Неточные совпадения
— Здесь столько блеска, что глаза разбежались, — сказал он и
пошел в беседку. Он улыбнулся жене, как должен улыбнуться муж, встречая жену,
с которою он только что виделся, и поздоровался
с княгиней и другими знакомыми, воздав каждому должное, то есть пошутив
с дамами и перекинувшись приветствиями
с мужчинами. Внизу подле беседки стоял уважаемый Алексей Александровичем, известный своим умом и образованием генерал-адъютант. Алексей Александрович зaговорил
с ним.
Дети
с испуганным и радостным визгом бежали впереди. Дарья Александровна,
с трудом борясь
с своими облепившими ее ноги юбками, уже не
шла, а бежала, не спуская
с глаз детей.
Мужчины, придерживая шляпы,
шли большими шагами. Они были уже у самого крыльца, как большая капля ударилась и разбилась о край железного жолоба. Дети и за ними большие
с веселым говором вбежали под защиту крыши.
И вот из ближнего посада,
Созревших барышень кумир,
Уездных матушек отрада,
Приехал ротный командир;
Вошел… Ах, новость, да какая!
Музыка будет полковая!
Полковник сам ее
послал.
Какая радость: будет бал!
Девчонки прыгают заране;
Но кушать подали. Четой
Идут за стол рука
с рукой.
Теснятся барышни к Татьяне;
Мужчины против; и, крестясь,
Толпа жужжит, за стол садясь.
Всё хлопает. Онегин входит,
Идет меж кресел по ногам,
Двойной лорнет скосясь наводит
На ложи незнакомых дам;
Все ярусы окинул взором,
Всё видел: лицами, убором
Ужасно недоволен он;
С мужчинами со всех сторон
Раскланялся, потом на сцену
В большом рассеянье взглянул,
Отворотился — и зевнул,
И молвил: «Всех пора на смену;
Балеты долго я терпел,
Но и Дидло мне надоел».
Идти под руку
с ней было неудобно: трудно соразмерять свои шаги
с ее, она толкала бедром.
Мужчины оглядывались на нее, это раздражало Самгина. Он, вспомнив волнение, испытанное им вчера, когда он читал ее письмо, подумал...
Приятно было
идти под руку
с женщиной, на которую все
мужчины смотрели
с восхищением, а женщины — враждебно.
За нею, наклоня голову, сгорбясь,
шел Поярков, рядом
с ним, размахивая шляпой, пел и дирижировал Алексей Гогин; под руку
с каким-то задумчивым блондином прошел Петр Усов, оба они в полушубках овчинных; мелькнуло красное, всегда веселое лицо эсдека Рожкова рядом
с бородатым лицом Кутузова; эти — не пели, а, очевидно, спорили, судя по тому, как размахивал руками Рожков; следом за Кутузовым
шла Любаша Сомова
с Гогиной;
шли еще какие-то безымянные, но знакомые Самгину
мужчины, женщины.
Таисья шагала высоко подняв голову, сердито нахмурясь, и видно было, что ей неудобно
идти шаг в шаг
с маленькой Розой и старухой, она все порывалась вперед или, отставая, толкала
мужчин.
Еще на год отодвинулось счастье! Обломов застонал болезненно и повалился было на постель, но вдруг опомнился и встал. А что говорила Ольга? Как взывала к нему, как к
мужчине, доверилась его силам? Она ждет, как он
пойдет вперед и дойдет до той высоты, где протянет ей руку и поведет за собой, покажет ее путь! Да, да! Но
с чего начать?
И как Вера, это изящное создание, взлелеянное под крылом бабушки, в уютном, как ласточкино гнездо, уголке, этот перл, по красоте, всего края, на которую робко обращались взгляды лучших женихов, перед которой робели смелые
мужчины, не смея бросить на нее нескромного взгляда, рискнуть любезностью или комплиментом, — Вера, покорившая даже самовластную бабушку, Вера, на которую ветерок не дохнул, — вдруг
идет тайком на свидание
с опасным, подозрительным человеком!
