Неточные совпадения
В этих двух противоположных отрывках можно найти ключ к тому, отчего
критика до сих пор не могла прямо и просто взглянуть на Островского как на писателя, изображающего жизнь известной части русского
общества, а все усмотрели на него как на проповедника морали, сообразной с понятиями той или другой партии.
Наш светский писатель, князь Одоевский [Одоевский Владимир Федорович (1803—1869) — русский писатель,
критик и историк музыки.], еще в тридцатых, кажется, годах остроумно предсказывал, что с развитием
общества франты высокого полета ни слова уж не будут говорить.
Наказывала ли Юлия Михайловна своего супруга за его промахи в последние дни и за ревнивую зависть его как градоначальника к ее административным способностям; негодовала ли на его
критику ее поведения с молодежью и со всем нашим
обществом, без понимания ее тонких и дальновидных политических целей; сердилась ли за тупую и бессмысленную ревность его к Петру Степановичу, — как бы там ни было, но она решилась и теперь не смягчаться, даже несмотря на три часа ночи и еще невиданное ею волнение Андрея Антоновича.
Нам кажется, что для
критики, для литературы, для самого
общества гораздо важнее вопрос о том, на что употребляется, в чем выражается талант художника, нежели то, какие размеры и свойства имеет он в самом себе, в отвлечении, в возможности.
И долго будет в
обществе отзываться звучный, ясный голос этого
критика, долго будет чувствовать народ благотворное влияние его убеждений, его горячей, смелой, задушевной проповеди.
Много эта
критика сообщит ему живых воззрений, много породит отрадных, прекрасных явлений в области умственной жизни, много подействует на развитие
общества!
Уважаю я труд библиографа, знаю, что и для него нужно некоторое приготовление, предварительные знания, как для почтальона нужно знание городских улиц; но позвольте же мне более уважать
критика, который дает нам верную, полную, всестороннюю оценку писателя или произведения, который произносит новое слово в науке или искусстве, который распространяет в
обществе светлый взгляд, истинные, благородные убеждения.
И ведь пришла же человеку в голову безобразная мысль — превратить дело художественной
критики в патологические этюды о русском
обществе…
Восставать же против общего мнения благонамеренная
критика может и должна только тогда, когда влияние авторитета оказывается вредным для
общества.
А это уже достаточно объясняет его права на внимание и память образованного русского
общества, которое немало обязано своим развитием русской литературе, и особенно
критике сороковых годов.
Впрочем, многое из того, что в этих последних источниках являлось как факты, необходимо должно было теперь подвергнуться строгому анализу и
критике, а потому все то, что не имеет фактической достоверности, автор передает, как слухи и толки, ходившие в
обществе того времени, ибо все эти слухи и толки имеют ту особенность, что необыкновенно рельефно характеризуют напряженную и во многих отношениях замечательную эпоху 1862 года.].
В предисловии k работе «К
критике политической экономии» К. Маркс писал: «…буржуазной общественной формацией завершается предыстория человеческого
общества» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч.
Легкая форма его бесед, с тонкою
критикою истории культуры, зароняла во мне мысль, что жизнь современного
общества, которая делалась доступною моему ведению, идет не по тому течению, которое может вывесть человечество к идеалу. Идеал этот представляло мне христианство, которое все будто бы уважают, но к которому, однако, никто сильно и искренно не стремится. Что это за ложь? как повернуть, чтобы это пошло иначе?
Есть вечная правда в
критике исторического
общества у таких людей, как Л. Толстой, как Ибсен.
— Я пригласил сюда моего друга, — перебил с твердостью Владислав Стабровский, — и никто не имеет права делать заключение, что он здесь лишний! Кто находит это заключение справедливым, исключает и меня из вашего
общества. Часто совет, даже
критика умного и благородного человека — важнее хвастливых, пустозвонных речей иного господина.
Имя Зоила стало впоследствии нарицательным, как имя завистливого, мелочного и язвительного
критика.]! — униженный перед почтеннейшим
обществом лифляндских дворян, перед целым синклитом ученых, направляю стопы мои в изгнание.
По наружности обиженный природою, он утешался, по крайней мере, тем, что в
обществе людей не только не был лишний, но еще играл ролю судьи и
критика и имел влияние на сильных земли.