Неточные совпадения
— Вот, я приехал к тебе, — сказал Николай глухим голосом, ни на секунду не спуская глаз с
лица брата. — Я давно хотел, да всё нездоровилось. Теперь же я очень поправился, — говорил он, обтирая свою бороду большими худыми
ладонями.
Андрий стоял ни жив ни мертв, не имея духа взглянуть в
лицо отцу. И потом, когда поднял глаза и посмотрел на него, увидел, что уже старый Бульба спал, положив голову на
ладонь.
Вся дрожа, сдернула она его с пальца; держа в пригоршне, как воду, рассмотрела его она — всею душою, всем сердцем, всем ликованием и ясным суеверием юности, затем, спрятав за лиф, Ассоль уткнула
лицо в
ладони, из-под которых неудержимо рвалась улыбка, и, опустив голову, медленно пошла обратной дорогой.
— Ассоль! — сказал Лонгрен, беря
ладонями ее
лицо и поворачивая к себе. — Выкладывай, что случилось?
Случалось, что петлей якорной цепи его сшибало с ног, ударяя о палубу, что не придержанный у кнека [Кнек (кнехт) — чугунная или деревянная тумба, кнехты могут быть расположены по парно для закрепления швартовых — канатов, которыми судно крепится к причалу.] канат вырывался из рук, сдирая с
ладоней кожу, что ветер бил его по
лицу мокрым углом паруса с вшитым в него железным кольцом, и, короче сказать, вся работа являлась пыткой, требующей пристального внимания, но, как ни тяжело он дышал, с трудом разгибая спину, улыбка презрения не оставляла его
лица.
Должен и обязан пред вами объяснением-с, — продолжал он с улыбочкой и даже слегка стукнул
ладонью по коленке Раскольникова, но почти в то же мгновение
лицо его вдруг приняло серьезную и озабоченную мину; даже как будто грустью подернулось, к удивлению Раскольникова.
Человек остановился на пороге, посмотрел молча на Раскольникова и ступил шаг в комнату. Он был точь-в-точь как и вчера, такая же фигура, так же одет, но в
лице и во взгляде его произошло сильное изменение: он смотрел теперь как-то пригорюнившись и, постояв немного, глубоко вздохнул. Недоставало только, чтоб он приложил при этом
ладонь к щеке, а голову скривил на сторону, чтоб уж совершенно походить на бабу.
Ему все мерещилось это чистое, нежное, боязливо приподнятое
лицо; он чувствовал под
ладонями рук своих эти мягкие волосы, видел эти невинные, слегка раскрытые губы, из-за которых влажно блистали на солнце жемчужные зубки.
Когда Катя говорила, она очень мило улыбалась, застенчиво и откровенно, и глядела как-то забавно-сурово, снизу вверх. Все в ней было еще молодо-зелено: и голос, и пушок на всем
лице, и розовые руки с беловатыми кружками на
ладонях, и чуть-чуть сжатые плечи… Она беспрестанно краснела и быстро переводила дух.
Помолчав, ласково погладив
ладонью красное, пухлое
лицо свое, точно чужое на маленькой головке его, он продолжал...
Слепо наткнулся на кресло, сел и, хлопая
ладонями по коленям своим, вопросительно и неприятно остановил глаза на
лице Самгина, — этим он заставил Клима Ивановича напомнить ему...
Кивнув головой, Самгин осторожно прошел в комнату, отвратительно пустую, вся мебель сдвинута в один угол. Он сел на пыльный диван, погладил
ладонями лицо, руки дрожали, а пред глазами как бы стояло в воздухе обнаженное тело женщины, гордой своей красотой. Трудно было представить, что она умерла.
— Подумаю, — тихо ответил Клим. Все уже было не интересно и не нужно — Варавка, редактор, дождь и гром. Некая сила, поднимая, влекла наверх. Когда он вышел в прихожую, зеркало показало ему побледневшее
лицо, сухое и сердитое. Он снял очки, крепко растерев
ладонями щеки, нашел, что
лицо стало мягче, лиричнее.
— Домой, это…? Нет, — решительно ответил Дмитрий, опустив глаза и вытирая
ладонью мокрые усы, — усы у него загибались в рот, и это очень усиливало добродушное выражение его
лица. — Я, знаешь, недолюбливаю Варавку. Тут еще этот его «Наш край», — прескверная газетка! И — черт его знает! — он как-то садится на все, на дома, леса, на людей…
— В сумасшедший дом и попал, на три месяца, — добавила его супруга, ласково вложив в протянутую
ладонь еще конфету, а оратор продолжал с великим жаром, все чаще отирая шапкой потное, но не краснеющее
лицо...
Приподнял
ладонью бороду, закрыл ею
лицо и, сквозь волосы, добавил...
«Уже решила», — подумал Самгин. Ему не нравилось
лицо дома, не нравились слишком светлые комнаты, возмущала Марина. И уже совсем плохо почувствовал он себя, когда прибежал, наклоня голову, точно бык, большой человек в теплом пиджаке, подпоясанном широким ремнем, в валенках, облепленный с головы до ног перьями и сенной трухой. Он схватил руки Марины, сунул в ее
ладони лохматую голову и, целуя
ладони ее, замычал.
