Неточные совпадения
«Всех ненавижу, и вас, и себя», отвечал его взгляд, и он взялся за шляпу. Но ему не судьба была
уйти. Только что хотели устроиться около столика, а Левин
уйти, как вошел старый
князь и, поздоровавшись с дамами, обратился к Левину.
— Ах, не слушал бы! — мрачно проговорил
князь, вставая с кресла и как бы желая
уйти, но останавливаясь в дверях. — Законы есть, матушка, и если ты уж вызвала меня на это, то я тебе скажу, кто виноват во всем: ты и ты, одна ты. Законы против таких молодчиков всегда были и есть! Да-с, если бы не было того, чего не должно было быть, я — старик, но я бы поставил его на барьер, этого франта. Да, а теперь и лечите, возите к себе этих шарлатанов.
— Так это ангел № 1-й! — сказал
князь, когда Варенька
ушла.
Известие о дружбе Кити с госпожей Шталь и Варенькой и переданные княгиней наблюдения над какой-то переменой, происшедшей в Кити, смутили
князя и возбудили в нем обычное чувство ревности ко всему, что увлекало его дочь помимо его, и страх, чтобы дочь не
ушла из под его влияния в какие-нибудь недоступные ему области.
Во время взрыва
князя она молчала; она чувствовала стыд за мать и нежность к отцу за его сейчас же вернувшуюся доброту; но когда отец
ушел, она собралась сделать главное, что было нужно, — итти к Кити и успокоить ее.
Анна Андреевна торопливо вошла ко мне, сложила передо мной руки и сказала, что «уже не для нее, а для
князя, умоляет меня не
уходить и, когда он проснется, пойти к нему.
— Ну, довольно же, довольно! — восклицал я, — я не протестую, берите!
Князь… где же
князь и Дарзан?
Ушли? Господа, вы не видали, куда
ушли князь и Дарзан? — и, подхватив наконец все мои деньги, а несколько полуимпериалов так и не успев засунуть в карман и держа в горсти, я пустился догонять
князя и Дарзана. Читатель, кажется, видит, что я не щажу себя и припоминаю в эту минуту всего себя тогдашнего, до последней гадости, чтоб было понятно, что потом могло выйти.
Главное, я был сбит тем, что
князь так закричал на меня три минуты назад, и все еще не знал:
уходить мне или нет.
— Пойдемте, — сказал
князь, и оба они вышли в другую комнату. Оставшись один, я окончательно решился отдать ему назад его триста рублей, как только
уйдет Стебельков. Мне эти деньги были до крайности нужны, но я решился.
— Кабы умер — так и слава бы Богу! — бросила она мне с лестницы и
ушла. Это она сказала так про
князя Сергея Петровича, а тот в то время лежал в горячке и беспамятстве. «Вечная история! Какая вечная история?» — с вызовом подумал я, и вот мне вдруг захотелось непременно рассказать им хоть часть вчерашних моих впечатлений от его ночной исповеди, да и самую исповедь. «Они что-то о нем теперь думают дурное — так пусть же узнают все!» — пролетело в моей голове.
Губернатор, узнав, что мы отказываемся принять и другое место, отвечал, что больше у него нет никаких, что указанное нами принадлежит
князю Омуре, на которое он не имеет прав. Оба губернатора после всего этого успокоились: они объявили нам, что полномочные назначены, место отводят, следовательно, если мы и за этим за всем
уходим, то они уж не виноваты.
—
Уйди от меня. Я каторжная, а ты
князь, и нечего тебе тут быть, — вскрикнула она, вся преображенная гневом, вырывая у него руку. — Ты мной хочешь спастись, — продолжала она, торопясь высказать всё, что поднялось в ее душе. — Ты мной в этой жизни услаждался, мной же хочешь и на том свете спастись! Противен ты мне, и очки твои, и жирная, поганая вся рожа твоя.
Уйди,
уйди ты! — закричала она, энергическим движением вскочив на ноги.
— Теперь,
князь, уж нельзя оставаться после поверки. Надо
уходить.
— Вот, Вера Ефремовна, поговори с ними, — сказала старуха-хозяйка, — это самый
князь. А я
уйду.
Князь был очень удивлен, что Евгений Павлович изменил свое намерение и
уходит не объяснившись.
Наконец, около половины одиннадцатого,
князя оставили одного, у него болела голова; всех позже
ушел Коля, помогший ему переменить подвенечное одеяние на домашнее платье.
Уходя, она заглянула к
князю.
В дверях ему удалось как бы поправиться, натолкнувшись на одного входившего господина; пропустив этого нового и незнакомого
князю гостя в комнату, он несколько раз предупредительно подмигнул на него сзади и таким образом все-таки
ушел не без апломба.
— До свидания,
князь, и я
ухожу, — сказала Аделаида. Она крепко пожала руку
князю, приветливо и ласково улыбнулась ему и вышла. На Ганю она не посмотрела.
