Неточные совпадения
— В добрый час… Жена-то догадалась хоть уйти от него, а то пропал бы парень ни за грош… Тоже кровь, Николай Иваныч… Да и то сказать: мудрено с этакой красотой
на свете жить… Не по себе
дерево согнул он, Сергей-то… Около этой красоты больше греха, чем около денег. Наш брат, старичье,
на стены
лезут, а молодые и подавно… Жаль парня. Что он теперь: ни холост, ни женат, ни вдовец…
Спустившись с
дерева, я присоединился к отряду. Солнце уже стояло низко над горизонтом, и надо было торопиться разыскать воду, в которой и люди и лошади очень нуждались. Спуск с куполообразной горы был сначала пологий, но потом сделался крутым. Лошади спускались, присев
на задние ноги. Вьюки
лезли вперед, и, если бы при седлах не было шлей, они съехали бы им
на голову. Пришлось делать длинные зигзаги, что при буреломе, который валялся здесь во множестве, было делом далеко не легким.
Иногда случается, что тетерев завязнет
на дереве между сучками; тогда, делать нечего, надобно
лезть за ним.
Правда, рано утром, и то уже в исходе марта, и без лыж ходить по насту, который иногда бывает так крепок, что скачи куда угодно хоть
на тройке; подкрасться как-нибудь из-за
деревьев к начинающему глухо токовать краснобровому косачу; нечаянно наткнуться и взбудить чернохвостого русака с ремнем пестрой крымской мерлушки по спине или чисто белого как снег беляка: он еще не начал сереть, хотя уже волос
лезет;
на пищик [Пищиком называется маленькая дудочка из гусиного пера или кожи с липового прутика,
на котором издают ртом писк, похожий
на голос самки рябца] подозвать рябчика — и кусок свежей, неперемерзлой дичины может попасть к вам
на стол…
Вот тут, под окном, коренастый лопух
лезет из густой травы, над ним вытягивает зоря свой сочный стебель, богородицыны слезки еще выше выкидывают свои розовые кудри; а там, дальше, в полях, лоснится рожь, и овес уже пошел в трубочку, и ширится во всю ширину свою каждый лист
на каждом
дереве, каждая травка
на своем стебле.
«Умереть тебе смертью безвременною!» У честного купца от страха зуб
на зуб не приходил; он оглянулся кругом и видит, что со всех сторон, из-под каждого
дерева и кустика, из воды, из земли
лезет к нему сила нечистая и несметная, все страшилища безобразные.
Дом наполнился нехорошею, сердитой тишиною, в комнату заглядывали душные тени. День был пёстрый, над Ляховским болотом стояла сизая, плотная туча, от неё не торопясь отрывались серые пушистые клочья, крадучись, ползли
на город, и тени их ощупывали дом,
деревья, ползали по двору, безмолвно
лезли в окно, ложились
на пол. И казалось, что дом глотал их, наполняясь тьмой и жутью.
Было боязно видеть, как цепкий человечек зачем-то путешествует по крутой и скользкой крыше амбара, висит между голых сучьев
деревьев, болтая ногами,
лезет на забор, утыканный острыми гвоздями, падает и — ругается...
Я не поддавался этому злому внушению и находил в обеих дамах много симпатичного. Я
на них не жаловался, оставался вежлив, спокоен и не предъявлял более
на сад никаких требований. Садик оставался постоянно запертым, но мы от этого не чувствовали ни малейшего лишения, так как
деревья своими зелеными вершинами прямо
лезли в окна, а роскошный екатеринентальский парк начинался сейчас же у нашего домика.
Сказано — сделано. Пошел один генерал направо и видит — растут
деревья, а
на деревьях всякие плоды. Хочет генерал достать хоть одно яблоко, да все так высоко висят, что надобно
лезть. Попробовал полезть — ничего не вышло, только рубашку изорвал. Пришел генерал к ручью, видит: рыба там, словно в садке
на Фонтанке, так и кишит, и кишит.
Во всяком случае те ли это или другие, оголодавшие ли псы или волки, но они моему преосвященству спуска не дадут, и хотя мне, по разуму, собственно было бы легче быть сразу растерзанным, чем долго томиться голодом, однако инстинкт самосохранения взял свое, и я с ловкостью и быстротою, каких, признаться сказать, никогда за собою не знал и от себя не чаял, взобрался в своем тяжелом убранстве
на самый верх
дерева, как векша, и тогда лишь опомнился, когда выше было некуда
лезть.
Но чуть
на небе начало слегка сереть, дикарь тихо поднялся с саней, заложил руки поглубже за пазуху и опять побрел вдоль по опушке. Долго он не бывал назад, я долго видел, как он бродил и все останавливался: станет и что-то долго-долго
на деревьях разглядывает, и опять дальше потянет. И так он, наконец, скрылся с моих глаз, а потом опять так же тихо и бесстрастно возвращается и прямо с прихода
лезет под сани и начинает там что-то настроивать или расстроивать.