Я хотел было напомнить детскую басню о лгуне; но как я солгал первый, то мораль была мне не к лицу. Однако ж пора было вернуться к деревне. Мы
шли с час все прямо, и хотя
шли в тени леса, все в белом
с ног до головы и легком платье, но было жарко. На обратном пути встретили несколько малайцев,
мужчин и женщин. Вдруг до нас донеслись знакомые голоса. Мы взяли направо в лес, прямо на голоса, и вышли на широкую поляну.
Вновь прибывший пастор, англичанин же, объявил, что судно пришло из Гонконга, употребив ровно месяц на этот переход, что
идет оно в Сан-Франциско
с пятьюстами китайцев,
мужчин и женщин.
Было раннее ненастное сентябрьское утро.
Шел то снег, то дождь
с порывами холодного ветра. Все арестанты партии, 400 человек
мужчин и около 50 женщин, уже были на дворе этапа и частью толпились около конвойного-старшòго, раздававшего старостам кормовые деньги на двое суток, частью закупали съестное у впущенных на двор этапа торговок. Слышался гул голосов арестантов, считавших деньги, покупавших провизию, и визгливый говор торговок.
Сначала
шли каторжные
мужчины, все в одинаковых серых штанах и халатах
с тузами на спинах.
Антонида Ивановна тихонько засмеялась при последних словах, но как-то странно, даже немного болезненно, что уж совсем не
шло к ее цветущей здоровьем фигуре. Привалов
с удивлением посмотрел на нее. Она тихо опустила глаза и сделала серьезное лицо. Они прошли молча весь зал, расталкивая публику и кланяясь знакомым. Привалов чувствовал, что
мужчины с удивлением следили глазами за его дамой и отпускали на ее счет разные пикантные замечания, какие делаются в таких случаях.
Около устья реки Давасигчи было удэгейское стойбище, состоящее из четырех юрт.
Мужчины все были на охоте, дома остались только женщины и дети. Я рассчитывал сменить тут проводников и нанять других, но из-за отсутствия
мужчин это оказалось невозможным. К моей радости, лаохозенские удэгейцы согласились
идти с нами дальше.
Посмотрите, посмотрите, — воскликнул он вдруг, —
идет князь Козельский — вон этот высокий
мужчина с бородой, в желтых перчатках.
Я последовал за ним, а следом за мной
пошли и казаки. Минуты через три мы действительно подошли к удэгейскому стойбищу. Тут были три юрты. В них жили 9
мужчин и 3 женщины
с 4 детьми.
Стрелки
шли лениво и часто отдыхали. Незадолго до сумерек мы добрались до участка, носящего странное название Паровози. Откуда произошло это название, так я и не мог добиться. Здесь жил старшина удэгейцев Сарл Кимунка со своей семьей, состоящей из 7
мужчин и 4 женщин. В 1901 году он
с сотрудником Переселенческого управления Михайловым ходил вверх по Иману до Сихотэ-Алиня. В награду за это ему был отведен хуторской участок.
— Да я не про то, что ты
с канпанией канпанился, — без этого
мужчине нельзя. Вот у Харитины-то что ты столько времени делал? Муж в клубе, а у жены чуть не всю ночь гость сидит. Я уж раз
с пять Аграфену
посылала узнавать про тебя. Ох, уж эта мне Харитина!..
— А за то, что нынче девки не в моде. Право, посмотришь, свет-то навыворот
пошел. Бывало, в домах ли где, в собраниях ли каких, видишь, все-то кавалеры
с девушками,
с барышнями, а барышни
с кавалерами, и таково-то славно, таково-то весело и пристойно. Парка парку себе отыскивает. А нынче уж нет! Все
пошло как-то таранты на вон. Все
мужчины, как идолы какие оглашенные, все только около замужних женщин так и вертятся, так и кривляются, как пауки; а те тоже чи-чи-чи! да га-га-га! Сами на шею и вешаются.
