Неточные совпадения
А если и действительно
Свой долг мы ложно поняли
И наше назначение
Не в том, чтоб
имя древнее,
Достоинство дворянское
Поддерживать охотою,
Пирами, всякой роскошью
И жить чужим трудом,
Так надо было ранее
Сказать… Чему учился я?
Что видел я вокруг?..
Коптил я
небо Божие,
Носил ливрею царскую.
Сорил казну народную
И думал век так жить…
И вдруг… Владыко праведный...
Прежде он помнил
имена, но теперь забыл совсем, в особенности потому, что Енох был любимое его лицо изо всего Ветхого Завета, и ко взятию Еноха живым на
небо в голове его привязывался целый длинный ход мысли, которому он и предался теперь, остановившимися глазами глядя на цепочку часов отца и до половины застегнутую пуговицу жилета.
Морозна ночь, всё
небо ясно;
Светил небесных дивный хор
Течет так тихо, так согласно…
Татьяна на широкий двор
В открытом платьице выходит,
На месяц зеркало наводит;
Но в темном зеркале одна
Дрожит печальная луна…
Чу… снег хрустит… прохожий; дева
К нему на цыпочках летит,
И голосок ее звучит
Нежней свирельного напева:
Как ваше
имя? Смотрит он
И отвечает: Агафон.
В шесть часов утра они уже сидели на чумазом баркасе, спускаясь по Волге, по радужным пятнам нефти, на взморье; встречу им, в сухое, выцветшее
небо, не торопясь поднималось солнце, похожее на лицо киргиза. Трифонов называл
имена владельцев судов, стоявших на якорях, и завистливо жаловался...
Под здешним
небом не родится ни одного плода, даже дикого яблока: нечего было и назвать этим
именем.
Но общий тон все-таки был самый дружелюбный, как на Руси встречают всякого нового человека с громким
именем, и только приваловская мельница нагоняла облачка на это ясное
небо.
А. Белый говорит в своих воспоминаниях: «Символ „жены“ стал зарею для нас (соединением
неба с землею), сплетаясь с учением гностиков о конкретной премудрости с
именем новой музы, сливающей мистику с жизнью» [Воспоминания А. Белого об А. Блоке, напечатанные в четырех томах «Эпопеи», — первоклассный материал для характеристики атмосферы ренессансной эпохи, но фактически в нем много неточного.].
В лесу, одетом бархатом ночи, на маленькой поляне, огражденной деревьями, покрытой темным
небом, перед лицом огня, в кругу враждебно удивленных теней — воскресали события, потрясавшие мир сытых и жадных, проходили один за другим народы земли, истекая кровью, утомленные битвами, вспоминались
имена борцов за свободу и правду.
По сторонам тянется тот мелкий лесочек, состоящий из тонкоствольных, ободранных и оплешивевших елок, который в простонародье слывет под
именем «паршивого»; над леском висит вечно серенькое и вечно тоскливое
небо; жидкая и бледная зелень дорожных окраин как будто совсем не растет, а сменяющая ее по временам высокая и густая осока тоже не ласкает, а как-то неприятно режет взор проезжего.
«Пусть левая не знает, что делает правая», и «не надежен для царства божия работник, взявшийся за плуг и оглядывающийся назад». «Не радуйтесь тому, что бесы повинуются вам, а ищите того, чтобы
имена ваши были написаны на
небесах». «Будьте совершенны, как совершенен отец ваш небесный». «Ищите царствия божия и правды его».
В тёмном
небе ярко цвели звёзды — вспоминалось, что отец однажды назвал их русскими, а Евгенья Петровна знала
имя каждой крупной звезды. И цветы она звала
именами незнакомыми.
Так! с юности твоей преданный лукавству и нечестию, упитанный неповинной кровию, ты шел путем беззакония, дела твои вопиют на
небеса; но хуже ли ты разбойника, который, умирая, сказал: «Помяни мя, господи! егда приидеши во царствии твоем!» И едва слова сии излетели из уст убийцы — и уже
имя его было начертано на небеси!
