Неточные совпадения
Да, и штабс-капитан: в сердцах простых чувство
красоты и величия
природы сильнее, живее во сто крат, чем в нас, восторженных рассказчиках на словах и на бумаге.
Кулигин. Восторг! А ты: «нешту!» Пригляделись вы, либо не понимаете, какая
красота в
природе разлита.
— Большинство людей только ищет
красоту, лишь немногие создают ее, — заговорил он. — Возможно, что в
природе совершенно отсутствует
красота, так же как в жизни — истина; истину и
красоту создает сам человек…
—
Красота — распутна. Это, должно быть, закон
природы. Она скупа на
красоту и потому, создав ее, стремится использовать как можно шире. Вы что молчите?
— А
природа? А
красота форм в
природе? Возьмите Геккеля, — победоносно кричал писатель, — в ответ ему поползли равнодушные слова...
Андрей часто, отрываясь от дел или из светской толпы, с вечера, с бала ехал посидеть на широком диване Обломова и в ленивой беседе отвести и успокоить встревоженную или усталую душу, и всегда испытывал то успокоительное чувство, какое испытывает человек, приходя из великолепных зал под собственный скромный кров или возвратясь от
красот южной
природы в березовую рощу, где гулял еще ребенком.
Его гнал от обрыва ужас «падения» его сестры, его красавицы, подкошенного цветка, — а ревность, бешенство и более всего новая, неотразимая
красота пробужденной Веры влекли опять к обрыву, на торжество любви, на этот праздник, который, кажется, торжествовал весь мир, вся
природа.
«Нет, это не ограниченность в Тушине, — решал Райский, — это —
красота души, ясная, великая! Это само благодушие
природы, ее лучшие силы, положенные прямо в готовые прочные формы. Заслуга человека тут — почувствовать и удержать в себе эту
красоту природной простоты и уметь достойно носить ее, то есть ценить ее, верить в нее, быть искренним, понимать прелесть правды и жить ею — следовательно, ни больше, ни меньше, как иметь сердце и дорожить этой силой, если не выше силы ума, то хоть наравне с нею.
— Ты прелесть, Вера, ты наслаждение! у тебя столько же
красоты в уме, сколько в глазах! Ты вся — поэзия, грация, тончайшее произведение
природы! — Ты и идея
красоты, и воплощение идеи — и не умирать от любви к тебе? Да разве я дерево! Вон Тушин, и тот тает…
Кровь у ней начала свободно переливаться в жилах; даль мало-помалу принимала свой утерянный ход, как испорченные и исправленные рукою мастера часы. Люди к ней дружелюбны,
природа опять заблестит для нее
красотой.
Нет, это не его женщина! За женщину страшно, за человечество страшно, — что женщина может быть честной только случайно, когда любит, перед тем только, кого любит, и только в ту минуту, когда любит, или тогда, наконец, когда
природа отказала ей в
красоте, следовательно — когда нет никаких страстей, никаких соблазнов и борьбы, и нет никому дела до ее правды и лжи!
Это влечение к всякой видимой
красоте, всего более к
красоте женщины, как лучшего создания
природы, обличает высшие человеческие инстинкты, влечение и к другой
красоте, невидимой, к идеалам добра, изящества души, к
красоте жизни!
Природа — нежная артистка здесь. Много любви потратила она на этот, может быть самый роскошный, уголок мира. Местами даже казалось слишком убрано, слишком сладко. Мало поэтического беспорядка, нет небрежности в творчестве, не видать минут забвения, усталости в творческой руке, нет отступлений, в которых часто больше
красоты, нежели в целом плане создания.
В
природе тоже
красота и покой: солнце светит жарко и румяно, воды льются тихо, плоды висят готовые.
Господа, — воскликнул я вдруг от всего сердца, — посмотрите кругом на дары Божии: небо ясное, воздух чистый, травка нежная, птички,
природа прекрасная и безгрешная, а мы, только мы одни безбожные и глупые и не понимаем, что жизнь есть рай, ибо стоит только нам захотеть понять, и тотчас же он настанет во всей
красоте своей, обнимемся мы и заплачем…
Природа действовала на меня чрезвычайно, но я не любил так называемых ее
красот, необыкновенных гор, утесов, водопадов; я не любил, чтобы она навязывалась мне, чтобы она мне мешала.
Счастье в эту минуту представлялось мне в виде возможности стоять здесь же, на этом холме, с свободным настроением, глядеть на чудную
красоту мира, ловить то странное выражение, которое мелькает, как дразнящая тайна
природы, в тихом движении ее света и теней.
Все хорошо в
природе, но вода —
красота всей
природы.
