Неточные совпадения
«Та
королева, —
думал он про себя, — которая чинила свои чулки в тюрьме, уж конечно, в ту минуту смотрела настоящею
королевой и даже более, чем во время самых пышных торжеств и выходов».
Краснов рассказал о
королеве вполголоса и с такими придыханиями, как будто ему было трудно говорить. Это было весьма внушительно и так неприятно, что Самгин протестующе пожал плечами. Затем он
подумал...
— Простите меня, — еще раз повторил Малевский, а я, вспоминая движение Зинаиды,
подумал опять, что настоящая
королева не могла бы с большим достоинством указать дерзновенному на дверь.
Я посмотрел на Зинаиду — и в это мгновение она мне показалась настолько выше всех нас, от ее белого лба, от ее недвижных бровей веяло таким светлым умом и такою властию, что я
подумал: «Ты сама эта
королева!»
Она сверху вниз протянула ему маленькую ручку, туго обтянутую тонкой лайковой перчаткой, и сошла на паркет зала со свободной грацией. «Точно принцесса крови», —
подумал Александров, только недавно прочитавший «
Королеву Марго». Под руку они подошли к строящемуся полонезу и заняли очередь. За ними поспешно устанавливались другие пары.
Но не столько побои мучили меня, сколько мысль о том, что́ теперь
думает обо мне
Королева Марго. Как оправдаюсь я перед ней? Солоно мне было в эти сквернейшие часы.
Я был здоров, силен, хорошо знал тайны отношений мужчины к женщине, но люди говорили при мне об этих тайнах с таким бессердечным злорадством, с такой жестокостью, так грязно, что эту женщину я не мог представить себе в объятиях мужчины, мне трудно было
думать, что кто-то имеет право прикасаться к ней дерзко и бесстыдно, рукою хозяина ее тела. Я был уверен, что любовь кухонь и чуланов неведома
Королеве Марго, она знает какие-то иные, высшие радости, иную любовь.
Красива она была той редкой красотой, которая всегда кажется новой, невиданною и всегда наполняет сердце опьяняющей радостью. Глядя на нее, я
думал, что вот таковы были Диана Пуатье,
королева Марго, девица Ла-Вальер и другие красавицы, героини исторических романов.
Что-то хрустнуло в сердце у меня. Конечно, я ни минуты не
думал, что моя
Королева любит, как все женщины, да и офицер не позволял
думать так. Я видел перед собою его улыбку, — улыбался он радостно, как улыбается ребенок, неожиданно удивленный, его печальное лицо чудесно обновилось. Он должен был любить ее — разве можно ее не любить? И она тоже могла щедро одарить его любовью своей — он так чудесно играл, так задушевно умел читать стихи…
«Вот та самая веселая жизнь, о которой пишут во французских книгах», —
думал я, глядя в окна. И всегда мне было немножко печально: детской ревности моей больно видеть вокруг
Королевы Марго мужчин, — они вились около нее, как осы над цветком.
Идут в молчании акт за актом.
Думали сперва, что или Офелию, или
королеву будет играть Райчева, но и в
королеве появилась Микульская. Где же Райчева? Стали заглядывать во время антрактов в кассу: как бы кассир не сбежал, но нет, он продает билеты на будущие спектакли. Большинство уже уверено, что смотрят спектакль даром: деньги обратно собираются требовать.
— Это она прислала булки. Смешная, право, к чему скрываться? Я тоже была смешной и глупой, а вот ушла оттуда и уже никого не боюсь,
думаю и говорю вслух, что хочу, — и стала счастливой. Когда жила дома, и понятия не имела о счастье, а теперь я не поменялась бы с
королевой.
— Ей-богу! «Здравствуй, — говорит, — мерзавка!» Хотела я ей тут-то было сказать: не мерзавь, мол, матушка, сама ты нынче мерзавка, да
подумала, что лакей-то этот за нею, и зонтик у него большой в руках, так уж проходи,
думаю, налево, французская
королева.
— Прелюбопытно! Я представлялся королевской чете три года тому назад, когда был здесь на «Голубчике»… Король в шитом мундире, черномазая и очень недурненькая
королева в модном платье, министры, — одним словом, все как следует; вот увидите… А
подумаешь, давно ли эти короли ходили, в чем мать родила! — засмеялся Андрей Николаевич.
«Какая ласковая, какая милая
королева! —
подумала Галя. — Верно, в ее стране живет правда, верно, она любит правду, и хорошо живется всем подданным такой доброй
королевы!»
Но ропот и жалобы народа не доходили до
королевы Миры. Охота сменялась охотой, балы — балами. Весело жилось Мире-королеве и не
думала, не гадала она, как страдает ее народ. Спросит сановников
королева, как ее подданным живется, — один ответ у ее сановников на устах...
— О, и
подумать грех! До нее высоко, как до солнышка. Сказать про нее худое язык не поворотится. Горда и сурова, будто
королева. Сердце Иоанна молодого и назначило было ей великокняжеское место, да судьбы расположили иначе…
Согласилась Мира, а только, видно, не по нутру было веселому нраву
королевы государственными делами управлять, серьезные думы
думать, скучные просьбы да жалобы народа выслушивать, суды судить да заседать с мудрейшими людьми государства. Не по душе такие дела Мире. То ли дело под лучами весеннего солнышка за прытконогим оленем гоняться, то ли дело в вихре веселой пляски по нарядным залам носиться! Жизнь беспечная, веселая, праздничная манит к себе
королеву.