Обещая одним нетленную награду на
небесах, предлагая другим всю казну монастырскую, он заклинал всех
именем божиим не выдавать отечества и спешить на помощь к князю Пожарскому.
Шабельский. Да, я был молод и глуп, в свое время разыгрывал Чацкого, обличал мерзавцев и мошенников, но никогда в жизни я воров не называл в лицо ворами и в доме повешенного не говорил о веревке. Я был воспитан. А ваш этот тупой лекарь почувствовал бы себя на высоте своей задачи и на седьмом
небе, если бы судьба дала ему случай, во
имя принципа и общечеловеческих идеалов, хватить меня публично по рылу и под микитки.
Хотя снег, дождь и все то, чему даже
имени не бывает, когда разыграется вьюга и хмара под петербургским ноябрьским
небом, разом вдруг атаковали и без того убитого несчастиями господина Голядкина, не давая ему ни малейшей пощады и отдыха, пронимая его до костей, залепляя глаза, продувая со всех сторон, сбивая с пути и с последнего толка, хоть все это разом опрокинулось на господина Голядкина, как бы нарочно сообщась и согласясь со всеми врагами его отработать ему денек, вечерок и ночку на славу, — несмотря на все это, господин Голядкин остался почти нечувствителен к этому последнему доказательству гонения судьбы: так сильно потрясло и поразило его все происшедшее с ним несколько минут назад у господина статского советника Берендеева!
Здесь был Себех, чтимый в Фаюмэ под видом крокодила, и Тоот, бог луны, изображаемый как ибис, в городе Хмуну, и солнечный бог Гор, которому в Эдфу был посвящен копчик, и Баст из Бубаса, под видом кошки, Шу, бог воздуха — лев, Пта — апис, Гатор — богиня веселья — корова, Анубис, бог бальзамирования, с головою шакала, и Монту из Гормона, и коптский Мину, и богиня
неба Нейт из Саиса, и, наконец, в виде овна, страшный бог,
имя которого не произносилось и которого называли Хентиементу, что значит «Живущий на Западе».
Этот художник был один из прежних его товарищей, который от ранних лет носил в себе страсть к искусству, с пламенной душой труженика погрузился в него всей душою своей, оторвался от друзей, от родных, от милых привычек и помчался туда, где в виду прекрасных
небес спеет величавый рассадник искусств, — в тот чудный Рим, при
имени которого так полно и сильно бьется пламенное сердце художника.
Уже орлы наши парили под
небесами Востока; уже крылатая молва несла в страны Великого Могола
имя Российской Монархини; уже воинство наше, то подымаясь к облакам на хребте гор туманных, то опускаясь в глубокие долины, дошло до славных врат Каспийских; уже стена Кавказская, памятник величия древних Монархов Персии, расступилась перед оным; уже смелый вождь его приял сребряные ключи Дербента из рук старца, который в юности своей вручал их Петру Великому, и сей град, основанный, по восточному преданию, Александром Македонским, осенился знаменами Екатерины… когда всемогущая Судьба пресекла дни Монархини и течение побед Ее.
Нет, я мог бы еще многое придумать и раскрасить; мог бы наполнить десять, двадцать страниц описанием Леонова детства; например, как мать была единственным его лексиконом; то есть как она учила его говорить и как он, забывая слова других, замечал и помнил каждое ее слово; как он, зная уже
имена всех птичек, которые порхали в их саду и в роще, и всех цветов, которые росли на лугах и в поле, не знал еще, каким
именем называют в свете дурных людей и дела их; как развивались первые способности души его; как быстро она вбирала в себя действия внешних предметов, подобно весеннему лужку, жадно впивающему первый весенний дождь; как мысли и чувства рождались в ней, подобно свежей апрельской зелени; сколько раз в день, в минуту нежная родительница целовала его, плакала и благодарила
небо; сколько раз и он маленькими своими ручонками обнимал ее, прижимаясь к ее груди; как голос его тверже и тверже произносил: «Люблю тебя, маменька!» и как сердце его время от времени чувствовало это живее!
