Неточные совпадения
— Правда ли, — говорил он, — что ты, Семен, светлейшего Римской
империи князя Григория Григорьевича Орлова Гришкой величал и, ходючи по кабакам, перед всякого звания
людьми за приятеля себе выдавал?
— А может быть — втрое. Да-с. Родственников — нет. Стало быть: имеем выморочное имущество, кое, по законам
империи нашей, отходит в казну. Это очень волнует некоторых…
людей со вкусом к жизни.
Клим Иванович был сильно расстроен: накануне, вечером, он крепко поссорился с Еленой;
человек, которого указал Дронов, продал ей золотые монеты эпохи Римской
империи, монеты оказались современной имитацией, а удостоверение о подлинности и древности их — фальшивым; какой-то старинный бокал был не золотым, а только позолоченным. Елена топала ногами, истерически кричала, утверждая, что Дронов действовал заодно с продавцом.
Я так думал вслух, при купцах, и они согласились со мною. С общей точки зрения оно очень хорошо; а для этих пяти, шести, десяти
человек — нет. Торговля в этой малонаселенной части
империи обращается, как кровь в жилах, помогая распространению народонаселения. Одно место глохнет, другое возникает рядом, потом третье и т. д., а между тем
люди разбредутся в разные стороны, оснуются в глуши и вместо золота начнут добывать из земли что-нибудь другое.
Талантливый и своеобразный английский империалист Крэмб видит значение английского империализма в том, чтобы «внушить всем
людям, живущим в пределах Британской
империи, английское мировоззрение» [См. Крэмб. Германия и Англия.].
Вовсе не будучи политическим
человеком, он по удельному весу сделался одним из «лидеров» оппозиции, и, когда эрцгерцог Иоанн, бывший каким-то викарием
империи, окончательно сбросил с себя маску добродушия и популярности, заслуженной тем, что он женился когда-то на дочери станционного смотрителя и иногда ходил во фраке, Фогт с четырьмя товарищами были выбраны на его место.
Бесчеловечность, жестокость, несправедливость, рабство
человека были объективированы в русском государстве, в
империи, были отчуждены от русского народа и превратились во внешнюю силу.
С одной стороны, преступление есть осуществление или, лучше сказать, проявление злой человеческой воли. С другой стороны, злая воля есть тот всемогущий рычаг, который до тех пор двигает
человеком, покуда не заставит его совершить что-либо в ущерб высшей идее правды и справедливости, положенной в основание пятнадцати томов Свода законов Российской
империи.
Но были и другие соблазны, другие просторы для фантазии молодых душ, всегда готовых мечтать об экзотической жизни, о неведомых окраинах огромной
империи, о новых
людях и народах, о необычайных приключениях на долгих и трудных путях…
Уже во времена появления христианства, в том месте, где оно появилось, в Римской
империи для большого числа
людей было ясно, что то, что Нероном и Калигулой считается злом, которому надо противиться насилием, не может считаться злом другими
людьми.
Общий обман, распространенный на всех
людей, состоит в том, что во всех катехизисах или заменивших их книгах, служащих теперь обязательному обучению детей, сказано, что насилие, т. е. истязание, заключения и казни, равно как и убийства на междоусобной или внешней войне для поддержания и защиты существующего государственного устройства (какое бы оно ни было, самодержавное, монархическое, конвент, консульство,
империя того или другого Наполеона или Буланже, конституционная монархия, коммуна или республика), совершенно законны и не противоречат ни нравственности, ни христианству.
Да не мал-мала, а он тебя на месте пришибет. Стукнет по затылку, и нет китайца! Не сыпь аспирин в кокаин. Нет, хороший кокаин. Чувствую. Мысли яснее. При такой чертовой гонке порядочному
человеку невозможно без кокаина. Ну, уважаемый сын Поднебесной
Империи, переодевайся.
По словам Тацита, со времен Нерона, Калигулы и других не было почти ни одного
человека во всей
империи, который не был бы шпионом или не желал бы им быть.
Лотохин. Так вот, изволите видеть, много у меня родственниц. Рассеяны они по разным местам Российской
империи, большинство, конечно, в столицах. Объезжаю я их часто, я
человек сердобольный, к родне чувствительный… Приедешь к одной, например, навестить, о здоровье узнать, о делах; а она прямо начинает, как вы думаете, с чего?