Безгласный сателлит Белоярцева, Прорвич, не мог сделать ему никакой оппозиции; других
мужчин в Дом до сих пор еще не было допущено, женщины молчали, недоумевая, что
с ними делают и что им делать, чтобы все
шло иначе.
Тогда запирались наглухо двери и окна дома, и двое суток кряду
шла кошмарная, скучная, дикая,
с выкриками и слезами,
с надругательством над женским телом, русская оргия, устраивались райские ночи, во время которых уродливо кривлялись под музыку нагишом пьяные, кривоногие, волосатые, брюхатые
мужчины и женщины
с дряблыми, желтыми, обвисшими, жидкими телами, пили и жрали, как свиньи, в кроватях и на полу, среди душной, проспиртованной атмосферы, загаженной человеческим дыханием и испарениями нечистой кожи.
— Venez donc! [
Идите же! (франц.).] — повторяла Фатеева еще настоятельнее и через несколько мгновений она вошла в сопровождении довольно молодцоватого, но лет уже за сорок
мужчины, —
с лицом, видно, некогда красивым, но теперь истощенным, в щеголеватом штатском платье и
с военным крестиком в петличке. Он, кажется, старался улыбаться своему положению.
— Здесь вас ожидают ваши старые знакомые, — говорил Захаревский,
идя вслед за ним. — Вот они!.. — прибавил он, показывая на двух
мужчин, выделившихся из толпы и подходящих к Вихрову. Один из них был в черной широкой и нескладной фрачной паре, а другой, напротив, в узеньком коричневого цвета и со светлыми пуговицами фраке, в серых в обтяжку брюках,
с завитым хохолком и
с нафабренными усиками.
Тот надел вицмундир и
пошел. Тысяч около двух
мужчин и женщин стояло уж на площади. Против всех их Вихров остановился;
с ним рядом также стал и голова.
Тот
пошел. Еспер Иваныч сидел в креслах около своей кровати: вместо прежнего красивого и представительного
мужчины, это был какой-то совершенно уже опустившийся старик,
с небритой бородой,
с протянутой ногой и
с висевшей рукой. Лицо у него тоже было скошено немного набок.
«Не заподозрите, бога ради, — писала она далее в своем письме, — чтобы любовь привела меня к одру вашего родственника; между нами существует одна только святая и чистая дружба, — очень сожалею, что я не имею портрета, чтобы
послать его к вам, из которого вы увидали бы, как я безобразна и
с каким ужасным носом, из чего вы можете убедиться, что все
мужчины могут только ко мне пылать дружбою!»
Однажды Вихров,
идя по Невскому, увидел, что навстречу ему
идут какие-то две не совсем обычные для Петербурга фигуры,
мужчина в фуражке
с кокардой и в черном, нескладном, чиновничьем,
с светлыми пуговицами, пальто, и женщина в сером и тоже нескладном бурнусе, в маленькой пастушечьей соломенной шляпе и
с короткими волосами.
Если даже
мужчина способен упереться лбом в уставы судопроизводства и не
идти никуда дальше, то женщина упрется в них тем
с большим упоением, что для нее это дело внове.
Суета на балконе затихла. Барыня
с мальчиком и господин в золотых очках подошли к самым перилам; остальные почтительно остановились на заднем плане. Из глубины сада пришел садовник в фартуке и стал неподалеку от дедушки. Откуда-то вылезший дворник поместился позади садовника. Это был огромный бородатый
мужчина с мрачным, узколобым, рябым лицом. Одет он был в новую розовую рубашку, по которой
шли косыми рядами крупные черные горошины.
Если вы
идете, например, по улице, вдруг — навстречу псина, четвертей шести, и прямо на вас, а
с вами даже палки нет, — положение самое некрасивое даже для
мужчины; а между тем стоит только схватить себя за голову и сделать такой вид, что вы хотите ею, то есть своей головой, бросить в собаку, — ни одна собака не выдержит.