Владимир. Вам нечего бояться: моя мать нынче же умрет. Она желает с вами примириться, не для того, чтобы жить вашим
именем; она не хочет сойти в могилу, пока имеет врага на земле. Вот вся ее просьба, вся ее молитва к богу. Вы не хотели. Есть на
небе судия. Ваш подвиг прекрасен; он показывает твердость характера; поверьте, люди будут вас за это хвалить, и что за важность, если посреди тысячи похвал раздастся один обвинительный голос. (Горько улыбается.)
От этой — самой злой и таинственной — порчи, от темной силы запоя, которой не видно и не слышно, которая настигает внезапно и приносит в дом напряженными словами; часть их очевидно, непонятна для самого заклинающего; в них слышен голос отчаянья: «Ты,
небо, слышишь, ты,
небо, видишь, что я хочу делать над телом раба (
имя рек).
«Обещает России славу и благоденствие, клянется своим и всех его преемников
именем, что польза народная во веки веков будет любезна и священна самодержцам российским — или да накажет бог клятвопреступника! Да исчезнет род его, и новое,
небом благословенное поколение да властвует на троне ко счастию людей!» [Род Иоаннов пересекся, и благословенная фамилия Романовых царствует. (Прим. автора)]
Если мы чаще могли помогать вам, нежели вы нам, если страны дальние от нас сведали
имя ваше, если условия, заключенные Великим градом с Великою Ганзою, оживили торговлю псковскую, если вы заимствовали его спасительные уставы гражданские и если ни хищность татар, ни властолюбие князей тверских не повредили вашему благоденствию (ибо щит Новаграда осенял друзей его), то хвала единому
небу!
Бог же господь низринут с
небес и лишён бессмертия и распят бысть под
именем Исуса Христа.
Постой.
Дай вспомнить. В
небе, средь звезд,
Не носила
имени я…
Но здесь, на синей земле,
Мне нравится
имя «Мария»…
«Мария» — зови меня.
Клянись же мне, с поднятой к
небесамУвядшей, бледною рукой — оставить
В гробу навек умолкнувшее
имя!
О, если б от очей ее бессмертных
Скрыть это зрелище! Меня когда-то
Она считала чистым, гордым, вольным —
И знала рай в объятиях моих…
Где я? Святое чадо света! вижу
Тебя я там, куда мой падший дух
Не досягнет уже…
Есть существо, без которого не было бы ни
неба, ни земли. Существо это спокойно, бестелесно, свойства его называют любовью, разумом, но само существо не имеет
имени. Оно самое отдаленное и самое близкое.
Воздав достодолжную дань поклонения артистам-любителям, автор в заключение перешел к благотворительной цели спектакля «Теперь, — восклицал он, — благодаря прекрасному сердцу истинно-добродетельной женщины, благодаря самоотверженно-неусыпным трудам и заботам ее превосходительства, этой истинной матери и попечительницы наших бедных, не одну хижину бедняка посетит и озарит внезапная радость, не одна слеза неутешной вдовицы будет отерта; не один убогий, дряхлый старец с сердечною благодарностью помянет достойное
имя своей благотворительницы, не один отрок, призреваемый в приюте, состоящем под покровительством ее превосходительства, супруги г-на начальника губернии, вздохнет из глубины своей невинной души и вознесет к
небу кроткий взор с молитвенно-благодарственным гимном к Творцу миров за ту, которая заменила ему, этому сирому отроку, нежное лоно родной матери.
И когда он возвестил им
имена их, Он сказал: не сказал ли Я вам, что знаю тайны
небес и земли, и знаю, что обнаруживаете и что скрываете.
