В сущности, фамилия этого молодого человека была не Еретиков, а Ярославцев; товарищи прозвали его Теоретиком, а Выселки перекрестили в Еретикова, и последняя
кличка осталась за ним, быть может, потому, что она очень шла к нему: широкое, жирное лицо, обрамленное длинными, но жидкими волосами, которые спадали из-под круглой шляпы косицами, напоминало духовное происхождение Ярославцева.
Неточные совпадения
— Нет, ради Бога, — прервал он меня, — не спрашивайте моего имени ни у меня, ни у других. Пусть я
останусь для вас неизвестным существом, пришибленным судьбою Васильем Васильевичем. Притом же я, как человек неоригинальный, и не заслуживаю особенного имени… А уж если вы непременно хотите мне дать какую-нибудь
кличку, так назовите… назовите меня Гамлетом Щигровского уезда. Таких Гамлетов во всяком уезде много, но, может быть, вы с другими не сталкивались… Засим прощайте.
Брат пустил по рукам стихотворную басенку о «Пачкуне, поэте народном». Эта
кличка так и
осталась за Пачковским.
Впрочем, эти перышки нисколько не похожи на волосы, и скорее их назвать косичками, но другого имени гаршнеп у нас не имеет, а потому должен
остаться при своей немецкой
кличке, не вовсе удачной, но всем известной.
На первом же представлении, когда обе девицы Погорельские были на сцене, кто-то из райка крикнул: «Эх вы, подсудимые!» — и
кличка эта так и
осталась за сестрами, сразу решив их сценическую судьбу.
Старики бурлаки еще помнили Собаку-барина. Называли даже его фамилию. Но я ее не упомнил, какая-то неяркая. Его имение было на высоком берегу Волги, между Ярославлем и Костромой. Помещик держал псарню и на проходящих мимо имения бурлаков спускал собак. Его и прозвали Собака-барин, а после него
кличка так и
осталась, перемена — Собака-барин!
Проходили годы; оклеветанный лже-шпион
оставался нищ, убог; не было ни одного факта, чтобы он кого-нибудь выдал и на кого-нибудь сошпионил, а
кличка, данная ему первым, неразборчивым на средства, бесчестным человеком, все-таки повторялась людьми не бесчестными.
С этих пор
кличка «Каракозов»
остается за управляющим навсегда.
Был некто, чья фамилия стерлась от времени, как одна сторона скверной монеты, и
осталась только ходячая
кличка «Матаня», под которой его знал весь Петербург.
К вечеру «Коршун» снялся с якоря, имея на палубе нового и весьма забавного пассажира: маленькую обезьяну из породы мартышек, которую купил Ашанин у торговца фруктами за полфунта стерлингов. Кто-то из матросов окликнул ее «Сонькой». Так с тех пор за нею и
осталась эта
кличка, и Сонька сделалась общей любимицей.
Какая-то пьяная купеческая компания случайно разоблачила обман, сильно избила доморощенного индейца, а затем накачала его водкой на мировую, и с тех пор среди купечества за ним
осталась кличка «живоглот», за которую он очень сердился.
«Сумасшедший князь» —
кличка эта
оставалась за князем Луговым со времени его отъезда, — действительно вел себя там, по мнению большинства, более чем странно. По приезде в Луговое, как сообщали добровольцы-корреспонденты, он повел совершенно замкнутую жизнь, один только раз был в Тамбове у архиерея, которому предъявил разрешение Святейшего Синода на постройку двух церквей: одну в своем имении Луговом, а другую в имении Сергея Семеновича Зиновьева — Зиновьеве.
Так эта
кличка и
осталась за почтенным доктором до самой его смерти.