Неточные совпадения
— До чего вы, интеллигенты, невежественны и легковерны во всем, что
касается духа
народа! И сколько впитано вами церковного яда… и — ты, Клим Иванович! Сам жаловался, что живешь в чужих мыслях, угнетен ими…
Бесстыдство этого скотолюбивого
народа доходит до какого-то героизма, чуть дело
коснется до сбыта товара, какой бы он ни был, хоть яд!
Конечно, и то правда, что, подписывая на пьяной исповеди Марьи Алексевны «правда», Лопухов прибавил бы: «а так как, по вашему собственному признанию, Марья Алексевна, новые порядки лучше прежних, то я и не запрещаю хлопотать о их заведении тем людям, которые находят себе в том удовольствие; что же
касается до глупости
народа, которую вы считаете помехою заведению новых порядков, то, действительно, она помеха делу; но вы сами не будете спорить, Марья Алексевна, что люди довольно скоро умнеют, когда замечают, что им выгодно стало поумнеть, в чем прежде не замечалась ими надобность; вы согласитесь также, что прежде и не было им возможности научиться уму — разуму, а доставьте им эту возможность, то, пожалуй, ведь они и воспользуются ею».
На этом завязался неприятный разговор, я ему доказывал, что эпитеты «гнусный», «презрительный» — гнусны и презрительны, относясь к человеку, смело высказавшему свое мнение и пострадавшему за него. Он мне толковал о целости
народа, о единстве отечества, о преступлении разрушать это единство, о святынях, до которых нельзя
касаться.
Одна лекция осталась у меня в памяти, — это та, в которой он говорил о книге Мишле «Le Peuple» [«
Народ» (фр.).] и о романе Ж. Санда «La Mare au Diable», [«Чертова лужа» (фр.).] потому что он в ней живо
коснулся живого и современного интереса.
Гоголь приподнял одну сторону занавеси и показал на русское чиновничество во всем безобразии его; но Гоголь невольно примиряет смехом, его огромный комический талант берет верх над негодованием. Сверх того, в колодках русской цензуры он едва мог
касаться печальной стороны этого грязного подземелья, в котором куются судьбы бедного русского
народа.
И так священники хотели, чтобы одни причастники их власти были просвещенны, чтобы
народ науку почитал божественного происхождения, превыше его понятия и не смел бы оныя
коснуться.
Что же
касается до единения с
народом, то это вопрос едва ли еще не более жестокий, нежели вопрос об исторических утешениях.
— Нисколько я не отказываюсь от этого определения, и, по-моему, оно вовсе не противоречит определению mademoiselle Helene, так как
касается только формы утверждения законов: законы всюду и везде основываются на потребностях
народа и для блага
народа издаются, — проговорил барон, начинавший видеть, что ему и тут придется биться, и потому он решился, по крайней мере, взять смелостью и изворотливостью ума.
— Орсуна, радость моя, капитан капитанов! — сказал он. — На мысе Гардена с тех пор, как я купил у Траулера этот дом, поселилось столько
народа, что женское население стало очень разнообразно. Ваша фея Маленькой Ноги должна иметь папу и маму; что
касается меня, то я не вижу здесь пока другой феи, кроме Дигэ Альвавиз, но и та не может исчезнуть, я думаю.
Наивность простого человека погибает, как скоро
касается до него цивилизация; народные песни исчезают, когда обращают на них внимание, начинают собирать их; живописный костюм полудиких
народов перестает им нравиться, когда они видят кокетливый фрак живописца, пришедшего изучать их; если цивилизация, прельстившись живописным нарядом, хочет сохранить его, он уже обратился в маску, и
народ покидает его.
— «Опыт решения социального вопроса по последним данным науки и на основании указаний практики, поскольку он
касается всего человечества вообще, русского
народа в частности и приисков в особенности…»
Ставши под покровом официальных распоряжений, он смело карал то, что и так отодвигалось на задний план разнообразными реформами, уже приказанными и произведенными; но он не
касался того, что было действительно дурно — не для успеха государственной реформы, а для удобств жизни самого
народа.
Но чуть только вопросы расширятся, чуть дело
коснется народных интересов, литература тотчас конфузится и не знает, что ей делать, потому что она не из
народа вышла и кровно с ним не связана.
