Неточные совпадения
― Да вот написал почти
книгу об естественных условиях рабочего в отношении к земле, ― сказал Катавасов. ― Я не специалист, но мне
понравилось, как естественнику, то, что он не берет человечества как чего-то вне зоологических законов, а, напротив, видит зависимость его от среды и в этой зависимости отыскивает законы развития.
Ей рано
нравились романы;
Они ей заменяли всё;
Она влюблялася в обманы
И Ричардсона и Руссо.
Отец ее был добрый малый,
В прошедшем веке запоздалый;
Но в
книгах не видал вреда;
Он, не читая никогда,
Их почитал пустой игрушкой
И не заботился о том,
Какой у дочки тайный том
Дремал до утра под подушкой.
Жена ж его была сама
От Ричардсона без ума.
Иногда он и сам не понимал: почему это интересная
книга, прочитанная им, теряет в его передаче все, что ему
понравилось?
— Мне тюремный священник посоветовал. Я, будучи арестантом, прислуживал ему в тюремной церкви,
понравился, он и говорит: «Если — оправдают, иди в монахи». Оправдали. Он и схлопотал. Игумен — дядя родной ему. Пьяный человек, а — справедливый. Светские
книги любил читать — Шехерезады сказки, «Приключения Жиль Блаза», «Декамерон». Я у него семнадцать месяцев келейником был.
— Вы знаете, Клим Иванович, ваша речь имела большой успех. Я в политике понимаю, наверно, не больше индюшки, о Дон-Кихоте — знаю по смешным картинкам в толстой
книге, Фауст для меня — глуповатый человек из оперы, но мне тоже
понравилось, как вы говорили.
Чтение художественной литературы было его насущной потребностью, равной привычке курить табак.
Книги обогащали его лексикон, он умел ценить ловкость и звучность словосочетаний, любовался разнообразием словесных одежд одной и той же мысли у разных авторов, и особенно ему
нравилось находить общее в людях, казалось бы, несоединимых. Читая кошачье мурлыканье Леонида Андреева, которое почти всегда переходило в тоскливый волчий вой, Самгин с удовольствием вспоминал басовитую воркотню Гончарова...
Это сопоставление
понравилось Климу, как всегда
нравились ему упрощающие мысли. Он заметил, что и сам Томилин удивлен своим открытием, видимо — случайным. Швырнув тяжелую
книгу на койку, он шевелил бровями, глядя в окно, закинув руки за шею, под свой плоский затылок.
— Почему тебе
нравится «Наше сердце»? Это — неестественно; мужчине не должна
нравиться такая
книга.
Томилина не любили и здесь. Ему отвечали скупо, небрежно. Клим находил, что рыжему учителю
нравится это и что он нарочно раздражает всех. Однажды писатель Катин, разругав статью в каком-то журнале, бросил журнал на подоконник, но
книга упала на пол; Томилин сказал...
Прочими
книгами в старом доме одно время заведовала Вера, то есть брала, что ей
нравилось, читала или не читала, и ставила опять на свое место. Но все-таки до
книг дотрогивалась живая рука, и они кое-как уцелели, хотя некоторые, постарее и позамасленнее, тронуты были мышами. Вера писала об этом через бабушку к Райскому, и он поручил передать
книги на попечение Леонтия.
Она прилежна, любит шить, рисует. Если сядет за шитье, то углубится серьезно и молча, долго может просидеть; сядет за фортепиано, непременно проиграет все до конца, что предположит;
книгу прочтет всю и долго рассказывает о том, что читала, если ей
понравится. Поет, ходит за цветами, за птичками, любит домашние заботы, охотница до лакомств.
Напротив, мне именно
нравилось в Анне Андреевне, что я всегда встречал ее в таких скромных платьях, всегда за каким-нибудь занятием, с
книгой или с рукодельем.
Я не участвовал в этих прогулках: путешествие — это
книга; в ней останавливаешься на тех страницах, которые больше
нравятся, а другие пробегаешь только для общей связи.