Никто не мог себе представить, чтобы на всем лице российской
империи нашелся
человек, которому можно было бы сознательно присвоить титул неблагонамеренного или политически неблагонадежного лица.
«
Империя близка к своему падению, как скоро повреждаются ее начальные основания; как скоро изменяется дух Правления, и вместо равенства законов, которые составляют душу его,
люди захотят личного равенства, несогласного с духом законного повиновения; как скоро перестанут чтить Государя, начальников, старцев, родителей.
Талант великих душ есть узнавать великое в других
людях; и Екатерина, избрав Румянцева, ускорила падение Турецкой
Империи.
Сим предметом еще не ограничились труды их: Монархиня желала, чтобы они исследовали все исторические монументы в нашей
Империи; замечали следы народов, которые от стран Азии преходили Россию, сами исчезли, но оставили знаки своего течения, подобно рекам иссохшим; желала, чтобы они в развалинах, среди остатков древности, как бы забытых времен, искали откровений прошедшего; чтобы они в нынешних многочисленных народах Российских узнавали их неизвестных предков, разбирая языки, происхождение и смесь оных; чтобы они, наблюдая обычаи, нравы, понятия сих
людей, сообщили Историку и Моралисту новые сведения, а Законодателю новые средства благодеяния.
Какое другое заведение приобрело столько общей доверенности, чтобы частные
люди поверяли ему драгоценную собственность охотнее, нежели первым богачам в
Империи и, таким образом, на цветущем его состоянии утверждали свой достаток?
Созвание (по выражению объяснителя к сочинениям Державина) «депутатов из всех народов, составляющих Российскую
империю, от дальнейших краев Сибири, камчадалов, тунгусов, от каждой области по два
человека, даже якутов и пр.» — оставило памятник по себе и в следующих стихах певца Екатерины (Державин, I, стр. 144...
Перевернул он старых вельмож, привыкших при Екатерине к покою и уважению. Ему не нужны были ни государственные
люди. ни сенаторы, ему нужны были штык-юнкеры и каптенармусы. Недаром учил Павел на своей печальной даче лет двадцать каких-то троглодитов новому артикулу и метанию эспонтоном, он хотел ввести гатчинское управление в управление Российской
империи, он хотел царствовать по темпам.
Ответ на этот вопрос был бы совершенно ясен, если бы петербургское правительство сколько-нибудь догадывалось бы о своем национальном призвании, если б этот тупой и мертвящий деспотизм мог ужиться с какою-нибудь человеческою мыслию. Но при настоящем положении дел какой добросовестный
человек решится предложить западным славянам соединение с
империею, находящеюся постоянно в осадном положении, —
империею, где скипетр превратился в заколачивающую насмерть палку?
Отделали русские Фоку как раз;
Цари Константин и Василий
По целой
империи пишут приказ:
«Владимир-де нас от погибели спас —
Его чтоб все
люди честили...
«Уплата подушных окладов, имевших назначением содержание столь многочисленной армии, со дня издания Манифеста, отменяется. Всем солдатам, возвращающимся из службы, также всем дворовым
людям, фабричным и мещанам повелеваем дать без всякого возмездия надел земли из казенных дач обширной
Империи Нашей».
Завещаю, чтобы вся русская нация от первого до последнего
человека исполнила сию нашу последнюю волю и чтобы все, в случае надобности, поддерживали и защищали Елизавету, мою единственную дочь и единственную наследницу Российской
империи.
Великие царства, великие
империи ничто по сравнению с
человеком.
Этот соблазн великого царства не оставляет
человека на протяжении всей его истории:
империи древнего Востока, Римская
империя, папская теократия, священная византийская
империя, московское царство — третий Рим, петровская
империя, коммунистическое царство, третье германское царство.
Как при этом организовать
империю, которая всегда есть организация масс, среднего
человека?
Смерть одного
человека, последнего из
людей, есть более важное и более трагическое бытие, чем смерть государств и
империй.
С 40-х годов он сделался самым энергичным и блестящим газетчиком и успел уже к годам
империи составить себе состояние, жил в собственных палатах в Елисейских полях, где он меня и принимал очень рано утром. К тому времени он женился во второй раз, уже старым
человеком, на молоденькой девушке, которая ему, конечно, изменила, из чего вышел процесс. Над ним мелкая сатирическая пресса и тогда же острила, называя его не иначе, как Эмиль великий.