Дорога в Багрово,
природа, со всеми чудными ее
красотами, не были забыты мной, а только несколько подавлены новостью других впечатлений: жизнью в Багрове и жизнью в Уфе; но с наступлением весны проснулась во мне горячая любовь к
природе; мне так захотелось увидеть зеленые луга и леса, воды и горы, так захотелось побегать с Суркой по полям, так захотелось закинуть удочку, что все окружающее потеряло для меня свою занимательность и я каждый день просыпался и засыпал с мыслию о Сергеевке.
Ничего тогда не понимая, не разбирая, не оценивая, никакими именами не называя, я сам почуял в себе новую жизнь, сделался частью
природы, и только в зрелом возрасте сознательных воспоминаний об этом времени сознательно оценил всю его очаровательную прелесть, всю поэтическую
красоту.
В первый раз почувствовал я, что и вид зимней
природы может иметь свою
красоту.
Три года для восьмилетнего возраста значат очень много, и можно было бы ожидать, что я гораздо живее, сознательнее, разумнее почувствую
красоты разнообразной, живописной
природы тех местностей, по которым нам должно было проезжать.
Он убивает солнце, жаркое, милое солнце, светлое небо,
природу, — всю многообразную
красоту жизни, убивает величайшее наслаждение и гордость — человеческую мысль!
Я не смею задуматься, — не говорю о том, чтобы рассуждать вслух, — о любви, о
красоте, о моих отношениях к человечеству, о
природе, о равенстве и счастии людей, о поэзии, о Боге.
«Вот она, — думаю, — где настоящая-то
красота, что
природы совершенство называется; магнетизер правду сказал: это совсем не то, что в лошади, в продажном звере».
— За тех, кого они любят, кто еще не утратил блеска юношеской
красоты, в ком и в голове и в сердце — всюду заметно присутствие жизни, в глазах не угас еще блеск, на щеках не остыл румянец, не пропала свежесть — признаки здоровья; кто бы не истощенной рукой повел по пути жизни прекрасную подругу, а принес бы ей в дар сердце, полное любви к ней, способное понять и разделить ее чувства, когда права
природы…
— Я? О! — начал Александр, возводя взоры к небу, — я бы посвятил всю жизнь ей, я бы лежал у ног ее. Смотреть ей в глаза было бы высшим счастьем. Каждое слово ее было бы мне законом. Я бы пел ее
красоту, нашу любовь,
природу...
Дмитрий ничего не сказал мне, видимо, недовольный тем, что на его признание, которое, вероятно, стоило ему труда, я отвечал, обращая его внимание на
природу, к которой он вообще был хладнокровен.
Природа действовала на него совсем иначе, чем на меня; она действовала на него не столько
красотой, сколько занимательностью; он любил ее более умом, чем чувством.
Вот кончен он; встают рядами,
Смешались шумными толпами,
И все глядят на молодых:
Невеста очи опустила,
Как будто сердцем приуныла,
И светел радостный жених.
Но тень объемлет всю
природу,
Уж близко к полночи глухой;
Бояре, задремав от меду,
С поклоном убрались домой.
Жених в восторге, в упоенье:
Ласкает он в воображенье
Стыдливой девы
красоту;
Но с тайным, грустным умиленьем
Великий князь благословеньем
Дарует юную чету.
Матвею все казалось, что он спит или грезит. Чужое небо, незнакомая
красота чужой
природы, чужое, непонятное веселье, чужой закат и чужое море — все это расслабляло его усталую душу…
И по мере того, как
природа становилась доступнее, понятнее и проще, по мере того, как душа лозищанина все более оттаивала и смягчалась, раскрываясь навстречу спокойной
красоте мирной и понятной ему жизни; по мере того, как в нем, на месте тупой вражды, вставало сначала любопытство, а потом удивление и тихое смирение, — по мере всего этого и наряду со всем этим его тоска становилась все острее и глубже.
Ах, Андрей, Андрей, прекрасно это солнце, это небо, все, все вокруг нас прекрасно, а ты грустишь; но если бы в это мгновение ты держал в своей руке руку любимой женщины, если б эта рука и вся эта женщина были твои, если бы ты даже глядел ее глазами, чувствовал не своим, одиноким, а ее чувством, — не грусть, Андрей, не тревогу возбуждала бы в тебе
природа, и не стал бы ты замечать ее
красоты; она бы сама радовалась и пела, она бы вторила твоему гимну, потому что ты в нее, в немую, вложил бы тогда язык!
Ты указываешь мне на
природу и говоришь: «И тут
красота».