Они расстались. Евгений Павлович
ушел с убеждениями странными: и, по его мнению, выходило, что
князь несколько не в своем уме. И что такое значит это лицо, которого он боится и которое так любит! И в то же время ведь он действительно, может быть, умрет без Аглаи, так что, может быть, Аглая никогда и не узнает, что он ее до такой степени любит! Ха-ха! И как это любить двух? Двумя разными любвями какими-нибудь? Это интересно… бедный идиот! И что с ним будет теперь?
Уходя опять гулять, с собою
князя не пригласили.
— Пойдемте гулять, пойдемте гулять! — кричала Аделаида, — все вместе и непременно
князь с нами; незачем вам
уходить, милый вы человек!
— Хотите, я вас доведу, — сказал
князь, привстав с места, и осекся, вспомнив недавний запрет
уходить со двора.
Почему-то эти слова никому не понравились; Аглая вышла в досаде из комнаты и только поздно вечером, часу в двенадцатом, когда
князь уже
уходил, она улучила случай сказать ему несколько слов наедине, провожая его.
— Я хочу видеть! — вскинулась генеральша. — Где этот портрет? Если ему подарила, так и должен быть у него, а он, конечно, еще в кабинете. По средам он всегда приходит работать и никогда раньше четырех не
уходит. Позвать сейчас Гаврилу Ардалионовича! Нет, я не слишком-то умираю от желания его видеть. Сделайте одолжение,
князь, голубчик, сходите в кабинет, возьмите у него портрет и принесите сюда. Скажите, что посмотреть. Пожалуйста.
— То, стало быть, вставать и
уходить? — приподнялся
князь, как-то даже весело рассмеявшись, несмотря на всю видимую затруднительность своих обстоятельств. — И вот, ей-богу же, генерал, хоть я ровно ничего не знаю практически ни в здешних обычаях, ни вообще как здесь люди живут, но так я и думал, что у нас непременно именно это и выйдет, как теперь вышло. Что ж, может быть, оно так и надо… Да и тогда мне тоже на письмо не ответили… Ну, прощайте и извините, что обеспокоил.
Вдруг, четверть часа спустя как
ушел князь, Аглая сбежала сверху на террасу и с такою поспешностью, что даже глаз не вытерла, а глаза у ней были заплаканы; сбежала же потому, что пришел Коля и принес ежа.
Он вдруг уселся без церемонии и начал рассказывать. Рассказ его был очень бессвязен;
князь было поморщился и хотел
уйти; но вдруг несколько слов поразили его. Он остолбенел от удивления… Странные вещи рассказал господин Лебедев.
— Спасибо,
князь, со мной так никто не говорил до сих пор, — проговорила Настасья Филипповна, — меня всё торговали, а замуж никто еще не сватал из порядочных людей. Слышали, Афанасий Иваныч? Как вам покажется всё, что
князь говорил? Ведь почти что неприлично… Рогожин! Ты погоди уходить-то. Да ты и не
уйдешь, я вижу. Может, я еще с тобой отправлюсь. Ты куда везти-то хотел?
— Эх, какое тут самоумаление! Если б я только знал, где теперь Колю найти! — сказал
князь и повернулся было
уходить.
Вот сейчас при тебе крикну: «
Уйди, Рогожин!», а
князю скажу: «Помнишь, что ты обещал?» Господи!
Тема завязавшегося разговора, казалось, была не многим по сердцу; разговор, как можно было догадаться, начался из-за нетерпеливого спора и, конечно, всем бы хотелось переменить сюжет, но Евгений Павлович, казалось, тем больше упорствовал и не смотрел на впечатление; приход
князя как будто возбудил его еще более. Лизавета Прокофьевна хмурилась, хотя и не всё понимала. Аглая, сидевшая в стороне, почти в углу, не
уходила, слушала и упорно молчала.
Князь Щ., подбежав к ней, уговорил ее наконец поскорее
уйти.
Нам известно также, что час спустя после того, как Аглая Ивановна выбежала от Настасьи Филипповны, а может, даже и раньше часу,
князь уже был у Епанчиных, конечно, в уверенности найти там Аглаю, и что появление его у Епанчиных произвело тогда чрезвычайное смущение и страх в доме, потому что Аглая домой еще не возвратилась и от него только в первый раз и услышали, что она
уходила с ним к Настасье Филипповне.
— Нет, уж вы, батюшка, теперь не
уходите, — остановила
князя Лизавета Прокофьевна, — сделайте одолжение, пожалуйте ко мне объясниться… Что же это за мука такая, я и так всю ночь не спала…
На некоторые мечты свои
князь смотрел еще назад тому несколько дней как на преступление, а Лукьян Тимофеич принимал отказы
князя за одно лишь личное к себе отвращение и недоверчивость,
уходил с сердцем уязвленным и ревновал к
князю не только Колю и Келлера, но даже собственную дочь свою, Веру Лукьяновну.
