Неточные совпадения
Самгин вынул
из кармана брюк часы, они показывали тридцать две минуты двенадцатого. Приятно было ощущать на ладони вескую теплоту часов. И вообще все было как-то необыкновенно, приятно-тревожно. В небе тает мохнатенькое солнце медового цвета. На улицу вышел фельдшер Винокуров с железным измятым
ведром, со скребком, посыпал лужу крови золою, соскреб ее снова в
ведро. Сделал он это так же быстро и просто,
как просто и быстро разыгралось все необыкновенное и страшное на этом куске улицы.
На дворе,
как только Антип воротился с бочкой,
из разных углов поползли к ней с
ведрами, корытами и кувшинами бабы, кучера.
Видал я таких, что из-за первого
ведра холодной воды не только отступаются от поступков своих, но даже от идеи, и сами начинают смеяться над тем, что, всего час тому, считали священным; о,
как у них это легко делается!
Со страхом оборотился он: боже ты мой,
какая ночь! ни звезд, ни месяца; вокруг провалы; под ногами круча без дна; над головою свесилась гора и вот-вот, кажись, так и хочет оборваться на него! И чудится деду, что из-за нее мигает какая-то харя: у! у! нос —
как мех в кузнице; ноздри — хоть по
ведру воды влей в каждую! губы, ей-богу,
как две колоды! красные очи выкатились наверх, и еще и язык высунула и дразнит!
А дождь пустился,
как будто
из ведра.
Я видел,
как приходили крестьянки с
ведрами, оттыкали деревянный гвоздь, находившийся в конце колоды, подставляли
ведро под струю воды, которая била дугой, потому что нижний конец колоды лежал высоко от земли, на больших каменных плитах (бока оврага состояли все
из дикого плитняка).
В подтверждение наших рассказов мы с Евсеичем вынимали
из ведра то ту, то другую рыбу, а
как это было затруднительно, то наконец вытряхнули всю свою добычу на землю; но, увы, никакого впечатления не произвела наша рыба на мою мать.
Наконец выбрали и накидали целые груды мокрой сети, то есть стен или крыльев невода, показалась мотня,
из длинной и узкой сделавшаяся широкою и круглою от множества попавшейся рыбы; наконец стало так трудно тащить по мели, что принуждены были остановиться,
из опасения, чтоб не лопнула мотня; подняв высоко верхние подборы, чтоб рыба не могла выпрыгивать, несколько человек с
ведрами и ушатами бросились в воду и, хватая рыбу, битком набившуюся в мотню,
как в мешок, накладывали ее в свою посуду, выбегали на берег, вытряхивали на землю добычу и снова бросались за нею; облегчив таким образом тягость груза, все дружно схватились за нижние и верхние подборы и с громким криком выволокли мотню на берег.
— Нет, не фальшивые, а требовали настоящих!
Как теперь вот гляжу, у нас их в городе после того человек сто кнутом наказывали. Одних палачей, для наказания их, привезено было
из разных губерний четверо. Здоровые такие черти, в красных рубахах все; я их и вез, на почте тогда служил; однакоже скованных их везут, не доверяют!.. Пить
какие они дьяволы;
ведро, кажется, водки выпьет, и то не заметишь его ни в одном глазе.
Приспособляли Зотушку к разным занятиям, но
из этого ничего не вышло, и Зотушка остался просто при домашности, говоря про себя, что без него,
как без поганого
ведра, тоже не обойдешься…
На крошечном собственном пароходике мы добрались до его промысла. Первым делом
из садка вытащили огромнейшего икряного осетра, при нас же его взрезали, целую гору икры бросили на грохотку, протерли и подали нам в медном луженом
ведре, для закуски к водке, пока уху
из стерлядей варили да на угольях жареху стерляжью на вертелах,
как шашлык,
из аршинных стерлядей готовили.
Егорушка заглянул в
ведро: оно было полно;
из воды высовывала свою некрасивую морду молодая щука, а возле нее копошились раки и мелкие рыбешки. Егорушка запустил руку на дно и взболтал воду; щука исчезла под раками, а вместо нее всплыли наверх окунь и линь. Вася тоже заглянул в
ведро. Глаза его замаслились, и лицо стало ласковым,
как раньше, когда он видел лисицу. Он вынул что-то
из ведра, поднес ко рту и стал жевать. Послышалось хрустенье.
— Видал? В час вытекло восемь
ведер… а сколько часов текло — шесть? Эх, сладко вы едите!.. Шесть, стало быть, надо помножить на восемь… А ты любишь пироги с зеленым луком? Я — страсть
как! Ну вот,
из первого крана в шесть часов вытекло сорок восемь… а всего налили в чан девяносто… дальше-то понимаешь?