И та
книга ему
нравится, и другая нужна; там увидит издание, которого у него нет, и купит
книгу.
Между окнами стоял небольшой письменный стол, у внутренней стены простенькая железная кровать под белым чехлом, ночной столик, этажерка с
книгами в углу, на окнах цветы, — вообще вся обстановка смахивала на монастырскую келью и
понравилась Привалову своей простотой.
…Посидевши немного, я предложил читать Шиллера. Меня удивляло сходство наших вкусов; он знал на память гораздо больше, чем я, и знал именно те места, которые мне так
нравились; мы сложили
книгу и выпытывали, так сказать, друг в друге симпатию.
По вечерам он приносил ко мне наверх из библиотеки
книги с картинами — путешествие Гмелина и Палласа и еще толстую
книгу «Свет в лицах», которая мне до того
нравилась, что я ее смотрел до тех пор, что даже кожаный переплет не вынес...
Таковы все
книги Сейлльера, который видит повсюду романтизм и называет романтизмом все, что ему не
нравится.
Нашлось еще несколько мальчиков, читавших Робинзона, все хвалили эту
книгу, я был обижен, что бабушкина сказка не
понравилась, и тогда же решил прочитать Робинзона, чтобы тоже сказать о нем — это чушь!
Да постой, говорит, я тебе сама про это прочту!» Вскочила, принесла
книгу: «Это стихи», говорит, и стала мне в стихах читать о том, как этот император в эти три дня заклинался отомстить тому папе: «Неужели, говорит, это тебе не
нравится, Парфен Семенович?» — «Это всё верно, говорю, что ты прочла».
Отцу не
нравились его столичные привычки, его фраки, жабо,
книги, его флейта, его опрятность, в которой недаром чуялась ему гадливость; он то и дело жаловался и ворчал на сына.
Желание отца было приведено в исполнение в тот же день. Нюрочка потащила в сарайную целый ворох
книг и торжественно приготовилась к своей обязанности чтицы. Она читала вслух недурно, и, кроме Васи, ее внимательно слушали Таисья и Сидор Карпыч. Выбор статей был самый разнообразный, но Васе больше всего
нравились повести и романы из русской жизни. В каждой героине он видел Нюрочку и в каждом герое себя, а пока только не спускал глаз с своей сиделки.
Корфова
книга вам не
понравится — я с отвращением прочел ее, хотя он меня уверял, что буду доволен. Значит, он очень дурного мнения обо мне. Совершенно то же, что в рукописной брошюре, только теперь не выставлены имена живых. Убийственная раболепная лесть убивает с первой страницы предисловия. — Истинно, мне жаль моего барона!..
Может быть, это мечта, но мечта для меня утешительная сладостная. Объяснений между нами не нужно: я пойму, если вы пришлете мне какую-нибудь
книгу и скажете в письме, что она вам
нравится, — тогда я прямо за перо с некоторыми добрыми друзьями и спечем вам пирог. Но — увы! — когда еще этот листок до вас долетит и когда получу ответ? Мильон верст!
— Да живи, живи! Я тебе нарочно Марину привез, и
книги тебе твои привез. Живи, бог с тобой, если тебе
нравится.
Тогда мне очень
нравились эти
книги, а напыщенный мерный язык стихотворной прозы казался мне совершенством.
В этом роде жизнь, с мелкими изменениями, продолжалась с лишком два месяца, и, несмотря на великолепный дом, каким он мне казался тогда, на разрисованные стены, которые
нравились мне больше картин и на которые я не переставал любоваться; несмотря на старые и новые песни, которые часто и очень хорошо певала вместе с другими Прасковья Ивановна и которые я слушал всегда с наслаждением; несмотря на множество новых
книг, читанных мною с увлечением, — эта жизнь мне очень надоела.