Старший, Игнат, был уже тридцати лет; второй, Василий, был тоже женат, но не годен в рекруты; третий, Илюшка, племянник, только что женившийся, белый, румяный, в щегольском тулупе (он в ямщиках ездил), стоял, поглядывал на
народ, почесывая иногда в затылке под шляпой, как будто дело не до него
касалось, а его-то именно и хотели оторвать коршуны.
Разделять эти две вещи можно было бы еще тогда, когда бы автор объявил, что под знанием вообще он разумеет все, что только когда-либо
коснулось слуха
народа, хотя бы и не оставив в сознании его ни малейшего следа.
Говорят, что преобразования Петра не
касались непосредственно
народа, захватили только высшее общество.
Что
касается вопроса, в какой мере в настоящее время любовь к общему благу распространена в обществе и
народе русском, об этом мы уж и говорить не решаемся после всего, что на этот счет было писано гг. Щедриным, Печерским, Селивановым, Елагиным и пр..
Мало того — г. Жеребцов приписывает Петру самое установление крепостного права; кого же это
касалось, как не
народа?
Что же
касается до взгляда на
народ, его нужды и отношения, то Державин подвинулся немного со времен Ломоносова или даже Симеона Полоцкого.
Золотилов. Слова очень понятные, потому что отними ты у нее ребенка, ваши отношения всегда бы могли быть кончены; а теперь напротив: муж там побранит ее, пощелкает, а она все-таки сохранит на тебя право на всю твою жизнь. Я очень хорошо, поверь ты мне, милый друг, знаю этот
народ. Они глупы только на барском деле; но слишком хитры и дальновидны, когда что
коснется до их собственного интереса.
Павлин. Между прочим, гражданин Звонцов в речи своей
коснулся — и весьма обидно — церкви. Среди многих обычных и легкомысленных поношений, коими господа интеллигенты привыкли обременять духовенство, указал он и на то, что, дескать, нужно устранить из богослужения древнеславянский язык, дабы сделать глас божий более вразумительным душе пасомых — наивной душе
народа нашего.
— Она у меня любит книги читать, — задумчиво сказал лесник. — Дух этот новый и её
касается. Я смеюсь ей — кто тебя, Еленка, учёную-то замуж возьмёт? А она, глупая, сердится! На днях здесь Ольга Давыдовна была, — знаешь, сухопаренькая учительница из Малинок? — так говорит: пришло, дескать, время русскому
народу перехода через чёрное море несчастья своего в землю светлую, обетованную — да-а!
Вам принадлежит великая заслуга: вы первый во Франции заговорили о русском
народе, вы невзначай
коснулись самого сердца, самого источника жизни. Истина сейчас бы обнаружилась вашему взору, если б в минуту гнева вы не отдернули протянутой руки, если б вы не отвернулись от источника, потому что он показался мутным.
Что
касается до богатства народного духа, то нам достаточно указать на поляков, единственный славянский
народ, который бывал разом и силен и свободен.
Вся история человечества, что
касается религиозного его самосознания, превращается в какую-то совершенно неразрешимую загадку или просто нелепость, если не признать, что она опирается на живой религиозный опыт, т. е. если не принять, что все
народы как-то видели и знали свои божества, знали о них не из одного «катехизиса».
Материал этот не был разнообразнее, чем в предыдущую полосу. Конечно, я знал больше
народа и должен был войти с ним в более жизненные сношения; но все это
касалось главным образом (если не исключительно) моего журнала.
В Россию Толстой возвращается в апреле 1861 года, в самый разгар радостного возбуждения и надежд, охвативших русское общество после манифеста 19 февраля об освобождении крестьян Толстой рассказывает: «что
касается до моего отношения тогда к возбужденному состоянию общества, то должен сказать (и это моя хорошая или дурная черта, но всегда мне бывшая свойственной), что я всегда противился невольно влияниям извне, эпидемическим, и что, если я тогда был возбужден и радостен, то своими особенными, личными, внутренними мотивами — теми, которые привели меня к школе и общению с
народом».
Всего больше
народ русский упорствовал там, где петровская реформа
касалась домашнего очага, частного быта, вековых преданий.