Клим взглянул на Инокова сердито, уверенный, что снова, как пред пушкой, должен будет почувствовать себя дураком. Но
лицо Инокова светилось хмельной радостью, он неистово хлопал
ладонями и бормотал...
— Папиросу выклянчил? — спросил он и, ловко вытащив папиросу из-за уха парня, сунул ее под свои рыжие усы в угол рта; поддернул штаны, сшитые из мешка, уперся
ладонями в бедра и, стоя фертом, стал рассматривать Самгина, неестественно выкатив белесые, насмешливые глаза.
Лицо у него было грубое, солдатское, ворот рубахи надорван, и, распахнувшись, она обнажала его грудь, такую же полосатую от пыли и пота, как
лицо его.
Сложив щепотью тоненькие, острые пальцы, тыкала ими в лоб, плечи, грудь Клима и тряслась, едва стоя на ногах, быстро стирая
ладонью слезы с
лица.
Всем существом своим он изображал радость, широко улыбался, показывая чиненные золотом зубы, быстро катал шарики глаз своих по
лицу и фигуре Самгина, сучил ногами, точно муха, и потирал руки так крепко, что скрипела кожа. Стертое
лицо его напоминало Климу людей сновидения, у которых вместо
лица —
ладони.
Самгин швырнул газету на пол, закрыл глаза, и тотчас перед ним возникла картина ночного кошмара, закружился хоровод его двойников, но теперь это были уже не тени, а люди, одетые так же, как он, — кружились они медленно и не задевая его; было очень неприятно видеть, что они — без
лиц, на месте
лица у каждого было что-то, похожее на
ладонь, — они казались троерукими. Этот полусон испугал его, — открыв глаза, он встал, оглянулся...
Ему вспомнилось, как однажды, войдя в столовую, он увидал, что Марина, стоя в своей комнате против Кутузова, бьет кулаком своей правой руки по
ладони левой, говоря в
лицо бородатого студента...
Помолчав, она попросила его завтра же принять дела от ее адвоката, а затем приблизилась вплоть, наклонилась, сжала
лицо его теплыми
ладонями и, заглядывая в глаза, спросила тихо, очень ласково, но властно...
— Только? — спросил он, приняв из рук Самгина письмо и маленький пакет книг; взвесил пакет на
ладони, положил его на пол, ногою задвинул под диван и стал читать письмо, держа его близко пред
лицом у правого глаза, а прочитав, сказал...
— Оторвана? — повторил Иноков, сел на стул и, сунув шляпу в колени себе, провел
ладонью по
лицу. — Ну вот, я так и думал, что тут случилась какая-то ерунда. Иначе, конечно, вы не стали бы читать. Стихи у вас?
Повинуясь странному любопытству и точно не веря доктору, Самгин вышел в сад, заглянул в окно флигеля, — маленький пианист лежал на постели у окна, почти упираясь подбородком в грудь; казалось, что он, прищурив глаза, утонувшие в темных ямах, непонятливо смотрит на
ладони свои, сложенные ковшичками. Мебель из комнаты вынесли, и пустота ее очень убедительно показывала совершенное одиночество музыканта. Мухи ползали по
лицу его.
Открыл форточку в окне и, шагая по комнате, с папиросой в зубах, заметил на подзеркальнике золотые часы Варвары, взял их, взвесил на
ладони. Эти часы подарил ей он. Когда будут прибирать комнату, их могут украсть. Он положил часы в карман своих брюк. Затем, взглянув на отраженное в зеркале озабоченное
лицо свое, открыл сумку. В ней оказалась пудреница, перчатки, записная книжка, флакон английской соли, карандаш от мигрени, золотой браслет, семьдесят три рубля бумажками, целая горсть серебра.
Было очень неприятно наблюдать внимание Лидии к речам Маракуева. Поставив локти на стол, сжимая виски
ладонями, она смотрела в круглое
лицо студента читающим взглядом, точно в книгу. Клим опасался, что книга интересует ее более, чем следовало бы. Иногда Лидия, слушая рассказы о Софии Перовской, Вере Фигнер, даже раскрывала немножко рот; обнажалась полоска мелких зубов, придавая
лицу ее выражение, которое Климу иногда казалось хищным, иногда — неумным.
Макаров звучно ударил кулаком по своей
ладони,
лицо его побледнело.
Самгину подумалось, что настал момент, когда можно бы заговорить с Бердниковым о Марине, но мешал Попов, — в его настроении было что-то напряженное, подстерегающее, можно было думать, что он намерен затеять какой-то деловой разговор, а Бердников не хочет этого, потому и говорит так много, почти непрерывно. Вот Попов угрюмо пробормотал что-то о безответственности, — толстый человек погладил
ладонями бескостное
лицо свое и заговорил более звонко, даже как бы ехидно...
Женщина протянула руку с очень твердой
ладонью.
