Неточные совпадения
Он спал на голой
земле и только в сильные морозы позволял себе укрыться на пожарном сеновале; вместо подушки клал под головы́ камень; вставал с зарею, надевал вицмундир и тотчас же бил в барабан;
курил махорку до такой степени вонючую, что даже полицейские солдаты и те краснели, когда до обоняния их доходил запах ее; ел лошадиное мясо и свободно пережевывал воловьи жилы.
Самгин подумал, что он уже не первый раз видит таких людей, они так же обычны в вагоне, как неизбежно за окном вагона мелькание телеграфных столбов, небо, разлинованное проволокой, кружение
земли, окутанной снегом, и на снегу, точно бородавки, избы деревень. Все было знакомо, все обыкновенно, и, как всегда, люди много
курили, что-то жевали.
Самгин
курил, морщился и вдруг представил себя тонким и длинным, точно нитка, — она запутанно протянута по
земле, и чья-то невидимая, злая рука туго завязывает на ней узлы.
Сосны великолепные, по ним и около их по
земле стелется мох, который едят олени и
курят якуты в прибавок к махорке. «Хорошо, славно! — сказал мне один якут, подавая свою трубку, —
покури». Я бы охотно уклонился от этой любезности, но неучтиво. Я
покурил: странный, но не неприятный вкус, наркотического ничего нет.
Я бросил кончик закуренной сигары на
землю: они с жадностью схватили ее и начали по очереди
курить. Я дал им всем по сигаре: с какой радостью и поклонами приняли они подарок! Я потом захотел полежать на доске вне палатки: они бросились услуживать, отирать доску, подставлять под нее камешки.
— Нет, мой и не пьет и не
курит, — сказала женщина, собеседница старика, пользуясь случаем еще раз похвалить своего мужа. — Таких людей, дедушка, мало
земля родит. Вот он какой, — сказала она, обращаясь и к Нехлюдову.
Чьи это
куры, чьи это
куры?» Наконец одному дворовому человеку удалось поймать хохлатую
курицу, придавив ее грудью к
земле, и в то же самое время через плетень сада, с улицы, перескочила девочка лет одиннадцати, вся растрепанная и с хворостиной в руке.
Признаться сказать, ни в какое время года Колотовка не представляет отрадного зрелища; но особенно грустное чувство возбуждает она, когда июльское сверкающее солнце своими неумолимыми лучами затопляет и бурые, полуразметанные крыши домов, и этот глубокий овраг, и выжженный, запыленный выгон, по которому безнадежно скитаются худые, длинноногие
курицы, и серый осиновый сруб с дырами вместо окон, остаток прежнего барского дома, кругом заросший крапивой, бурьяном и полынью и покрытый гусиным пухом, черный, словно раскаленный пруд, с каймой из полувысохшей грязи и сбитой набок плотиной, возле которой, на мелко истоптанной, пепеловидной
земле овцы, едва дыша и чихая от жара, печально теснятся друг к дружке и с унылым терпеньем наклоняют головы как можно ниже, как будто выжидая, когда ж пройдет наконец этот невыносимый зной.
Покуда они малы, матка, или старка, как называют ее охотники, держит свою выводку около себя в перелесках и опушках, где много молодых древесных побегов, особенно дубовых, широкие и плотные листья которых почти лежат на
земле, где растет густая трава и где удобнее укрываться ее беззащитным цыплятам, которые при первых призывных звуках голоса матери проворно прибегают к ней и прячутся под ее распростертыми крыльями, как цыплята под крыльями дворовой
курицы, когда завидит она в вышине коршуна и тревожно закудахчет.
Станица сивок никогда не садится прямо на
землю: кружась беспрестанно, то свиваясь в густое облако, то развиваясь широкою пеленою, начинает она делать свои круги все ниже и ниже и, опустясь уже близко к
земле, вдруг с шумом покрывает целую десятину; ни одной секунды не оставаясь в покое, озимые
куры проворно разбегаются во все стороны.
У куропаток есть три рода крика, или голоса: первый, когда они целою станицей найдут корм и начнут его клевать, разгребая снег или
землю своими лапками: тут они кудахчут, как
куры, только гораздо тише и приятнее для уха; второй, когда, увидя или услыша какую-нибудь опасность, собираются улететь или окликаются между собою, этот крик тоже похож несколько на куриный, когда
куры завидят ястреба или коршуна; и, наконец, третий, собственно им принадлежащий, когда вспуганная стая летит со всею силою своего быстрого полета.
Перепелки, равно и куропатки, в высшей степени имеют свойства и приемы домашних
кур: они точно так же беспрестанно роются, копаются, разгребая проворно ножками сор, песок и рыхлую
землю; они делают это и для отысканья корма и для того, чтоб присесть ловчее на отдых или ночлег.
