Неточные совпадения
— Рассуждая революционно, мы, конечно, не боимся действовать противузаконно, как боятся этого некоторые иные. Но — мы против «вспышкопускательства», — по слову одного товарища, — и против дуэлей с министрами.
Герои на час приятны в романах, а жизнь требует мужественных работников, которые понимали бы, что великое дело рабочего класса — их кровное,
историческое дело…
На этой
исторической почве быстро создалось и то настоящее,
героем которого был действительный, невымышленный Сергей Привалов, сидевший в рублевом номере и виденный почти всеми.
Герой «Медного всадника» посылает проклятие чудотворному строителю Петру с «частной» точки зрения, от лица индивидуальной судьбы, противополагающей себя судьбе
исторической, национальной, мировой.
И добро бы большой или интересный человек был
герой, или из
исторического что-нибудь, вроде Рославлева или Юрия Милославского; а то выставлен какой-то маленький, забитый и даже глуповатый чиновник, у которого и пуговицы на вицмундире обсыпались; и все это таким простым слогом описано, ни дать ни взять как мы сами говорим…
Только теперь рассказы о первых временах осады Севастополя, когда в нем не было укреплений, не было войск, не было физической возможности удержать его, и всё-таки не было ни малейшего сомнения, что он не отдастся неприятелю, — о временах, когда этот
герой, достойный древней Греции, — Корнилов, объезжая войска, говорил: «умрем, ребята, а не отдадим Севастополя», и наши русские, неспособные к фразерству, отвечали: «умрем! ура!» — только теперь рассказы про эти времена перестали быть для вас прекрасным
историческим преданием, но сделались достоверностью, фактом.
Рогожин, к счастию своему, никогда не знал, что в этом споре все преимущества были на его стороне, ему и в ум не приходило, что Gigot называл ему не
исторические лица, а спрашивал о вымышленных
героях третьестепенных французских романов, иначе, конечно, он еще тверже обошелся бы с бедным французом.
Если автор не намерен входить в рассмотрение народной жизни, рассказывая дела своего
героя; если он хочет представить
исторического деятеля одного на первом плане, а все остальное считает только принадлежностями второстепенными, аксессуарами, существенно не нужными; в таком случае он может составить хорошую биографию своего
героя, но никак не историю.
Люди эти, не понимая того, что для греков борьба и страдания их
героев имели религиозное значение, вообразили себе, что стоит только откинуть стеснительные законы трех единств, и, не вложив в нее никакого религиозного соответственного времени содержания, драма будет иметь достаточное основание в изображении различных моментов жизни
исторических деятелей и вообще сильных страстей людских.
Если прибавить к этому еще шовинистический английский патриотизм, проводимый во всех
исторических драмах, такой патриотизм, вследствие которого английский престол есть нечто священное, англичане всегда побеждают французов, избивая тысячи и теряя только десятки, Иоанна д’Арк — колдунья, и Гектор и все трояне, от которых происходят англичане, —
герои, а греки — трусы и изменники и т. п., то таково будет мировоззрение мудрейшего учителя жизни по изложению величайших его хвалителей.
В то время, когда в доме князя Василия Прозоровского происходили описанные нами сцены, хотя и имеющие на первый взгляд чисто домашнее значение, но долженствующие отразиться не только на дальнейшей судьбе наших
героев, но даже отчасти на грядущих
исторических событиях, в других, более или менее отдаленных от Москвы городах и весях русских шла спешная, непонятная обывателям государственная работа.
Польки и француженки игривы, грациозны, даже умны, но ум их направлен на житейские мелочи, и эти мелочи составляют их силу; даже при влиянии их на политику сказываются эти мелочи, которые зачастую губят все благие начинания, так как
герои, выдвинутые и вдохновленные женщинами, обыкновенно были только, если мржно так выразиться,
историческими ракетами, блестящими, шумными, но быстро гаснувшими и оставлявшими после себя гарь и смрад.
Оставим на время наших
героев, дорогой читатель, вернемся для объяснения некоторых описанных в предыдущих главах
исторических событий за некоторое время до этого, причем заглянем в московское княжество.
Оставим на время наших
героев, дорогой читатель, вернемся для объяснения некоторых, описанных в предыдущих главах,
исторических событий за несколько времени назад, причем заглянем в Московское княжество.
Но прежде чем продолжать наш рассказ, нам необходимо ближе познакомиться с этою выдающеюся
историческою личностью, которая явится центральной фигурой нашего правдивого повествования и
героем разыгравшейся на «конце России» романической драмы.
В то время, когда последние события частной жизни наших
героев происходили в Москве, в Петербурге совершались события государственной важности, которые, впрочем, служили лишь прелюдией к чрезвычайной важности «действу», имевшему влияние на
исторические судьбы России вообще и на судьбу действующих лиц нашего правдивого повествования в частности. Незадолго до описываемого нами времени скончалась императрица Елисавета Петровна.
Власть эта не может быть тою непосредственною властью физического преобладания сильного существа над слабым, преобладания, основанного на приложении или угрозе приложения физической силы, — как власть Геркулеса; она не может быть тоже основана на преобладании нравственной силы, как то, в простоте душевной, думают некоторые историки, говоря, что
исторические деятели суть
герои, т. е. люди, одаренные особенною силой души и ума и называемою гениальностью.