Лицо у нее было из тех, которые запоминаются с трудом. Пристально, фотографирующим взглядом светленьких глаз она взглянула в
лицо Клима и неясно назвала фамилию, которую он тотчас забыл.
— Это похоже на фразу из офицерской песни, — неопределенно сказал Макаров, крепко провел
ладонями по
лицу и тряхнул головою. На
лице его явилось недоумевающее, сконфуженное выражение, он как будто задремал на минуту, потом очнулся, разбуженный толчком и очень смущенный тем, что задремал.
— Отлично! — закричал он, трижды хлопнув
ладонями. — Превосходно, но — не так! Это говорил не итальянец, а — мордвин. Это — размышление, а не страсть, покаяние, а не любовь! Любовь требует жеста. Где у тебя жест? У тебя
лицо не живет! У тебя вся душа только в глазах, этого мало! Не вся публика смотрит на сцену в бинокль…
— Хотела встать и упала, — заговорила она слабеньким голосом, из глаз ее текли слезы, губы дрожали. Самгин поднял ее, уложил на постель, сел рядом и, поглаживая
ладонь ее, старался не смотреть в
лицо ее, детски трогательное и как будто виноватое.
Он усмехнулся, провел
ладонями по
лицу, пригладил бороду.
«Эти славословия не могут нравиться ей», — подумал Клим, наблюдая за Диомидовым, согнувшимся над стаканом. Дядя Хрисанф устало, жестом кота, стер пот с
лица, с лысины, вытер влажную
ладонь о свое плечо и спросил Клима...
От волнения он удваивал начальные слога некоторых слов. Кутузов смотрел на него улыбаясь и вежливо пускал дым из угла рта в сторону патрона, патрон отмахивался
ладонью;
лицо у него было безнадежное, он гладил подбородок карандашом и смотрел на синий череп, качавшийся пред ним. Поярков неистово кричал...
Самгин ежедневно завтракал с ним в шведском картонном домике у входа на выставку, Иноков скромно питался куском ветчины, ел много хлеба, выпивал бутылку черного пива и, поглаживая
лицо свое
ладонью, точно стирая с него веснушки, рассказывал...
Коренастый человек с шершавым
лицом, тоже литератор, покрякивая, покашливая, растирая
ладонью темя, покрытое серым пухом, сообщил...
В том, что она назвала его по фамилии, было что-то размашистое, фамильярное, разноречившее с ее обычной скромностью, а когда она провела маленькими
ладонями по влажному
лицу, Самгин увидал незнакомую ему улыбку, широкую и ласковую.
Лидия, брызнув водою в
лицо ее и гладя мокрой
ладонью щеки свои, сказала...
Вытаращив глаза, потирая
ладонью шершавый лоб, он несколько секунд смотрел в
лицо Самгина, и Самгин видел, как его толстые губы, потные щеки расплываются, тают в торжествующей улыбке.
Дальше пол был, видимо, приподнят, и за двумя столами, составленными вместе, сидели
лицом к Самгину люди солидные, прилично одетые, а пред столами бегал небольшой попик, черноволосый, с черненьким
лицом, бегал, размахивая, по очереди, то правой, то левой рукой, теребя ворот коричневой рясы, откидывая волосы
ладонями, наклоняясь к людям, точно желая прыгнуть на них; они кричали ему...
Самгин вспомнил, что она не первая говорит эти слова, Варвара тоже говорила нечто в этом роде. Он лежал в постели, а Дуняша, полураздетая, склонилась над ним, гладя лоб и щеки его легкой, теплой
ладонью. В квадрате верхнего стекла окна светилось стертое
лицо луны, — желтая кисточка огня свечи на столе как будто замерзла.
Пред Самгиным над столом возвышалась точно отрезанная и уложенная на
ладони голова, знакомое, но измененное
лицо, нахмуренное, с крепко сжатыми губами; в темных глазах — напряжение человека, который читает напечатанное слишком неясно или мелко.
Самгин был уверен, что настроением Безбедова живут сотни тысяч людей — более умных, чем этот голубятник, и нарочно, из антипатии к нему, для того, чтоб еще раз убедиться в его глупости, стал расспрашивать его: что же он думает? Но Безбедов побагровел,
лицо его вспухло, белые глаза свирепо выкатились; встряхивая головой, растирая
ладонью горло, он спросил...
Самгин сквозь очки исподлобья посмотрел в угол, там, среди лавров и пальм, возвышалась, как бы возносясь к потолку, незабвенная, шарообразная фигура, сиял красноватый пузырь
лица, поблескивали остренькие глазки, в правой руке Бердников ‹держал› бокал вина,
ладонью левой он шлепал в свою грудь, — удары звучали мягко, точно по тесту.
На высоких нотах голос Ловцова срывался, всхрапывал. Стоял этот мужик «фертом», сунув
ладони рук за опояску, за шаль, отведя локти в сторону. Волосы на
лице его неприглядно шевелились, точно росли, пристальный взгляд раздражал Самгина.
Лучи солнца упирались в
лицо Варавки, он блаженно жмурился и гладил
ладонями медную бороду свою.