— Занимаются они, по большей части, неблагонамеренностями, откуда происходит и самое название: «неблагонамеренный». В частности же, не по-дворянски себя ведут. Так, например, помещик Анпетов пригласил нескольких крестьян, поселил их вместе с собою, принял их образ жизни (только он Лаферма папиросы
курит, а они тютюн), и сам наравне с ними обрабатывает
землю.
— Божья воля — само собой. А главная причина — строгие времена пришли. Всякому чужого хочется, а между прочим, никому никого не жаль. Возьмем хоть Григорья Александрыча. Ну, подумал ли он, как уставную-то грамоту писал, что мужика обездоливает? подумал ли, что мужику либо
землю пахать, либо за
курами смотреть? Нет, он ни крошки об этом не думал, а, напротив того, еще надеялся:"То-то, мол, я штрафов с мужиков наберу!"
— Да сначала, как уставную-то грамоту писал, перестарался уж очень.
Землю, коя получше, за собой оставил, ан дача-то и вышла у него клочьями. Тоже плут ведь он! думал:"Коли я около самой ихней околицы
землю отрежу, так им и
курицы некуда будет выпустить!" — ан вышло, что курицы-то и завсе у него в овсе!
После полудня, разбитая, озябшая, мать приехала в большое село Никольское, прошла на станцию, спросила себе чаю и села у окна, поставив под лавку свой тяжелый чемодан. Из окна было видно небольшую площадь, покрытую затоптанным ковром желтой травы, волостное правление — темно-серый дом с провисшей крышей. На крыльце волости сидел лысый длиннобородый мужик в одной рубахе и
курил трубку. По траве шла свинья. Недовольно встряхивая ушами, она тыкалась рылом в
землю и покачивала головой.
Здесь же бродили
куры и разноцветные петухи, утки и китайские гуси с наростами на носах; раздирательно кричали цесарки, а великолепный индюк, распустив хвост и чертя крыльями
землю, надменно и сладострастно кружился вокруг тонкошеих индюшек.
— Позвольте, дорогой сенатор! — прервал я его, — вероятно, кто-нибудь из русских"веселых людей"ради шутки уверил вас, что каторга есть удел всех русских на
земле. Но это неправильно. Каторгою по-русски называется такой образ жизни, который присвоивается исключительно людям, не выполняющим начальственных предписаний. Например, если не приказано на улице
курить, а я
курю — каторга! если не приказано в пруде публичного сада рыбу ловить, а я ловлю — каторга!
Сам же старый Пизонский, весь с лысой головы своей озаренный солнцем, стоял на лестнице у утвержденного на столбах рассадника и, имея в одной руке чашу с семенами, другою погружал зерна, кладя их щепотью крестообразно, и, глядя на небо, с опущением каждого зерна, взывал по одному слову: „Боже! устрой, и умножь, и возрасти на всякую долю человека голодного и сирого, хотящего, просящего и производящего, благословляющего и неблагодарного“, и едва он сие кончил, как вдруг все ходившие по пашне черные глянцевитые птицы вскричали, закудахтали
куры и запел, громко захлопав крылами, горластый петух, а с рогожи сдвинулся тот, принятый сим чудаком, мальчик, сын дурочки Насти; он детски отрадно засмеялся, руками всплескал и, смеясь, пополз по мягкой
земле.
Наконец я перебрался через это болото, взобрался на маленький пригорок и теперь мог хорошо рассмотреть хату. Это даже была не хата, а именно сказочная избушка на
курьих ножках. Она не касалась полом
земли, а была построена на сваях, вероятно, ввиду половодья, затопляющего весною весь Ириновский лес. Но одна сторона ее от времени осела, и это придавало избушке хромой и печальный вид. В окнах недоставало нескольких стекол; их заменили какие-то грязные ветошки, выпиравшиеся горбом наружу.
А вот, встревоженный вихрем и не понимая, в чем дело, из травы вылетел коростель. Он летел за ветром, а не против, как все птицы; от этого его перья взъерошились, весь он раздулся до величины
курицы и имел очень сердитый, внушительный вид. Одни только грачи, состарившиеся в степи и привыкшие к степным переполохам, покойно носились над травой или же равнодушно, ни на что не обращая внимания, долбили своими толстыми клювами черствую
землю.
— Ну, нет!.. Нет!.. — заговорил Бегушев, замотав головой и каким-то трагическим голосом. — Пусть лучше сойдет на
землю огненный дождь, потоп, лопнет кора земная, но я этой
курицы во щах, о которой мечтал Генрих Четвертый [
Курица во щах, о которой мечтал Генрих Четвертый. — Имеется в виду французский король Генрих IV (1553–1610), якобы выражавший желание, чтобы у каждого французского крестьянина была к обеду
курица.], миру не желаю.