Утро, праздничное, великолепное майское утро, со всею прелестью полной весны, с ее свежестью и роскошью тепла, с хором радостных голосов всей живущей твари, с утренними, длинными тенями, где таились еще и прохлада и влажность, убегающие от солнечных торжествующих лучей, обхватило Софью Николавну и подействовало на нее живительно, хотя она не привыкла сочувствовать
красотам деревенской
природы.
Но от
природы чрезвычайно холодная и надменная своей
красотой, она отказывала женихам, ожидая какой-то блестящей партии.
Вторжение человека в жизнь
природы с целью воспроизвести ее
красоты, тем или другим путем, каждый раз разбивается самым беспощадным образом, как галлюцинации сумасшедшего.
Правда, говорят, будто бы и в наше время голодные волки бродят по лесу и кой-где в дуплах завывают филины и сычи; но эти мелкие второклассные ужасы так уже износились во всех страшных романах, что нам придется скоро отыскивать девственную
природу, со всеми дикими ее
красотами, в пустынях Барабинских или в бесконечных лесах южной Сибири.
Телегин. Позволь, Ваня. Жена моя бежала от меня на другой день после свадьбы с любимым человеком по причине моей непривлекательной наружности. После того я своего долга не нарушал. Я до сих пор ее люблю и верен ей, помогаю чем могу и отдал свое имущество на воспитание деточек, которых она прижила с любимым человеком. Счастья я лишился, но у меня осталась гордость. А она? Молодость уже прошла,
красота под влиянием законов
природы поблекла, любимый человек скончался… Что же у нее осталось?
Красивая женщина имеет выигрышный билет от
природы — свою
красоту.
Веселый, громкий шум труда, юная
красота весенней
природы, радостно освещенной лучами солнца, — все было полно бодрой силы, добродушной и приятно волновавшей душу Фомы, возбуждая в нем новые, смутные ощущения и желания.
Строгая
красота готических линий здесь сливается с темной траурной зеленью, точно вся
природа превращается в громадный храм, сводом которому служит северное голубое небо.
Малейший штрих здесь блещет неувядаемой
красотой: так в состоянии творить толы, одна
природа, которая из линий и красок создает смелые комбинации и неожиданные эффекты.
Жизнь
природы, в совокупности всех ее проявлений, в глазах Николая Матвеича была проникнута неиссякаемой
красотой.
Но благоприятность случая не только редка и мимолетна, — она вообще должна считаться благоприятностью только относительною: вредная, искажающая случайность всегда оказывается в
природе не вполне побежденною, если мы отбросим светлую маску, накидываемую отдаленностью места и времени на восприятие (Wahrnehm ng) прекрасного в
природе, и строже всмотримся в предмет; искажающая случайность вносит в прекрасную, по-видимому, группировку нескольких предметов много такого, что вредит ее полной
красоте; мало того, эта вредящая случайность вторгается и в отдельный предмет, который казался нам сначала вполне прекрасен, и мы видим, что ничто не изъято от ее владычества.
В человеческой жизни —
красота и любовь; в
природе — трудно и решить, что именно — так много в ней
красоты.
[Можно даже вообще сказать, что, читая в эстетике Гегеля те места, где говорится о том, что прекрасно в действительности, приходишь к мысли, что бессознательно принимал он прекрасным в
природе говорящее нам о жизни, между тем как сознательно поставлял
красоту в полноте проявления идеи.
Кроме того, именно по самой живости (Lebendigkeit), составляющей неотъемлемое преимущество прекрасного в действительности,
красота его мимолетна; основание этой мимолетности в том, что прекрасное в действительности возникает не из стремления к прекрасному; оно возникает и существует по общему стремлению
природы к жизни, при осуществлении которого появляется только вследствие случайных обстоятельств, а не как что-нибудь преднамеренное (ailes Naturschöne nicht gewolt ist).
Потому не может быть и вопроса, как в этих случаях относится
красота произведений искусства к
красоте произведений
природы: в
природе нет предметов, с которыми было бы Можно сравнивать ножи, вилки, сукно, часы; точно так же в ней нет предметов, с которыми было бы можно сравнивать дома, мосты, колонны и т. п.
«
Красота в
природу вносится только тем, что мы смотрим на нее с той, а не с другой точки зрения», — мысль, почти никогда не бывающая справедливою; но к произведениям искусства она почти всегда прилагается.
Окончательный вывод из этих суждений о скульптуре и живописи: мы видим, что произведения того и другого искусства по многим и существеннейшим элементам (по
красоте очертаний, по абсолютному совершенству исполнения, по выразительности и т. д.) неизмеримо ниже
природы и жизни; но, кроме одного маловажного преимущества живописи, о котором сейчас говорили, решительно не видим, в чем произведения скульптуры или живописи стояли бы выше
природы и действительной жизни.