Мне страшно
нравилось слушать девочку, — она рассказывала о мире, незнакомом мне. Про мать свою она говорила всегда охотно и много, — предо мною тихонько открывалась новая жизнь, снова я вспоминал королеву Марго, это еще более углубляло доверие к
книгам, а также интерес к жизни.
Хозяин выдавал мне на хлеб пятачок в день; этого не хватало, я немножко голодал; видя это, рабочие приглашали меня завтракать и поужинать с ними, а иногда и подрядчики звали меня в трактир чай пить. Я охотно соглашался, мне
нравилось сидеть среди них, слушая медленные речи, странные рассказы; им доставляла удовольствие моя начитанность в церковных
книгах.
Иногда я беседую об этом с Петром Васильевичем. Хотя вообще он относится ко мне насмешливо, с издевкой, но ему
нравится мое пристрастие к
книгам, и порою он разрешает себе говорить со мною поучительно, серьезно.
В церкви я не молился, — было неловко пред богом бабушки повторять сердитые дедовы молитвы и плачевные псалмы; я был уверен, что бабушкину богу это не может
нравиться, так же как не
нравилось мне, да к тому же они напечатаны в
книгах, — значит, бог знает их на память, как и все грамотные люди.
Но мне очень
нравились Диккенс и Вальтер Скотт; этих авторов я читал с величайшим наслаждением, по два-три раза одну и ту же
книгу.
Книги В. Скотта напоминали праздничную обедню в богатой церкви, — немножко длинно и скучно, а всегда торжественно; Диккенс остался для меня писателем, пред которым я почтительно преклоняюсь, — этот человек изумительно постиг труднейшее искусство любви к людям.
«Мертвые души» я прочитал неохотно; «Записки из мертвого дома» — тоже; «Мертвые души», «Мертвый дом», «Смерть», «Три смерти», «Живые мощи» — это однообразие названий
книг невольно останавливало внимание, возбуждая смутную неприязнь к таким
книгам. «Знамение времени», «Шаг за шагом», «Что делать?», «Хроника села Смурина» — тоже не
понравились мне, как и все
книги этого порядка.
Мне захотелось сделать ему приятное — подарить
книгу. В Казани на пристани я купил за пятачок «Предание о том, как солдат спас Петра Великого», но в тот час повар был пьян, сердит, я не решился отдать ему подарок и сначала сам прочитал «Предание». Оно мне очень
понравилось, — все так просто, понятно, интересно и кратко. Я был уверен, что эта
книга доставит удовольствие моему учителю.
Ей
нравились романы Марриета, Вернера, — мне они казались скучными. Не радовал и Шпильгаген, но очень
понравились рассказы Ауэрбаха. Сю и Гюго тоже не очень увлекали меня, я предпочитал им Вальтер Скотта. Мне хотелось
книг, которые волновали бы и радовали, как чудесный Бальзак. Фарфоровая женщина тоже все меньше
нравилась мне.
Изо всех книжных мужиков мне наибольше
понравился Петр «Плотничьей артели»; захотелось прочитать этот рассказ моим друзьям, и я принес
книгу на ярмарку. Мне часто приходилось ночевать в той или другой артели; иногда потому, что не хотелось возвращаться в город по дождю, чаще — потому, что за день я уставал и не хватало сил идти домой.
Читал он медленно, не однажды перечитывая те строки, которые особенно
нравились ему, и каждый раз, когда
книга подходила к концу, он беспокойно щупал пальцами таявшие с каждым часом непрочитанные страницы.
Матвею
нравилось сидеть в кухне за большим, чисто выскобленным столом; на одном конце стола Ключарев с татарином играли в шашки, — от них веяло чем-то интересным и серьёзным, на другом солдат раскладывал свою
книгу, новые большие счёты, подводя итоги работе недели; тут же сидела Наталья с шитьём в руках, она стала менее вертлявой, и в зелёных глазах её появилась добрая забота о чём-то.