— Степановна,
землю буду есть, что
кур твоих испортили. Где ж это видано! Ведь таких и
курьих болезней нет! Это твоих
кур кто-то заколдовал.
Двое сидели на
земле и
курили, один — высокий, с густой чёрной бородой и в казацкой папахе — стоял сзади нас, опершись на палку с громадной шишкой из корня на конце; четвёртый, молодой русый парень, помогал плакавшему Шакро раздеваться.
…В середине лета наступили тяжёлые дни, над
землёй, в желтовато-дымном небе стояла угнетающая, безжалостно знойная тишина; всюду горели торфяники и леса. Вдруг буйно врывался сухой, горячий ветер, люто шипел и посвистывал, срывал посохшие листья с деревьев, прошлогоднюю, рыжую хвою, вздымал тучи песка, гнал его над
землёй вместе со стружкой, кострикой [кора, луб конопли, льна — Ред.], перьями
кур; толкал людей, пытаясь сорвать с них одежду, и прятался в лесах, ещё жарче раздувая пожары.
Замечательный выдался денек. Побывав на обходе, я целый день ходил по своим апартаментам (квартира врачу была отведена в шесть комнат, и почему-то двухэтажная — три комнаты вверху, а кухня и три комнаты внизу), свистел из опер,
курил, барабанил в окна… А за окнами творилось что-то, мною еще никогда не виданное. Неба не было,
земли тоже. Вертело и крутило белым и косо и криво, вдоль и поперек, словно черт зубным порошком баловался.
И мне кажется, что наши экономисты и финансисты недостаточно оценивают этот факт, ибо в противном случае они не разглагольствовали бы ни о сокровищах, в недрах
земли скрывающихся, ни о сокровищах, издаваемых экспедицией заготовления государственных бумаг, а просто-напросто объявили бы: ежели в одном кармане пусто, в другом ничего, то распори
курице брюхо, выпотроши, свари, съешь, и пускай она продолжает нести золотые яйца по-прежнему.
От этой героической эпохи остались и до сих пор кое-какие достоверные следы: крутая дорога в балке Кефало-Вриси, проведенная английскими саперами, итальянское кладбище на верху балаклавских гор между виноградниками, да еще при плантаже
земли под виноград время от времени откапывают короткие гипсовые и костяные трубочки, из которых более чем полвека тому назад
курили табак союзные солдаты.
Но бывает иногда, что посреди таких занятий, вовсе без приготовлений, ястреб внезапно слетает с места, замахав сначала проворно крыльями, потом, увидев охотника, он быстро опускается и бежит низом, то есть плавно плывет, стелется, как ласточка, над
землей… воробьи зачиликают и попрячутся, сороки защекочут,
куры закудахчут, а ястреб, подбежав вплоть к охотнику, вдруг взмоет кверху и вцепится в вабило, которое охотник успел уже укоротить, так что только маленький кусочек мяса остался наружи.
— Да, да, завтра, завтра мы хороним нашу голубицу! Вынос из дома будет ровно в одиннадцать часов пополуночи… Отсюда в церковь Николы на
Курьих Ножках… Знаете? Странные какие имена у ваших русских церквей! Потом на последний покой в матушке
земле сырой! Вы пожалуете? Мы недавно знакомы, но, смею сказать, любезность вашего нрава и возвышенность чувств…
Чем от нежной кусающей яблоко девушки дышит,
Чем ветерок, набежав на Корицийский шафран,
Чем зацветает впервой лоза, заболевшая гроздом,
Чем трава отдает, срезана зубом овцы,
Чем и мирт, или жнец араб и янтарь после тренья,
Чем благовонен огонь, ладан эосский
куря,
Чем
земля, как ее окропить летним дождиком малость,
Чем венок, что с волос, нардом упитанных снят,
Этим дышат твои, Диадумен, поцелуи.
Что же, если бы ты все их давал не скупясь?
Видят мужики: хоть и глупый у них помещик, а разум ему дан большой. Сократил он их так, что некуда носа высунуть: куда ни глянут — всё нельзя, да не позволено, да не ваше! Скотинка на водопой выйдет — помещик кричит: «Моя вода!» —
курица за околицу выбредет — помещик кричит: «Моя
земля!» И
земля, и вода, и воздух — все его стало! Лучины не стало мужику в светец зажечь, прута не стало, чем избу вымести. Вот и взмолились крестьяне всем миром к Господу Богу...