Теперь, в декабре, подземная галерея представляет совсем иной вид. Работы окончены, и из-под земли широким столбом
из железной трубы льется чистая, прозрачная,
как кристалл, вода и по желобам стекает в Яузу. Количество воды не только оправдало, но даже превзошло ожидания:
из недр земли ежедневно вытекает на божий свет двести шестьдесят тысяч
ведер.
А мои знакомые при встречах со мною почему-то конфузились. Одни смотрели на меня
как на чудака и шута, другим было жаль меня, третьи же не знали,
как относиться ко мне, и понять их было трудно. Как-то днем, в одном
из переулков около нашей Большой Дворянской, я встретил Анюту Благово. Я шел на работу и нес две длинных кисти и
ведро с краской. Узнав меня, Анюта вспыхнула.
Выдумывают новые и новые предлоги для новой выпивки. Кто-то на днях купил сапоги, ужасные рыбачьи сапоги
из конской кожи, весом по полпуду каждый и длиною до бедер.
Как же не вспрыснуть и не обмочить такую обновку? И опять появляется на сцену синее эмалированное
ведро, и опять поют песни, похожие на рев зимнего урагана в открытом море.
"Экая дура!"так закричали на нее маменька:"брызнула
как будто
из ведра, да еще холодною водою!
По приказу Патапа Максимыча зачали у него брагу варить и сыченые квасы
из разных солодов ставить. Вари большие:
ведер по́ сороку. Слух, что Чапурин на Аксинью-полухлебницу работному народу задумал столы рядить, тотчас разнесся по окольным деревням. Все деревенские, особенно бабы, не мало раздумывали, не мало языком работали, стараясь разгадать,
каких ради причин Патап Максимыч не в урочное время хочет народ кормить.
Как вся вода вытечет
из ведра, если в нем будет хоть одна дырочка, так и все радости любви не удержатся в душе человека, если в нем будет нелюбовь хоть к одному человеку.
Началась утренняя суматоха. Молодая жидовка, в коричневом платье с оборками, привела во двор лошадь на водопой. Заскрипел жалобно колодезный журавль, застучало
ведро… Кузька сонный, вялый, покрытый росой, сидел на повозке, лениво надевал сюртучок и слушал,
как в колодезе
из ведра плескалась вода, и пожимался от холода.
И, схватив одной рукою первого попавшегося рыженького цыпленка за лапки, другой, свободной рукою он обмакнул кисть в
ведро с краской и… и в одну минуту цыпленок
из пушистого и рыженького превратился в облизанного и черного,
как галчонок. Глупая птица не понимала поступка своего благодетеля и кричала на весь курятник, точно ее собирались резать. За ним запищали и закудахтали на разные голоса другие куры и цыплята, и разом поднялся такой концерт,
какого, наверное, никогда не было в стенах курятника.
Вместо орудий казни в глаза бросаются одни любезные идиллические предметы: ненакрытое
ведро с водой и плавающий на ней ковшик с изумрудными букашками, стопочки две-три дров, небрежно развалившиеся, онучки сторожа, растянутые для просушки против сквозного ветра, жиденькая метла, которую,
как видно, очень обижали, вытаскивая
из нее прутья для чистки платья или на другое употребление.
Старик молча взял
из киота икону, которой благословлял его к венцу и, крестообразно осенив ею сына, положил ему на голову. Благословение на братоубийство было дано. Отец и сын разошлись спать, но едва ли сомкнули в эту ночь глаза. Наступил роковой день. Наточив топор и захватив с собой
как его, так и четверть
ведра водки, Петр после полудня отправился на заимку. Приехав туда, он начал молиться и ждать.
— Надо беспременно разбудить Петра Федоровича, потому такая оказия, что и не приведи Господи, он уж
как порешит, назад ли в воду ее кинуть — грех бы, кажись, большой, или графу доложить, да за полицией пошлет; ты, Кузьма, да ты, Василий, стерегите находку, а я побегу… Рыбу-то в
ведра из этого улова не кладите, потому несуразно у покойницы из-под боку, да на еду… — отдал он наскоро распоряжение и быстрыми шагами пошел по направлению к селу. Остальные рыбаки тоже побежали за ним.
Третий признак — отвращение к сельской работе, — не лень, а вялая, невеселая, непроизводительная работа, работа, эмблемой которой может служить колодезь,
из которого вытягивается
ведро не журавцом, не колесом,
как это делалось прежде, а просто веревкой, руками, и вытягивается в
ведре, которое течет и
из которого вытекает треть воды, пока его донесут до места.