Князь встал и хотел опять
уходить.
Он
ушел, а
князь еще больше задумался: все пророчествуют несчастия, все уже сделали заключения, все глядят, как бы что-то знают, и такое, чего он не знает; Лебедев выспрашивает, Коля прямо намекает, а Вера плачет.
— Нелли! Вся надежда теперь на тебя! Есть один отец: ты его видела и знаешь; он проклял свою дочь и вчера приходил просить тебя к себе вместо дочери. Теперь ее, Наташу (а ты говорила, что любишь ее!), оставил тот, которого она любила и для которого
ушла от отца. Он сын того
князя, который приезжал, помнишь, вечером ко мне и застал еще тебя одну, а ты убежала от него и потом была больна… Ты ведь знаешь его? Он злой человек!
— Вы не ошиблись, — прервал я с нетерпением (я видел, что он был из тех, которые, видя человека хоть капельку в своей власти, сейчас же дают ему это почувствовать. Я же был в его власти; я не мог
уйти, не выслушав всего, что он намерен был сказать, и он знал это очень хорошо. Его тон вдруг изменился и все больше и больше переходил в нагло фамильярный и насмешливый). — Вы не ошиблись,
князь: я именно за этим и приехал, иначе, право, не стал бы сидеть… так поздно.
Милостивый государь! вы, кажется, забыли, где вы находитесь? (Вырывает из рук его просьбу и отдает ее Разбитному.) Извольте, сударь, идти! (Пафнутьев
уходит;
князь вслед ему.) Вы где потеряли руку?
Надавал
князь мне доверенностей и свидетельств, что у него фабрика есть, и научил говорить, какие сукна вырабатывает, и
услал меня прямо из города к Макарью, так что я Груши и повидать не мог, а только все за нее на
князя обижался, что как он это мог сказать, чтобы ей моею женой быть?
После этого чайного завтрака все стали расходиться. М-r ле Гран
ушел с своим воспитанником упражняться в гимнастике; княгиня велела перенести свое кресло на террасу, причем
князь заметил ей, что не ветрено ли там, но княгиня сказала, что ничего — не ветрено. Нетльбет перешла тоже на террасу, молча села и, с строгим выражением в лице, принялась вышивать бродери. После того
князь предложил Калиновичу, если он не устал, пройтись в поле. Тот изъявил, конечно, согласие.
— Ну да, — положим, что вы уж женаты, — перебил
князь, — и тогда где вы будете жить? — продолжал он, конечно, здесь, по вашим средствам… но в таком случае, поздравляю вас, теперь вы только еще, что называется, соскочили с университетской сковородки: у вас прекрасное направление, много мыслей, много сведений, но, много через два — три года, вы все это растеряете, обленитесь, опошлеете в этой глуши, мой милый юноша — поверьте мне, и потом вздумалось бы вам съездить, например, в Петербург, в Москву, чтоб освежить себя — и того вам сделать будет не на что: все деньжонки
уйдут на родины, крестины, на мамок, на нянек, на то, чтоб ваша жена явилась не хуже другой одетою, чтоб квартирка была хоть сколько-нибудь прилично убрана.
Князь поцеловал у ней за это руку. Она взглянула на тюрик с конфектами: он ей подал весь и
ушел. В уме его родилось новое предположение. Слышав, по городской молве, об отношениях Калиновича к Настеньке, он хотел взглянуть собственными глазами и убедиться, в какой мере это было справедливо. Присмотревшись в последний визит к Калиновичу, он верил и не верил этому слуху. Все это
князь в тонких намеках объяснил Полине и прибавил, что очень было бы недурно пригласить Годневых на вечер.
— Ворона, chere amie [милый друг (франц.).], ворона, — отвечал
князь и, возвращаясь назад через усадьбу,
услал дочь в комнаты, а Калиновича провел на конский двор и велел вывести заводского жеребца.
— Pardon, на одну минуту, — проговорил
князь, вставая, и тотчас же
ушел с Полиной в задние комнаты. Назад он возвратился через залу. Калинович танцевал с княжной в шестой фигуре галоп и, кончив, отпустил ее довольно медленно, пожав ей слегка руку. Она взглянула на него и покраснела.
Взбешенный всем этим и не зная, наконец, что с собой делать, он
ушел было после обеда, когда все разъехались, в свою комнату и решился по крайней мере лечь спать; но от
князя явился человек с приглашением: не хочет ли он прогуляться?
— Новое, — подтвердил управляющий и
ушел в кабинет
князя, где оставался весьма продолжительное время.
Правда, что в то время еще не народилось ни Колупаевых, ни Разуваевых, и
князь не знал, что для извлечения мужицких соков не нужно особенно злостных ухищрений, а следует только утром разостлать тенета и
уйти к своему делу, а вечером эти тенета опять собрать и все запутавшееся в них, связав в узел, бросить в амбар для хранения вместе с прочими такими же узлами.