Неточные совпадения
Никто не думал, глядя на его белые с напухшими жилами руки, так нежно длинными пальцами ощупывавшие оба края лежавшего пред ним листа белой бумаги, и на его с выражением усталости на бок склоненную голову, что сейчас
из его
уст выльются такие речи, которые произведут страшную бурю, заставят членов кричать, перебивая
друг друга, и председателя требовать соблюдения порядка.
Мои спутники рассмеялись, а он обиделся. Он понял, что мы смеемся над его оплошностью, и стал говорить о том, что «грязную воду» он очень берег. Одни слова, говорил он, выходят
из уст человека и распространяются вблизи по воздуху.
Другие закупорены в бутылку. Они садятся на бумагу и уходят далеко. Первые пропадают скоро, вторые могут жить сто годов и больше. Эту чудесную «грязную воду» он, Дерсу, не должен был носить вовсе, потому что не знал, как с нею надо обращаться.
Вот что думалось иногда Чертопханову, и горечью отзывались в нем эти думы. Зато в
другое время пустит он своего коня во всю прыть по только что вспаханному полю или заставит его соскочить на самое дно размытого оврага и по самой круче выскочить опять, и замирает в нем сердце от восторга, громкое гикание вырывается
из уст, и знает он, знает наверное, что это под ним настоящий, несомненный Малек-Адель, ибо какая
другая лошадь в состоянии сделать то, что делает эта?
— Ах, какая скука! Набоженство все! Не то, матушка, сквернит, что в
уста входит, а что из-за
уст; то ли есть,
другое ли — один исход; вот что
из уст выходит — надобно наблюдать… пересуды да о ближнем. Ну, лучше ты обедала бы дома в такие дни, а то тут еще турок придет — ему пилав надобно, у меня не герберг [постоялый двор, трактир (от нем. Herberge).] a la carte. [Здесь: с податей по карте (фр.).]
Такие и подобные рассказы были уже хорошо знакомы мне, я много слышал их
из уст бабушки и деда. Разнообразные, они все странно схожи один с
другим: в каждом мучили человека, издевались над ним, гнали его. Мне надоели эти рассказы, слушать их не хотелось, и я просил извозчика...
Вы знаете, вся жизнь моя была усыпана тернием, и самым колючим
из них для меня была лживость и лесть окружавших меня людей (в сущности, Александра Григорьевна только и дышала одной лестью!..); но на склоне дней моих, — продолжала она писать, — я встретила человека, который не только сам не в состоянии раскрыть
уст своих для лжи, но гневом и ужасом исполняется, когда слышит ее и в словах
других.
Помню я и долгие зимние вечера, и наши дружеские, скромные беседы [46], заходившие далеко за полночь. Как легко жилось в это время, какая глубокая вера в будущее, какое единодушие надежд и мысли оживляло всех нас! Помню я и тебя, многолюбимый и незабвенный
друг и учитель наш! Где ты теперь? какая железная рука сковала твои
уста,
из которых лились на нас слова любви и упования?
Да с этим враз руку за пазуху, вынул
из пачки сторублевого лебедя, да и шаркнул его на поднос. А цыганочка сейчас поднос в одну ручку переняла, а
другою мне белым платком губы вытерла и своими
устами так слегка даже как и не поцеловала, а только будто тронула
устами, а вместо того точно будто ядом каким провела, и прочь отошла.
— Недавно так же настойчиво и так же быстро передано было мне
из тех же
уст другое требование, — медленно и с грустною отчетливостью проговорил Степан Трофимович. — Я смирился и… плясал казачка вам в угоду. Oui, la comparaison peut être permise. C’était comme un petit cozak du Don, qui sautait sur sa propre tombe. [Да, такое сравнение допустимо. Как донской казачок, пляшущий на собственной могиле (фр.).] Теперь…
Отец протопоп вылез
из кибитки важный, солидный; вошел в дом, помолился, повидался с женой, поцеловал ее при этом три раза в
уста, потом поздоровался с отцом Захарией, с которым они поцеловали
друг друга в плечи, и, наконец, и с дьяконом Ахиллой, причем дьякон Ахилла поцеловал у отца протопопа руку, а отец протопоп приложил свои
уста к его темени.