Кто живал во Франции в эпоху Второй
империи, сейчас же почувствует, что такие
люди, как Гонкур, быть может, не желая того, вобрали в себя нечто напоминающее бонапартов режим.
Не может быть, чтоб по всей Российской
империи много было таких
людей.
Он пришел в последний раз отдежурить на своем стуле и насладиться на нем закатом своей службы при первом
человеке в
империи с тем, чтобы он напутствовал его покровительским взглядом на новое служение.
По случаю предстоящего коронования, она отправила в Москву для приготовления к торжеству недавнего цальмейстера гвардейской артиллерии, а тогда уже графа римской
империи — Григория Григорьевича Орлова. Этот «орел Екатерининского века» был
человеком чрезвычайно «своеобычным», как тогда называли «оригиналов».
Последнее делал он единственно, чтобы показать, до какой степени он привержен к первому
человеку в
империи.
Всякое утро и вечер первый
человек в
империи приветствовал его улыбкой, иногда и гримасой, которая всегда принималась за многоценную монету, а если герцог в добрый час расшучивался, то удостоивал выщипать из немногих волос Кульковского два-три седых волоса, которых у него еще не было.
Этим кончился допрос. Мариула, вместо ожиданной напасти, понесла с собою лишний серебряный рублевик, да еще уверение в покровительстве первого
человека в
империи. Можно догадаться, как обрадовался Василий, увидав ее живою и веселою.
— Ни более, ни менее, мой друг! Она носила массу названий, массу костюмов, говорила на всех языках Вавилонского столпотворения, но это все та же женщина: гетера, куртизанка, лоретка, содержанка, кокотка горизонталка; Фрина, Аспазия,
Империя, Армида, Цирцея, Ригольбош или Анжель. Это кровопийца, женщина веселья, опустошающая карманы и притупляющая ум ственные способности — ее сила в животной стороне
человека.
Высочайшее его благо, высшая пища его духа или пара животного, заключалось в том, чтобы находиться при первом
человеке в
империи.
«Нет, он не таков, он, вероятно, готовит князю удар, удар публичный, он захочет позабавиться этим страшным приключением, этой роковой опрометчивостью князя… — тотчас и отвечал на нее Андрей Павлович. — Унизить князя Святозарова: сорвать с него маску высоконравственного
человека в этот развращенный век, затоптать в грязь имя родовитого вельможи — это ли не победа развратника Потемкина, для выскочки — светлейшего князя римской
империи».
Послышался шум позади их… оба вздрогнули. Кто-то вошел — это был Кульковский. Будто по чутью, он угадал, что нужен первому
человеку в
империи, и явился при нем.
Теперь, когда это дитя получило душу, просвещенную религией и наукою, когда оно образовано, конечно, лучше, нежели бы было в своем дому, между рабством челяди и спесью родителя; теперь предлагаю ему это сокровище, которым могли бы гордиться князья
империи, — и барон приказывает мне сказать через доверенного
человека, что у него нет сына.
Для историков, признающих то, что Россия образовалась по воле одного
человека — Петра Великого, и Франция из республики сложилась в
империю, и французские войска пошли в Россию по воле одного
человека — Наполеона, такое рассуждение, что Россия осталась могущественна, потому что у Наполеона был большой насморк 26-го числа, такое рассуждение для таких историков неизбежно-последовательно.
И точно так же, несмотря на все усилия
людей, руководящих республикой, удержать это устройство, несмотря на величайшие насилия, вместо республики является Наполеоновская
империя и так же противно воле правителей вместо наследственной
империи появляется коалиция, Карл X, конституция, опять революция, опять новая республика и опять вместо республики Людовик Филипп и т. д. до теперешней республики.
Но для
людей, не допускающих того, чтобы Россия образовалась по воле одного
человека, Петра I, и чтобы Французская
империя сложилась и война с Россией началась по воле одного
человека — Наполеона, рассуждение это представляется не только неверным, неразумным, но и противным всему существу человеческому.
Отвечая на обвинение Цельзом христиан в том, что они уклоняются от военной службы (так что, по мнению Цельза, если только Римская
империя сделается христианской, она погибнет), Ориген говорит, что христиане больше других сражаются за благо императора, — сражаются за него добрыми делами, молитвой и добрым влиянием на
людей.