— О, c'est une tête bien organisée! — замечают
мужчины, принимая дипломатический вид, — ça fera son chemin dans le monde… surtout si les dames s'y prennent… [О, это хорошо организованная голова! он проложит себе дорогу в свете… особенно, если за это возьмутся дамы… (франц.)] И вот
пошел дилетант гулять по свету
с готовою репутацией!.. Но к делу.
— За меня отдадут-с… У меня, Марья Матвевна, жалованье небольшое, а я и тут способы изыскиваю… стало быть, всякий купец такому человеку дочь свою, зажмуря глаза, препоручить может… Намеднись
иду я по улице, а Сокуриха-купчиха смотрит из окна:"Вот, говорит, солидный какой
мужчина идет"… так, стало быть, ценят же!.. А за что? не за вертопрашество-с!
Несмотря на свои пятьдесят лет, князь мог еще быть назван, по всей справедливости,
мужчиною замечательной красоты: благообразный
с лица и несколько уж плешивый, что, впрочем, к нему очень
шло, среднего роста, умеренно полный,
с маленькими, красивыми руками, одетый всегда молодо, щеголевато и со вкусом, он имел те приятные манеры, которые напоминали несколько манеры ветреных, но милых маркизов.
И в то же время этот «добрый малый»
шел рядом
с ним кошачьей походкой, слегка прислоняясь к нему, и заглядывал ему в лицо; и
шел он в образе молодого женского существа, от которого так и веяло тем разбирающим и томящим, тихим и жгучим соблазном, каким способны донимать нашего брата — грешного, слабого
мужчину, одни — и то некоторые и то не чистые, а
с надлежащей помесью — славянские натуры!
Рядом
с этим семейством
шел высокий и стройный
мужчина.
Дамы обыкновенно
шли по оному или под руку
с мужчинами, или в сопровождении ливрейных лакеев, причем, как выразился один тогдашний, вероятно, озлобленный несколько поэт,
шли: «гордясь обновой выписной, гордяся роскошью постыдной и красотою незавидной».
— Что
мужчина объясняется в любви замужней женщине — это еще небольшая беда, если только в ней самой есть противодействие к тому, но… — и, произнеся это но, Егор Егорыч на мгновение приостановился, как бы желая собраться
с духом, — но когда и она тоже носит в душе элемент симпатии к нему, то… — тут уж Егор Егорыч остановился на то: — то ей остается одно: или победить себя и вырвать из души свою склонность, или, что гораздо естественнее,
идти без оглядки, куда влечется она своим чувством.
— Ах, нет, он меня любит, но любит и карты, а ты представить себе не можешь, какая это пагубная страсть в
мужчинах к картам! Они забывают все: себя, семью, знакомятся
с такими людьми, которых в дом пустить страшно. Первый год моего замужества, когда мы переехали в Москву и когда у нас бывали только музыканты и певцы, я была совершенно счастлива и покойна; но потом год от году все
пошло хуже и хуже.
Отпустив Бибикова, Николай
с сознанием хорошо исполненного долга потянулся, взглянул на часы и
пошел одеваться для выхода. Надев на себя мундир
с эполетами, орденами и лентой, он вышел в приемные залы, где более ста человек
мужчин в мундирах и женщин в вырезных нарядных платьях, расставленные все по определенным местам,
с трепетом ожидали его выхода.