Сестрицы
из учтивости раскрывали рты, как бы желая сказать нечто, но слова, очевидно, замирали у них на
устах. Я ждал одного
из двух: или он ляжет брюхом вниз, или встанет и начнет раздеваться. Но он не сделал ни того, ни
другого. Напротив того, он зажмурил глаза и продолжал как бы в бреду...
Вот показалась из-за рогожи
другая голова, женская, розовая, фантастическая головка, достойная кисти Рафаэля, с детской полусонной, полупечальной, полурадостной, невыразимой улыбкой на
устах; она прилегла на плечо старика так беспечно и доверчиво, как ложится капля росы небесной на листок, иссушенный полднем, измятый грозою и стопами прохожего, и с первого взгляда можно было отгадать, что это отец и дочь, ибо в их взаимных ласках дышала одна печаль близкой разлуки, без малейших оттенок страсти, святая печаль, попечительное сожаление отца, опасения балованной, любимой дочери.
Теперь она попала
из одной крайности в
другую: теперь, завернувшись в черную бархатную шубейку, обшитую заячьим мехом, она трепеща отворяет дверь на голодарейку. — Чего тебе бояться, неопытная девушка: Борис Петрович уехал в город, его жена в монастырь, слушать поучения монахов и новости и<з>
уст богомолок, не менее ею уважаемых.
Смерть! смерть со всех сторон являлась мутным его очам, то грозная, высокая с распростертыми руками как виселица, то неожиданная, внезапная, как измена, как удар грома небесного… она была снаружи, внутри его, везде, везде… она дробилась вдруг на тысячу разных видов, она насмешливо прыгала по влажным его членам, подымала его седые волосы, стучала его зубами
друг об
друга… наконец Борис Петрович хотел прогнать эту нестерпимую мысль… и чем же? молитвой!.. но напрасно!..
уста его шептали затверженные слова, но на каждое
из них у души один был отзыв, один ответ: смерть!..
Сеньор, мне тяжело, мне очень больно
Нежданным вас отказом огорчить,
Но дочери я не могу неволить.
Ее уж выбор сделан. Дон Жуан
Из уст ее уж получил согласье.
Я ваши чувства знаю и ценю;
Поверьте, я люблю вас, дон Октавьо,
Я сам, как вы, глубоко огорчен.
Ведь этот брак моею был мечтою,
Я вас давно хотел усыновить.
Но вы, не правда ль, будете нам
другомИ братом донне Анне. Видит бог,
Я вам хотел отдать ее. Что ж делать?
Судьба не так решила. Дайте руку!
Я оскорблять Жуана не намерен.
Но… я сейчас с Октавьо говорил.
Узнав
из уст моих, что для него
Надежды нет, хотел он удалиться,
Искать хотел он смерти где-нибудь.
Я удержал его — он был нам
другом, —
Я упросил его остаться с нами —
Он здесь. Судьбе тяжелой он покорен.
Но рана сердца глубока. Ты, Анна,
Была к нему не без участья прежде.
Он в горести, и много облегчило б
Его твое приветливое слово…
Скажи, согласна, ль ты его принять?
Но остается еще сказать о том, что сделалось известно о его кончине
из другого, может более достоверного источника, именно
из уст одной очевидицы его смертного часа.
Сперва все шло довольно тихо, не без оттенка унылости;
уста жевали, рюмки опорожнялись, но слышались и вздохи, быть может, пищеварительные, а быть может, и сочувственные; упоминалась смерть, обращалось внимание на краткость человеческой жизни, на бренность земных надежд; офицер путей сообщения рассказал какой-то, правда военный, но наставительный анекдот; батюшка в камилавке одобрил его и сам сообщил любопытную черту
из жития преподобного Ивана Воина;
другой батюшка, с прекрасно причесанными волосами, хоть обращал больше внимания на кушанья, однако также произнес нечто наставительное насчет девической непорочности; но понемногу все изменилось.
Бывало, что сам живёшь как часть чьего-то тела, слышишь крик души своей
из других уст, и пока слышишь его — хорошо тебе, а минет время, замолкнет он, и — снова ты один, для себя.
Написав адрес, Печорин раскланялся и подошел к двери. В эту минуту дверь отворилась, и он вдруг столкнулся с человеком высокого роста; они взглянули
друг на
друга, глаза их встретились, и каждый сделал шаг назад. Враждебные чувства изобразились на обоих лицах, удивление сковало их
уста, наконец Печорин, чтобы выйти
из этого странного положения, сказал почти шепотом...
