Неточные совпадения
А уж Тряпичкину, точно, если кто попадет на зубок, берегись: отца родного не пощадит для словца, и деньгу тоже любит. Впрочем, чиновники эти добрые люди; это с их стороны хорошая
черта, что они мне дали взаймы. Пересмотрю нарочно, сколько у меня денег. Это от судьи триста; это от почтмейстера триста, шестьсот, семьсот, восемьсот… Какая замасленная бумажка! Восемьсот, девятьсот… Ого!
за тысячу перевалило… Ну-ка, теперь, капитан, ну-ка, попадись-ка ты мне теперь! Посмотрим, кто кого!
Городничий (делая Бобчинскому укорительный знак, Хлестакову).Это-с ничего. Прошу покорнейше, пожалуйте! А слуге вашему я скажу, чтобы перенес чемодан. (Осипу.)Любезнейший, ты перенеси все ко мне, к городничему, — тебе всякий покажет. Прошу покорнейше! (Пропускает вперед Хлестакова и следует
за ним, но, оборотившись, говорит с укоризной Бобчинскому.)Уж и вы! не нашли другого места упасть! И растянулся, как
черт знает что такое. (Уходит;
за ним Бобчинский.)
Что это
за скверный город! только где-нибудь поставь какой-нибудь памятник или просто забор —
черт их знает откудова и нанесут всякой дряни!
Он больше виноват: говядину мне подает такую твердую, как бревно; а суп — он
черт знает чего плеснул туда, я должен был выбросить его
за окно. Он меня морил голодом по целым дням… Чай такой странный: воняет рыбой, а не чаем.
За что ж я… Вот новость!
Была ты нам люба,
Как от Москвы до Питера
Возила
за три рублика,
А коли семь-то рубликов
Платить, так
черт с тобой...
Предстояло атаковать на пути гору Свистуху; скомандовали: в атаку! передние ряды отважно бросились вперед, но оловянные солдатики
за ними не последовали. И так как на лицах их,"ради поспешения",
черты были нанесены лишь в виде абриса [Абрис (нем.) — контур, очертание.] и притом в большом беспорядке, то издали казалось, что солдатики иронически улыбаются. А от иронии до крамолы — один шаг.
Она ходила по домам и рассказывала, как однажды
черт водил ее по мытарствам, как она первоначально приняла его
за странника, но потом догадалась и сразилась с ним.
Он как бы снимал с нее те покровы, из-за которых она не вся была видна; каждая новая
черта только больше выказывала всю фигуру во всей ее энергической силе, такою, какою она явилась ему вдруг от произведенного стеарином пятна.
— А вот слушайте: Грушницкий на него особенно сердит — ему первая роль! Он придерется к какой-нибудь глупости и вызовет Печорина на дуэль… Погодите; вот в этом-то и штука… Вызовет на дуэль: хорошо! Все это — вызов, приготовления, условия — будет как можно торжественнее и ужаснее, — я
за это берусь; я буду твоим секундантом, мой бедный друг! Хорошо! Только вот где закорючка: в пистолеты мы не положим пуль. Уж я вам отвечаю, что Печорин струсит, — на шести шагах их поставлю,
черт возьми! Согласны ли, господа?
Максим Максимыч сел
за воротами на скамейку, а я ушел в свою комнату. Признаться, я также с некоторым нетерпением ждал появления этого Печорина; хотя, по рассказу штабс-капитана, я составил себе о нем не очень выгодное понятие, однако некоторые
черты в его характере показались мне замечательными. Через час инвалид принес кипящий самовар и чайник.
— А Бог его знает! Живущи, разбойники! Видал я-с иных в деле, например: ведь весь исколот, как решето, штыками, а все махает шашкой, — штабс-капитан после некоторого молчания продолжал, топнув ногою о землю: — Никогда себе не прощу одного:
черт меня дернул, приехав в крепость, пересказать Григорью Александровичу все, что я слышал, сидя
за забором; он посмеялся, — такой хитрый! — а сам задумал кое-что.
Черт сбил с толку обоих чиновников; чиновники, говоря попросту, перебесились и поссорились ни
за что.