— Но разве это может быть, чтобы в тебя заложено было
с такой силой отвращение к страданиям людей, к истязаниям, к убийству их, чтобы в тебя вложена была такая потребность любви к людям и еще более сильная потребность любви от них, чтобы ты ясно видел, что только при признании равенства всех людей, при служении их друг другу возможно осуществление наибольшего блага, доступного людям, чтобы то же самое говорили тебе твое сердце, твой разум, исповедуемая тобой вера, чтобы это самое говорила наука и чтобы, несмотря на это, ты бы был по каким-то очень туманным, сложным рассуждениям принужден делать всё прямо противоположное этому; чтобы ты, будучи землевладельцем или капиталистом, должен был на угнетении народа строить всю свою жизнь, или чтобы, будучи императором или президентом, был принужден командовать войсками, т. е. быть начальником и руководителем убийц, или чтобы, будучи правительственным чиновником, был принужден насильно отнимать у бедных людей их кровные деньги для того, чтобы пользоваться ими и раздавать их богатым, или, будучи судьей, присяжным, был бы принужден приговаривать заблудших людей к истязаниям и к смерти за то, что им не открыли истины, или — главное, на чем зиждется всё зло мира, — чтобы ты, всякий молодой
мужчина, должен был
идти в военные и, отрекаясь от своей воли и от всех человеческих чувств, обещаться по воле чуждых тебе людей убивать всех тех, кого они тебе прикажут?
Разнесся по городу слух, что актеры здешнего театра устраивают в общественном собрании маскарад
с призами за лучшие наряды, женские и мужские. О призах
пошли преувеличенные слухи. Говорили, дадут корову даме, велосипед
мужчине. Эти слухи волновали горожан. Каждому хотелось выиграть: вещи такие солидные. Поспешно шили наряды. Тратились не жалея. Скрывали придуманные наряды и от ближайших друзей, чтобы кто не похитил блистательной мысли.
Ни он, ни я не успели выйти.
С двух сторон коридора раздался шум; справа кто-то бежал, слева торопливо
шли несколько человек. Бежавший справа, дородный
мужчина с двойным подбородком и угрюмым лицом, заглянул в дверь; его лицо дико скакнуло, и он пробежал мимо, махая рукой к себе; почти тотчас он вернулся и вошел первым. Благоразумие требовало не проявлять суетливости, поэтому я остался, как стоял, у стола. Бутлер, походив, сел; он был сурово бледен и нервно потирал руки. Потом он встал снова.
«Однажды, во время пира, одну из них, черноволосую и нежную, как ночь, унес орел, спустившись
с неба. Стрелы, пущенные в него
мужчинами, упали, жалкие, обратно на землю. Тогда
пошли искать девушку, но — не нашли ее. И забыли о ней, как забывают обо всем на земле».
Они
шли, пели и смеялись;
мужчины — бронзовые,
с пышными, черными усами и густыми кудрями до плеч, в коротких куртках и широких шароварах; женщины и девушки — веселые, гибкие,
с темно-синими глазами, тоже бронзовые.
В прекрасный зимний день ему вздумалось прокатиться в санях по Невскому; за Аничковым мостом его нагнали большие сани тройкой, поравнялись
с ним, хотели обогнать, — вы знаете сердце русского: поручик закричал кучеру: «
Пошел!» — «
Пошел!» — закричал львиным голосом высокий, статный
мужчина, закутанный в медвежью шубу и сидевший в других санях.
Такое развитие почти неизвестно
мужчине; нашего брата учат, учат и в гимназиях, и в университетах, и в бильярдных, и в других более или менее педагогических заведениях, а все не ближе, как лет в тридцать пять, приобретаем, вместе
с потерею волос, сил, страстей, ту ступень развития и пониманья, которая у женщины вперед
идет,
идет об руку
с юностью,
с полнотою и свежестью чувств.
— А вот хоть бы то, что мы сейчас
идем. Ты думаешь, что все так просто: встретились случайно
с какими-то барышнями, получили приглашение на журфикс и
пошли… Как бы не так! Мы не сами
идем, а нас толкает неумолимый закон… Да, закон, который гласит коротко и ясно: на четырех петербургских
мужчин приходится всего одна петербургская женщина. И вот мы
идем, повинуясь закону судеб, влекомые наглядной арифметической несообразностью…
Юлия Филипповна. Это не вредно. Какой-то философ, говорили мне, советует
мужчине: когда
идешь к женщине, бери
с собой плеть.