нем.
— Она умерла, друг мой; году после отца не жила. Вот
любила так
любила, не по-нашему с тобой, а потому именно, что была очень простая и непосредственная натура…
Вина тоже, дядя, дайте нам: я хочу, чтоб Жак у меня сегодня пил… Помнишь, как пили мы с тобой, когда ты сделался литератором? Какие были счастливые минуты!.. Впрочем, зачем я это говорю? И теперь хорошо! Ступайте, дядя.
— Теперь, — отвечала Катрин, — я не то чтобы совершенно разлюбила его, но он раздвоился для меня: прежнего Ченцова я
люблю немного, но теперешнего ненавижу и презираю… Впрочем, что об этом говорить? Скажите лучше: вы никогда не пили
вина?
— А мы только что было за устав принялись! Господи! да не нужно ли чего-нибудь?
Вина? блюдо какое-нибудь особенное, чтобы по вкусу Ивану Тимофеичу? Говорите! приказывайте! Может быть, он рассказы из русского или из еврейского быта
любит, так и за рассказчиком спосылать можно!
— Ты не можешь меня
любить, князь, — говорила она, — не написано тебе
любить меня! Но обещай мне, что не проклянешь меня; скажи, что прощаешь меня в великой
вине моей.
Несмотря ни на какие клейма, кандалы и ненавистные пали острога, заслоняющие ему божий мир и огораживающие его, как зверя в клетке, — он может достать
вина, то есть страшно запрещенное наслаждение, попользоваться клубничкой, даже иногда (хоть и не всегда) подкупить своих ближайших начальников, инвалидов и даже унтер-офицера, которые сквозь пальцы будут смотреть на то, что он нарушает закон и дисциплину; даже может, сверх торгу, еще покуражиться над ними, а покуражиться арестант ужасно
любит, то есть представиться пред товарищами и уверить даже себя хоть на время, что у него воли и власти несравненно больше, чем кажется, — одним словом, может накутить, набуянить, разобидеть кого-нибудь в прах и доказать ему, что он все это может, что все это в «наших руках», то есть уверить себя в том, о чем бедняку и помыслить невозможно.
Имея с собой всегда запас
вина, он особенно
любил напоить допьяна всякого встречного, какого бы звания, пола и возраста он ни был, и больно секал того, кто осмеливался ему противиться.
— Теперь мне все равно, все равно!.. Потому что я
люблю тебя, мой дорогой, мое счастье, мой ненаглядный!.. Она прижималась ко мне все сильнее, и я чувствовал, как трепетало под моими руками ее сильное, крепкое, горячее тело, как часто билось около моей груди ее сердце. Ее страстные поцелуи вливались в мою еще не окрепшую от болезни голову, как пьяное
вино, и я начал терять самообладание.
Старик
любил Лукашку, и лишь одного его исключал из презрения ко всему молодому поколению казаков. Кроме того, Лукашка и его мать, как соседи, нередко давали старику
вина, каймачку и т. п. из хозяйственных произведений, которых не было у Ерошки. Дядя Ерошка, всю жизнь свою увлекавшийся, всегда практически объяснял свои побуждения, «что ж? люди достаточные, — говорил он сам себе. — Я им свежинки дам, курочку, а и они дядю не забывают: пирожка и лепешки принесут другой раз».
Он был, по их речам, и страшен и злонравен. И, верно, Душенька с чудовищем жила. Советы скромности в сей час она забыла, Сестры ли в том
виной, судьба ли то, иль рок, Иль Душенькин то был порок, Она, вздохнув, сестрам открыла, Что только тень одну в супружестве
любила, Открыла, как и где приходит тень на срок, И происшествия подробно рассказала, Но только лишь сказать не знала, Каков и кто ее супруг, Колдун, иль змей, иль бог, иль дух.
Года три пропадал он в английских университетах, потом объехал почти всю Европу, минуя Австрию и Испанию, которых не
любил; был в связях со всеми знаменитостями, просиживал вечера с Боннетом, толкуя об органической жизни, и целые ночи с Бомарше, толкуя о его процессах за бокалами
вина; дружески переписывался с Шлёцером, который тогда издавал свою знаменитую газету; ездил нарочно в Эрменонвиль к угасавшему Жан-Жаку и гордо проехал мимо Фернея, не заезжая к Вольтеру.
В
винах, конечно, тоже недостатка не было, потому что народ, бывший в брагинском доме,
любил «мочить губу», как говорил Зотушка.
— О, мой милый! — продолжала она шепотом еще более тихим, но с увлечением неудержимым, — ты не знаешь, как я тебя
люблю, но вчера я только долг свой заплатила, я загладила прошедшую
вину… Ах! я не могла отдать тебе мою молодость, как бы я хотела, но никаких обязанностей я не наложила на тебя, ни от какого обещания я не разрешила тебя, мой милый! Делай что хочешь, ты свободен как воздух, ты ничем не связан, знай это, знай!
Мир со всем его шумом и суетою не стоил бы ослиного копыта, не имей человек сладкой возможности оросить свою бедную душу хорошим стаканом красного
вина, которое, подобно святому причастию, очищает нас от злого праха грехов и учит
любить и прощать этот мир, где довольно-таки много всякой дряни…
Пепе не
любит немцев, он живет идеями и настроениями улицы, площади и темных лавочек, где свои люди пьют
вино, играют в карты и, читая газеты, говорят о политике.
— «Прорезать гору насквозь из страны в страну, — говорил он, — это против бога, разделившего землю стенами гор, — бы увидите, что мадонна будет не с нами!» Он ошибся, мадонна со всеми, кто
любит ее. Позднее отец тоже стал думать почти так же, как вот я говорю вам, потому что почувствовал себя выше, сильнее горы; но было время, когда он по праздникам, сидя за столом перед бутылкой
вина, внушал мне и другим...
Мы не
любим, синьор, когда о наших делах пишут в газетах языком, в котором понятные слова торчат редко, как зубы во рту старика, или когда судьи, эти чужие нам люди, очень плохо понимающие жизнь, толкуют про нас таким тоном, точно мы дикари, а они — божьи ангелы, которым незнаком вкус
вина и рыбы и которые не прикасаются к женщине!
Вели его в какой-нибудь притон — он шел, ставили перед ним
вино — пил, не ставили — не пил; бранили при нем жен — и он бранил свою, уверяя, что она испортила ему жизнь, а когда хвалили, то он тоже хвалил и искренно говорил: «Я ее, бедную, очень
люблю».
Саша. Так страшно, как никогда не было! (Оглядывается.) Мне кажется, что я его не понимаю и никогда не пойму. За все время, пока я его невеста, он ни разу не улыбнулся, ни разу не взглянул мне прямо в глаза. Вечно жалобы, раскаяние в чем-то, намеки на какую-то
вину, дрожь… Я утомилась. Бывают даже минуты, когда мне кажется, что я… я его
люблю не так сильно, как нужно. А когда он приезжает к нам или говорит со мною, мне становится скучно. Что это все значит, папочка? Страшно!