Точно
черт какой! житья нет от ней!» Несколько раз, скрепя свое сердце, хотел он приняться
за строгость.
В первую минуту разговора с ним не можешь не сказать: «Какой приятный и добрый человек!» В следующую
за тем минуту ничего не скажешь, а в третью скажешь: «
Черт знает что такое!» — и отойдешь подальше; если ж не отойдешь, почувствуешь скуку смертельную.
А уж куды бывает метко все то, что вышло из глубины Руси, где нет ни немецких, ни чухонских, ни всяких иных племен, а всё сам-самородок, живой и бойкий русский ум, что не лезет
за словом в карман, не высиживает его, как наседка цыплят, а влепливает сразу, как пашпорт на вечную носку, и нечего прибавлять уже потом, какой у тебя нос или губы, — одной
чертой обрисован ты с ног до головы!
— А вот черти-то тебя и припекут! скажут: «А вот тебе, мошенница,
за то, что барина-то обманывала!», да горячими-то тебя и припекут!
— Вот погоди-ка: на Страшном суде
черти припекут тебя
за это железными рогатками! вот посмотришь, как припекут!
Ноздрев был очень рассержен
за то, что потревожили его уединение; прежде всего он отправил квартального к
черту, но, когда прочитал в записке городничего, что может случиться пожива, потому что на вечер ожидают какого-то новичка, смягчился в ту же минуту, запер комнату наскоро ключом, оделся как попало и отправился к ним.
— Передавай, передавай, Денис, Козьме! Козьма, бери хвост у Дениса! Фома Большой, напирай туды же, где и Фома Меньшой! Заходи справа, справа заходи! Стой, стой,
черт вас побери обоих! Запутали меня самого в невод! Зацепили, говорю, проклятые, зацепили
за пуп.
Быть может, он для блага мира
Иль хоть для славы был рожден;
Его умолкнувшая лира
Гремучий, непрерывный звон
В веках поднять могла. Поэта,
Быть может, на ступенях света
Ждала высокая ступень.
Его страдальческая тень,
Быть может, унесла с собою
Святую тайну, и для нас
Погиб животворящий глас,
И
за могильною
чертоюК ней не домчится гимн времен,
Благословение племен.
— А оттого, что позади его упрячется все войско, и уж
черта с два из-за его пуза достанешь которого-нибудь копьем!
— В спину тебе шило! — кричала с бранью толпа. — Что он
за козак, когда проворовался, собачий сын, как татарин? К
черту в мешок пьяницу Шила!
Когда увидела мать, что уже и сыны ее сели на коней, она кинулась к меньшому, у которого в
чертах лица выражалось более какой-то нежности: она схватила его
за стремя, она прилипнула к седлу его и с отчаяньем в глазах не выпускала его из рук своих.
Он рассказал до последней
черты весь процесс убийства: разъяснил тайну заклада(деревянной дощечки с металлическою полоской), который оказался у убитой старухи в руках; рассказал подробно о том, как взял у убитой ключи, описал эти ключи, описал укладку и чем она была наполнена; даже исчислил некоторые из отдельных предметов, лежавших в ней; разъяснил загадку об убийстве Лизаветы; рассказал о том, как приходил и стучался Кох, а
за ним студент, передав все, что они между собой говорили; как он, преступник, сбежал потом с лестницы и слышал визг Миколки и Митьки; как он спрятался в пустой квартире, пришел домой, и в заключение указал камень во дворе, на Вознесенском проспекте, под воротами, под которым найдены были вещи и кошелек.
— Есть некоторые оскорбления, Авдотья Романовна, которые, при всей доброй воле, забыть нельзя-с. Во всем есть
черта,
за которую перейти опасно; ибо, раз переступив, воротиться назад невозможно.
Ему вдруг почему-то вспомнилось, как давеча,
за час до исполнения замысла над Дунечкой, он рекомендовал Раскольникову поручить ее охранению Разумихина. «В самом деле, я, пожалуй, пуще для своего собственного задора тогда это говорил, как и угадал Раскольников. А шельма, однако ж, этот Раскольников! Много на себе перетащил. Большою шельмой может быть со временем, когда вздор повыскочит, а теперь слишком уж жить ему хочется! Насчет этого пункта этот народ — подлецы. Ну да
черт с ним, как хочет, мне что».