Философ уселся вместе с
другими в обширный кружок на вольном воздухе перед порогом кухни. Скоро баба в красном очипке высунулась
из дверей, держа в обеих руках горячий горшок с галушками, и поставила его посреди готовившихся ужинать. Каждый вынул
из кармана своего деревянную ложку, иные, за неимением, деревянную спичку. Как только
уста стали двигаться немного медленнее и волчий голод всего этого собрания немного утишился, многие начали разговаривать. Разговор, натурально, должен был обратиться к умершей.
Сенаторы столько объедались арбузов и дынь, что на
другой день авдиторы слышали от них вместо одного два урока: один происходил
из уст,
другой ворчал в сенаторском желудке.
Но уж давно известно, что самые прекрасные и полезные истины, исходящие
из уст господина лесницына, господина агронома и
других интеллигентных радетелей, представляют для деревни лишь простое сотрясение воздуха.
— Ну, это
другой фасон… Тятенька от запоя и померши. Так это рассердились на кучера, посинел, пена
из уст и никакого дыхания. Это, действительно, было-с. Тятенька пили тоже временами, а не то, чтобы постоянно, как пьют дьякона или вон повар Егорка. А я-то испорчен… Была одна женщина… Сам, конечно, виноват… да… Холостым был тогда, ну баловство… Она-то потом вот как убивалась и руки на себя непременно хотела наложить. Ну, а добрые люди и научили…
Колесница остановилась на Великой площади… Граждане обнимали воинов, слезы текли
из глаз их. Марфа подала руку Михаилу с видом сердечного дружелюбия; он не мог идти: чиновники взнесли его на железные ступени Вадимова места. Посадница открыла тело убитого Мирослава… На бледном лице его изображалось вечное спокойствие смерти… «Счастливый юноша!» — произнесла она тихим голосом и спешила внимать Храброму Михаилу. Ксения обливала слезами хладные
уста своего
друга, но сказала матери: «Будь покойна: я дочь твоя!»
Одна
из них (красавиц) не вполне
Была прекрасна, но зато
другая…
О, мы таких видали лишь во сне,
И то заснув — о небесах мечтая!
Слегка головку приклонив к стене
И устремив на столик взор прилежный,
Она сидела несколько небрежно.
В ответ на речь подруги иногда
Из уст ее пустое «нет» иль «да»
Едва скользило, если предсказанья
Премудрой карты стоили вниманья.
Стало понятным подлинное существо легенды, которая переходит
из уст в
уста, от одного к
другому.
Иуда помолчал, и
из уст его, одно за
другим, стали падать тяжелые слова, налитые тоскою и гневом.
И вот, держася за руки едва,
В приличном
друг от
друга расстоянье,
Под музыку мы двинулись сперва,
На цыпочках, в торжественном молчанье.
Но, сделавши со мною тура два,
Она вдруг стала, словно в ожиданье,
И вырвался
из свежих
уст ея
Веселый смех, как рокот соловья.
— А почем знать? Может быть, на ту либо на
другую вдруг накатит, а мы отвергнем избрáнный сосуд? — восторженно сказала Варенька. — Сила в немощах является. Теперь они дурачатся; может быть, сегодня же
из уст их потекут живоносные струи премудрости… Пока мы во плоти, нам не дано предведенья…
По исконному обычаю масс радоваться всяким напастям полиции, у майора вдруг нашлось в городе очень много
друзей, которые одобряли его поступок и передавали его
из уст в
уста с самыми невероятными преувеличениями, доходившими до того, что майор вдруг стал чем-то вроде сказочного богатыря, одаренного такою силой, что возьмет он за руку — летит рука прочь, схватит за ногу — нога прочь.
Во все это время
уста его что-то шептали, иногда довольно слышно, а руки делали вздрагивающие движения, меж тем как сам он приближался по диагонали к Бодростиной и вдруг, внезапно остановясь возле ее кресла, тихо и как будто небрежно взял с ее колен письмо Кишенского и хотел его пробежать, но Глафира, не прекращая чтения
другого письма, молча взяла
из рук Висленева похищенный им листок и положила его к себе в карман.