—
Курите, пожалуйста, — сказала она великодушным и вместе убитым голосом и занялась с Соколовым вопросом о цене места. Петр Иванович, закуривая, слышал, что она очень обстоятельно расспросила о разных ценах
земли и определила ту, которую следует взять. Кроме того, окончив о месте, она распорядилась и о певчих. Соколов ушел.
Войдя в хату одной из вдовых казачек, у коих обыкновенно собираются вечерницы, мы увидели множество девок, сидящих за столом; гребни с пряжей подле них, но веретена валялись по
земле, как и прочие работы, принесенные ими из домов, преспокойно лежали по углам; никто и не думал о них, а девки или играли в дурачки или балагурили с парубками, которые тут же собирались также во множестве; некоторые из них
курили трубки, болтали, рассказывали и тому подобно приятным образом проводили время.
Не приведи господи взойти на нашу
землю хотя
курице господской впрах разорят владельца ее; а если вздумает поспорить или упрекать, так и телес — но над ним наругаются, а сами и в ус себе не дуют.
Лунная ночь. На
земле лежат густые, тяжелые тени. На столе в беспорядке набросано много хлеба, огурцов, яиц, стоят бутылки с пивом. Горят свечи в абажурах. Аграфена моет посуду. Ягодин, сидя на стуле с палкой в руке,
курит. Слева стоят Татьяна, Надя, Левшин. Все говорят тихо, пониженными голосами и как будто прислушиваясь к чему-то. Общее настроение — тревожного ожидания.
3-й мужик (пьет чай). Отец, помилосердствуй!
Земля малая, не токмо скотину, —
курицу, скажем, и ту выпустить некуда.
3-й мужик. Отец! смилосердуйся. Как жить таперича?
Земля малая, не то что скотину —
курицу, скажем, и ту выпустить некуда.
3-й мужик. Помилосердствуй, отец.
Земля наша малая, не то что скотину, —
курицу, скажем, и ту выпустить некуда. (Кланяется.) Не греши, отец! (Кланяется.)
3-й мужик (кланяется). Отец!
земля малая, не то что скотину, —
куренка, скажем, и того выпустить некуда. Отец! помилосердствуй. Прими денежки, отец.
3-й мужик. А ты, отец, попроси батюшку. А то как жить?
Земля малая, —
курицу, скажем, и ту выпустить некуда.
3-й мужик. Она нас людьми изделала; а то бы что?
земля малая, не то что скотину, —
курицу, скажем, и ту выпустить некуда. Прощевай, умница! Приедешь на село, приходи мед есть.
3-й мужик. Постарайся, соколик, жить нам нельзя.
Земля малая, — не то что скотину, а
курицу, скажем, и ту выпустить некуда.
И снова усиленно задымил.
Курит он какую-то ядовитейшую махорку, дым от неё столь жестокий, что комары и мухи, влетая в зеленоватые струи его, кувырком падают на
землю. А он хвастается...
Вот казак тащит куль муки и ковер; солдат с радостным лицом выносит из сакли жестяной таз и какую-то тряпку; другой, расставив руки, старается поймать двух
кур, которые с кудахтаньем бьются около забора; третий нашел где-то огромный кумган [Кумган — горшок.] с молоком, пьет из него и с громким хохотом бросает потом на
землю.
Одни
куры, не боясь жары, кое-как убивали время, разгребая лапами сухую
землю против кухонного крыльца, в которой, как они отлично знали, не было уже ни одного зернышка; да и то петуху, должно быть, приходилось плохо, потому что иногда он принимал глупый вид и во все горло кричал: «какой ска-ан-да-ал!!»
Покурив трубку, Чжан-Бао и Маха нарезали ножами древесных веток и принялись укреплять их по бортам лодки, оставляя открытыми только нос и корму. Когда они кончили эту работу, последние отблески вечерней зари погасли совсем; воздух заметно потемнел, и на
землю стала быстро спускаться темная ночь.
Они сели на
землю и принялись
курить трубки, а я пошел посмотреть, что будет делать китаец.
— В деревню не езжу… Что там делать?.. С мужичками не спорю… везде сдал
землю… Им хорошо. За границу езжал… еще не так давно. Я вам, молодой человек, не предлагаю
курить… сам не
курю…
Солдатка слезает с печи и тоже продолжает просить о том, чтобы я похлопотал вернуть мужа. Я говорю, что этого нельзя, и спрашиваю, какое имущество осталось у нее после мужа. Имущества никакого нет.
Землю муж, уходя, отдал брату, ее деверю, чтобы он кормил ее с детьми. Было три овцы, да две пошли на проводы мужа. Осталось, как она говорит, только рухлядишка кое-какая, да овца, да две
курицы. Всего и имущества. Свекровь подтверждает ее слова.