— Вот и вас… точно из-за тысячи верст на вас смотрю… Да и
черт знает, зачем мы об этом говорим! И к чему расспрашивать? — прибавил он с досадой и замолчал, кусая себе ногти и вновь задумываясь.
— А чего такого? На здоровье! Куда спешить? На свидание, что ли? Все время теперь наше. Я уж часа три тебя жду; раза два заходил, ты спал. К Зосимову два раза наведывался: нет дома, да и только! Да ничего, придет!.. По своим делишкам тоже отлучался. Я ведь сегодня переехал, совсем переехал, с дядей. У меня ведь теперь дядя… Ну да к
черту,
за дело!.. Давай сюда узел, Настенька. Вот мы сейчас… А как, брат, себя чувствуешь?
— Гм…
черт… спросить… Да ведь она ж никуда не ходит… — и он еще раз дернул
за ручку замка. —
Черт, нечего делать, идти!
«
Черт возьми! — продолжал он почти вслух, — говорит со смыслом, а как будто… Ведь и я дурак! Да разве помешанные не говорят со смыслом? А Зосимов-то, показалось мне, этого-то и побаивается! — Он стукнул пальцем по лбу. — Ну что, если… ну как его одного теперь пускать? Пожалуй, утопится… Эх, маху я дал! Нельзя!» И он побежал назад, вдогонку
за Раскольниковым, но уж след простыл. Он плюнул и скорыми шагами воротился в «Хрустальный дворец» допросить поскорее Заметова.
Он был еще очень молод, одет как простолюдин, роста среднего, худощавый, с волосами, обстриженными в кружок, с тонкими, как бы сухими
чертами лица. Неожиданно оттолкнутый им человек первый бросился было
за ним в комнату и успел схватить его
за плечо: это был конвойный; но Николай дернул руку и вырвался от него еще раз.
Мне вдруг ясно, как солнце, представилось, что как же это ни единый до сих пор не посмел и не смеет, проходя мимо всей этой нелепости, взять просто-запросто все
за хвост и стряхнуть к
черту!
— Фу! перемешал! — хлопнул себя по лбу Порфирий. —
Черт возьми, у меня с этим делом ум
за разум заходит! — обратился он, как бы даже извиняясь, к Раскольникову, — нам ведь так бы важно узнать, не видал ли кто их, в восьмом часу, в квартире-то, что мне и вообразись сейчас, что вы тоже могли бы сказать… совсем перемешал!
Пульхерия Александровна была чувствительна, впрочем не до приторности, робка и уступчива, но до известной
черты: она многое могла уступить, на многое могла согласиться, даже из того, что противоречило ее убеждению, но всегда была такая
черта честности, правил и крайних убеждений,
за которую никакие обстоятельства не могли заставить ее переступить.
— Да ступай же
за водой,
черт! — крикнул Базаров.
— И я не поеду. Очень нужно тащиться
за пятьдесят верст киселя есть. Mathieu хочет показаться нам во всей своей славе;
черт с ним! будет с него губернского фимиама, обойдется без нашего. И велика важность, тайный советник! Если б я продолжал служить, тянуть эту глупую лямку, я бы теперь был генерал-адъютантом. Притом же мы с тобой отставные люди.
Ее спокойствие не было потрясено; но она опечалилась и даже всплакнула раз, сама не зная отчего, только не от нанесенного оскорбления. Она не чувствовала себя оскорбленною: она скорее чувствовала себя виноватою. Под влиянием различных смутных чувств, сознания уходящей жизни, желания новизны она заставила себя дойти до известной
черты, заставила себя заглянуть
за нее — и увидала
за ней даже не бездну, а пустоту… или безобразие.
— Да, да, — заговорил Базаров, — урок вам, юный друг мой, поучительный некий пример.
Черт знает, что
за вздор! Каждый человек на ниточке висит, бездна ежеминутно под ним разверзнуться может, а он еще сам придумывает себе всякие неприятности, портит свою жизнь.