Вычитав у него, что «счастье наше» не что иное, как «перл, опущенный на дно», и что «кто лениво влагу тянет и боится, что хмельна», то, «слабый смертный, не достанет он жемчужного зерна», я пленился
другим образцом, образцом человека, который, «согрев в душе отвагу, вдруг
из чаши дочиста гонит жизненную брагу в распаленные
уста».
Он обхватил ее стан из-под распахнувшейся шубы и, колеблющуюся, тихо привлек к себе. На
уста его пышет огонь с ее лица; неведомо как, они встречают
другие горящие
уста, и Волынской выпивает до дна сладкий, томительный поцелуй…
Не играл ли беззаботно на родном пепелище среди товарищей детства; не бил ли оземь на пирушке осушенную чашу, заручая навеки душу свою
другу одного вечера; не принимал ли
из рук милой жены резвое, улыбающееся ему дитя, или, как тать, в ночной глуши, под дубинкой ревнивого мужа, перехватывал с
уст красавицы поцелуй, раскаленный беснующимися восторгами?
Рассказы эти передавались
из уст в
уста, с одной стороны,
из обыкновенной жажды пересудов ближних, а с
другой — с целью дискредитировать молодую девушку в глазах такого выгодного и блестящего жениха, как Сергей Сергеевич Луговой.
— Она была сужена тебе самим великим князем, — говорил между прочим хитрый дворецкий, — на этом господин Иван Васильевич положил свое слово отцу твоему, как шли походом во Тверь. Жаль, коли достанется
другому! Зазорно, коли невеста царевича достанется немчину-лекарю! Скажет народ: пил мед царевич, по
устам текло, да в рот не попало; выхватил стопу дорогую
из его рук иноземный детина!
По лицу Ермака во время горячей речи его
друга и помощника пробежали мрачные тени. Он как бы слышал в этих словах упрек самому себе. Ведь он был почти рад этой отсрочке похода, выговоренной Семеном Иоаникиевичем. А все из-за чего? А из-за того, чтобы лишний раз увидеть в окне верхнего этажа хором строгановских стройную фигуру девушки, почувствовать хоть издали на себе взгляд ее светлых очей да ходючи в хоромы, быть может, ненароком встретить ее на одно мгновенье, поймать мимолетную улыбку
уст девичьих.
— Последний Новик мог ли забыть ту, которую знавал с десятилетнего ее возраста прекрасною и великою и которой высокое назначение тогда уже слышал
из пророческих
уст своего
друга?
Это свойство ее мягкой гармоничной речи, невинной прелестной улыбки на тех
устах,
из которых выходили слова, имеющие роковой смысл, слова, при
других условиях способные поднять от ужаса волосы на голове слушателя, и казавшиеся в ее присутствии увлекательною соловьиною песнью — были действительно адское свойство.
— Если бы скромность не велела мне положить палец на
уста, мы могли бы передать вам много занимательного
из здешних шашень. Мы таки знаем кое-что… мы вхожи в домы бояр, видаем и жен и дочек их. Но прошу наперед заметить, для получения милостей тех и
других надо перейти в их веру.
Вскоре после этого Праша и совсем «ушла в
другое место». Раз утром нашли дверь ее избушки широко открытою, а тело хозяйки лежало на камне, и на
устах у нее было несколько капель крови, с которою жизнь улетела
из ее разорвавшегося сердца.
— «Ну и докажу: по видимому судя, кажется в море действительно более воды, чем в горсти, но когда придет время разрушения мира и
из нынешнего солнца выступит
другое, огнепалящее, то оно иссушит на земле все воды — и большие и малые: и моря, и ручьи, и потоки, и сама Сумбер-гора (Атлас) рассыпется; а кто при жизни напоил своею горстью
уста жаждущего или обмыл своею рукою раны нищего, того горсть воды семь солнц не иссушат, а, напротив того, будут только ее расширять и тем самым увеличивать…» — Право, как вы хотите, а ведь это не совсем глупо, господа? — вопросил, приостановясь на минуту, рассказчик, — а?
И мне стал припоминаться целый рой более или менее замечательных историй и историек, которые издавна живут в той или
другой из русских местностей и постоянно передаются
из уст в
уста от одного человека
другому.