Иначе говоря, это — Великая Матерь Земля, лик которой греки чтили под
именем Деметры (γη μη τη ρ); это та Земля, которую сотворил Господь «в начале» при создании мира (вместе с «
небом»).
— Отче наш иже еси в нас, освяти нас
именем твоим и приведи нас в царствие твое, волей нашей води нас по земле и
небесам. Хлеб слова твоего дай нам днесь и прости наши прегрешенья, как и мы прощаем своей братии. Сохрани нас от искушений врага, избавь от лукавого.
— Люди богохульно зовут эту греховную страсть
именем того блаженства, выше и святее которого нет ничего ни на земле, ни в
небесах. Пагубную страсть, порождаемую врагом Божиим, называют они священным
именем — любовь.
— Бисмарк подает в отставку, и герой, не желая долее скрывать своего
имени, называет себя Альфонсо Зунзуга и умирает в страшных муках. Тихий ангел уносит в голубое
небо его тихую душу…
— Иже еси на небесех. Да святится
имя твое, — четко и громко произносила слова молитвы девушка, а голубые глаза не отрывали взора от далеких
небес.
Ты видишь, как приветливо над нами
Огнями звезд горят ночные
небеса?
Не зеркало ль моим глазам твои глаза?
Не все ли это рвется и теснится
И в голову, и в сердце, милый друг,
И в тайне вечной движется, стремится
Невидимо и видимо вокруг?
Пусть этим всем исполнится твой дух,
И если ощутишь ты в чувстве том глубоком
Блаженство, — о! тогда его ты назови
Как хочешь: пламенем любви,
Душою, счастьем, жизнью, богом, —
Для этого названья нет:
Все — чувство.
Имя — звук и дым…
Этот кусок льду, облегший былое я, частицу бога, поглотивший то, чему на земле даны были
имена чести, благородства, любви к ближним; подле него зияющая могила, во льду ж для него иссеченная; над этим чудным гробом, который служил вместе и саваном, маленькое белое существо, полное духовности и жизни, называемое европейцем и сверх того русским и Зудою; тут же на замерзлой реке черный невольник, сын жарких и свободных степей Африки, может быть, царь в душе своей; волшебный свет луны, говорящей о другой подсолнечной, такой же бедной и все-таки драгоценной для тамошних жителей, как нам наша подсолнечная; тишина полуночи, и вдруг далеко, очень далеко, благовест, как будто голос
неба, сходящий по лучу месяца, — если это не высокий момент для поэта и философа, так я не понимаю, что такое поэзия и философия.
Через неделю прошение на Высочайшее
имя было написано и подано. Начались снова усиленные хлопоты. Надежда, эта «кроткая посланница
небес», все еще не покидала сердца действующих лиц нашего правдивого рассказа.
Но когда Антон услышал
имя Анастасии в устах нечистого магометанина —
имя, которое он произносил с благоговейною любовью в храме души своей, с которым он соединял все прекрасное земли и
неба; когда услышал, что дарят уроду татарину Анастасию, ту, которою, думал он, никто не вправе располагать, кроме него и бога, тогда кровь бросилась ему в голову, и он испугался мысли, что она будет принадлежать другому.
Владислав взглянул на пасмурное
небо, едва видное между верхушками дерев, и благоговейно, со слезами на глазах, произнес молитву, потом, обратись к верному слуге своему, завещал передать Лизе, что в последние минуты его жизни дорогое
имя ее было последним словом, которое уста и сердце его сказали на земле.
Так, прыгая с материка на материк, добрался я до самой серой воды, и маленькие плоские наплывы ее показались мне в этот раз огромными первозданными волнами, и тихий плеск ее — грохотом и ревом прибоя; на чистой поверхности песка я начертил чистое
имя Елена, и маленькие буквы имели вид гигантских иероглифов, взывали громко к пустыне
неба, моря и земли.