—
Черт его знает, — задумчиво ответил Дронов и снова вспыхнул, заговорил торопливо: — Со всячинкой. Служит в министерстве внутренних дел, может быть в департаменте полиции, но — меньше всего похож на шпиона. Умный. Прежде всего — умен. Тоскует. Как безнадежно влюбленный, а — неизвестно — о чем? Ухаживает
за Тоськой, но — надо видеть — как! Говорит ей дерзости. Она его терпеть не может. Вообще — человек, напечатанный курсивом. Я люблю таких… несовершенных. Когда — совершенный, так уж ему и
черт не брат.
— Я — знаю, ты меня презираешь.
За что?
За то, что я недоучка? Врешь, я знаю самое настоящее — пакости мелких
чертей, подлинную, неодолимую жизнь. И
черт вас всех возьми со всеми вашими революциями, со всем этим маскарадом самомнения, ничего вы не знаете, не можете, не сделаете — вы, такие вот сухари с миндалем!..
— Тоську в Буй выслали. Костромской губернии, — рассказывал он. — Туда как будто раньше и не ссылали,
черт его знает что
за город, жителя в нем две тысячи триста человек. Одна там, только какой-то поляк угряз, опростился, пчеловодством занимается. Она — ничего, не скучает, книг просит. Послал все новинки — не угодил! Пишет: «Что ты смеешься надо мной?» Вот как… Должно быть, она серьезно втяпалась в политику…
— Не угодные мы богу люди, — тяжко вздохнул Денисов. — Ты — на гору, а
черт —
за ногу. Понять невозможно, к чему эта война затеяна?
— Кричит: продавайте лес, уезжаю
за границу! Какому
черту я продам, когда никто ничего не знает, леса мужики жгут, все — испугались… А я — Блинова боюсь, он тут затевает что-то против меня, может быть, хочет голубятню поджечь. На днях в манеже был митинг «Союза русского народа», он там орал: «Довольно!» Даже кровь из носа потекла у идиота…
— Да, вот вам. Фейерверк. Политическая ошибка. Террор при наличии представительного правления.
Черти… Я — с трудовиками.
За черную работу. Вы что — эсдек? Не понимаю. Ленин сошел с ума. Беки не поняли урок Московского восстания. Пора опамятоваться. Задача здравомыслящих — организация всей демократии.
— Важный ты стал, значительная персона, — вздохнул Дронов. — Нашел свою тропу… очевидно. А я вот все болтаюсь в своей петле. Покамест — широка, еще не давит. Однако беспокойно. «Ты на гору, а
черт —
за ногу». Тоська не отвечает на письма — в чем дело? Ведь — не бежала же? Не умерла?
— Брось, — небрежно махнув рукой, сказал Дронов. — Кому все это интересно? Жила одинокая, богатая вдова, ее
за это укокали, выморочное имущество поступило в казну, казна его продает, вот и все, и — к
черту!
— Из этой штуки можно сделать много различных вещей. Художник вырежет из нее и
черта и ангела. А, как видите, почтенное полено это уже загнило, лежа здесь. Но его еще можно сжечь в печи. Гниение — бесполезно и постыдно, горение дает некоторое количество тепла. Понятна аллегория? Я —
за то, чтоб одарить жизнь теплом и светом, чтоб раскалить ее.
— Я уже сказал. Теперь он, как видишь, законодательствует, отечество любит. И уже не
за пазухи, не под юбки руку запускает, а — в карман отечества: занят организацией банков, пассажирское пароходство на Волге объединяет, участвует в комиссии водного строительства. Н-да,
черт… Деятель!
— Смеетесь? Вам — хорошо, а меня вот сейчас Муромская загоняла в союз Михаила Архангела — Россию спасать, — к
черту! Михаил Архангел этот — патрон полиции, — вы знаете? А меня полиция то и дело штрафует —
за голубей, санитарию и вообще.
— Передавили друг друга. Страшная штука. Вы — видели?
Черт… Расползаются с поля люди и оставляют
за собой трупы. Заметили вы: пожарные едут с колоколами, едут и — звонят! Я говорю: «Подвязать надо, нехорошо!» Отвечает: «Нельзя». Идиоты с колокольчиками… Вообще, я скажу…