Максим и Шакир очень довольны
книгой, а мне с Дроздовым не
нравится она.
— Отлично понял. Как вам
понравились книги?
Лаптев сидел в кресле и читал, покачиваясь; Юлия была тут же в кабинете и тоже читала. Казалось, говорить было не о чем, и оба с утра молчали. Изредка он посматривал на нее через
книгу и думал: женишься по страстной любви или совсем без любви — не все ли равно? И то время, когда он ревновал, волновался, страдал, представлялось ему теперь далеким. Он успел уже побывать за границей и теперь отдыхал от поездки и рассчитывал с наступлением весны опять поехать в Англию, где ему очень
понравилось.
— Жизнь прекрасна всем, что мне
нравится в ней! Чёрт побери, дорогой мой инженер, для меня слова не только звуки и буквы, — когда я читаю
книгу, вижу картину, любуюсь прекрасным, — я чувствую себя так, как будто сам сделал всё это!
Маше
нравилось слушать густой голос этой женщины с глазами коровы. И, хотя от Матицы всегда пахло водкой, — это не мешало Маше влезать на колени бабе, крепко прижимаясь к её большой, бугром выступавшей вперёд груди, и целовать её в толстые губы красиво очерченного рта. Матица приходила по утрам, а вечером у Маши собирались ребятишки. Они играли в карты, если не было
книг, но это случалось редко. Маша тоже с большим интересом слушала чтение, а в особенно страшных местах даже вскрикивала тихонько.
Подчиняясь его настроению, Евсей обнимал вещи расплывчатым взглядом и улыбался удивлённо, как будто впервые он видел красивое, манящее обилие ярких материй, пёстрых
книг, ослепительную путаницу блеска красок и металлов. Ему
нравилось слушать голос Якова, была приятна торопливая речь, насыщенная радостью, она так легко проникала в тёмный пустырь души.
— Я много читала, — начала она тихо, — но вы меня не расспрашивайте. Я все читаю. Это вот хорошая
книга, — продолжала она, указывая на мой томик «Записок охотника», —
нравится мне, а я не могу рассказать почему… Так, какое-то влияние такое… Жаль прочесть скоро. А другие
книги читаешь… даже спешишь. Так читаешь…
Так было дело, когда один раз мне случилось повстречаться с нашим жильцом на лестнице. Бабушка за чем-то послала меня. Он остановился, я покраснела, и он покраснел; однако засмеялся, поздоровался, о бабушкином здоровье спросил и говорит: «Что, вы
книги прочли?» Я отвечала: «Прочла». — «Что же, говорит, вам больше
понравилось?» Я и говорю: «Ивангое» да Пушкин больше всех
понравились». На этот раз тем и кончилось.
Приносили с собою толстые
книги и, тыкая пальцами в страницы их, кричали друг на друга, утверждая истины, кому какая
нравилась.
Рыженький, бритый, точно актер, ловкими, мягкими движениями маленького тела Башкин напоминал котенка. Он относился ко мне учительно, покровительственно, и я видел, что он от души желает мне удачи, счастья. Очень умный, он прочитал немало хороших
книг, более всех ему
нравился «Граф Монте-Кристо».
Мне стало казаться, что я всегда замечал одно и то же. Людям
нравятся интересные рассказы только потому, что позволяют им забыть на час времени тяжелую, но привычную жизнь. Чем больше «выдумки» в рассказе, тем жаднее слушают его. Наиболее интересна та
книга, в которой много красивой «выдумки». Кратко говоря — я плавал в чадном тумане.
Петр(горячо). Я не мальчик, нет! Я много думал… Слушайте, скажите… вам
нравится — вам интересна вся эта возня, которой занимается Нил, Шишкин, Цветаева… все эти шумные люди?.. Вы можете верить, что совместные чтения умных
книг, спектакли для рабочих… разумные развлечения… и вся эта суетность — действительно важное дело, ради которого и следует жить? Скажите…