Неточные совпадения
Караульщик
кончил свою работу, встряхнул свою рухлядь, полюбовался заплатою, приколол к рукаву иголку, сел на пушку верхом и запел во все горло меланхолическую старую
песню...
Уже слепец
кончил свою
песню; уже снова стал перебирать струны; уже стал петь смешные присказки про Хому и Ерему, про Сткляра Стокозу… но старые и малые все еще не думали очнуться и долго стояли, потупив головы, раздумывая о страшном, в старину случившемся деле.
Ходоки переминались с ноги на ногу, пыхтели, переглядывались, чесали в затылках и
кончали тем, что опять начинали старую
песню...
Затем пикник кончился, как все пикники. Старики,
кончив свою игру, а молодежь, протанцевав еще кадриль, отправились в обратный путь на освещенных фонарями лодках, и хор певцов снова запел
песню о боровике, повелевающем другим грибам на войну идти, но…
— Они, конешно, рады, скучно в тюрьме-то. Ну, вот,
кончим проверку, сейчас — ко мне; водка, закуска; когда — от меня, когда — от них, и — закачалась, заиграла матушка-Русь! Я люблю
песни, пляску, а между ними — отличные певцы и плясуны, до удивления! Иной — в кандалах; ну, а в них не спляшешь, так я разрешал снимать кандалы, это правда. Они, положим, сами умеют снять, без кузнеца, ловкий народ, до удивления! А что я их в город на грабеж выпускал — ерунда, это даже не доказано осталось…
Вот указать на него, раскрыть все тонкости, всю гармонию, все то, что благодаря этой природе отливается в национальные особенности, начиная
песней и
кончая общим душевным тоном.
— В тебе говорит зависть, мой друг, но ты еще можешь проторить себе путь к бессмертию, если впоследствии напишешь свои воспоминания о моей бурной юности. У всех великих людей были такие друзья, которые нагревали свои руки около огня их славы… Dixi. [Я
кончил (лат.).] Да, «
песня смерти» — это вся философия жизни, потому что смерть — все, а жизнь — нуль.
И я плакала, слушая эту
песню… (Басов: «Саша! дайте-ка пива… и портвейна…».) Хорошо я жила тогда! Эти женщины любили меня… Помню, вечерами,
кончив работать, они садились пить чай за большой, чисто вымытый стол… и сажали меня с собою, как равную.
Не заметила Настя, как завела
песню и как ее
кончила. Но только что умолк ее голос, на лугу с самого берега Гостомли заслышалась другая
песня. Настя сначала думала, что ей это показалось, но она узнала знакомый голос и, обернувшись ухом к лугу, слушала. А Степан пел...
— Как я люблю, как поют-то, — сказала Настя, когда Крылушкин
кончил свою
песню. — Я и сама охотница была петь
песни, да только мы глупы, неученые, таких-то хороших
песен, как вот эти, мы не знаем. Мы все свои поем, простые, мужицкие
песни.
— Владимир Михайлыч! Ладно.. Ведь я беспутная голова был смолоду. Чего только не выкидывал! Ну, знаете, как в
песне поется: «жил я, мальчик, веселился и имел свой капитал; капиталу, мальчик, я решился и в неволю жить попал». Поступил юнкером в сей славный, хотя глубоко армейский полк; послали в училище,
кончил с грехом пополам, да вот и тяну лямку второй десяток лет. Теперь вот на турку прем. Выпьемте, господа, натурального. Стоит ли его чаем портить? Выпьем, господа «пушечное мясо».
Пели и плакали и пили вдвое больше обыкновенного, как, впрочем, пила тогда поголовно вся Россия. Каждый вечер приходил кто-нибудь прощаться, храбрился, ходил петухом, бросал шапку об землю, грозился один разбить всех япошек и
кончал страдательной
песней со слезами.
Кончил старик
песню, встал я и говорю...
Повели его в лес вешать, а он дорогой и запел. Сначала шли — торопились, потом перестали спешить, а пришли к лесу — и готова веревка, но ждут, когда он
кончит последнюю
песню свою, а потом говорят друг другу...
Кончивши с Тетясею любовные наши восторги, я приступил притворяться больным. Батенька слепо дались в обман. При них я, лежа под шубами, стонал и охал; а чуть они уйдут, так я и вскочил, и ем, и пью, что мне вздумается. С Тетясею амурюсь, маменька от радости хохочут, сестры — они уже знали о плане нашем — припевают нам свадебные
песни. Одни только батенька не видели ничего и, приходя проведывать меня, только что сопели от гнева, видя, что им не удается притеснить меня.
Десять
песен спел Илюшка и получил за них сто рублей. Оркестру Злобин платил за каждую
песню тоже по сту рублей, — разошелся старик. Когда Илюшка
кончил, Тарас Ермилыч налил бокал шампанского и велел снохе поднести его певуну. Авдотья Мироновна вся заалелась, когда Илюшка подошел к ней.
Только что
кончили эту псáльму, по знаку Николая Александрыча все вскочили с мест и бросились на средину сионской горницы под изображение святого духа. Прибежал туда и блаженный Софронушка. Подняв руки кверху и взирая на святое изображение, жалобным, заунывным напевом Божьи люди запели главную свою
песню, что зовется ими «молитвой Господней».
Мы шли, кое-где проваливаясь по рыхлой, плохо наезженной дорожке; белая темнота как будто качалась перед глазами, тучи были низкие; конца не было этому белому, в котором только мы одни хрустели по снегу; ветер шумел по голым макушкам осин, а нам было тихо за лесом. Я
кончил рассказ тем, как окруженный абрек запел
песню и потом сам бросился на кинжал. Все молчали. Семка спросил...
В это время маленький человечек
кончил первую
песню, бойко перевернул гитару и сказал что-то про себя на своем немецком patois [местном, провинциальном наречии (франц.).], чего я не мог понять, но что произвело хохот в окружающей толпе.
Ямщик укоротил вожжи, поехал шагом и запел звонким, приятным голосом
песню «про ясны очи, про очи девицы-души».
Песня его лилась яркой струей, кругом тишина невозмутимая, хотя бы птица встрепенулась. Когда он
кончил ее словами: «Ах, очи, очи огневые, вы иссушили молодца», страстно заныла душа певца.
Когда они
кончили свою
песню, девица в белом подошла к будочке суфлера, и к ней подошел мужчина в шелковых, в обтяжку, панталонах на толстых ногах, с пером и кинжалом и стал петь и разводить руками.