Неточные совпадения
Народ расходился,
полицейские возились еще с утопленницей, кто-то крикнул про контору… Раскольников смотрел на все с странным ощущением равнодушия и безучастия. Ему стало противно. «Нет, гадко… вода… не стоит, — бормотал он про себя. — Ничего не будет, — прибавил он, — нечего ждать. Что это, контора… А зачем
Заметов не в конторе? Контора в десятом часу отперта…» Он оборотился спиной к перилам и поглядел кругом себя.
Среди этих домов люди, лошади,
полицейские были мельче и незначительнее, чем в провинции, были тише и покорнее. Что-то рыбье, ныряющее
заметил в них Клим, казалось, что все они судорожно искали, как бы поскорее вынырнуть из глубокого канала, полного водяной пылью и запахом гниющего дерева. Небольшими группами люди останавливались на секунды под фонарями, показывая друг другу из-под черных шляп и зонтиков желтые пятна своих физиономий.
В передних и девичьих, в селах и
полицейских застенках схоронены целые мартирологи страшных злодейств, воспоминание об них бродит в душе и поколениями назревает в кровавую, беспощадную
месть, которую предупредить легко, а остановить вряд возможно ли будет.
Я сел на место частного пристава и взял первую бумагу, лежавшую на столе, — билет на похороны дворового человека князя Гагарина и медицинское свидетельство, что он умер по всем правилам науки. Я взял другую —
полицейский устав. Я пробежал его и нашел в нем статью, в которой сказано: «Всякий арестованный имеет право через три дня после ареста узнать причину оного и быть выпущен». Эту статью я себе
заметил.
Месяца через полтора я
заметил, что жизнь моего Квазимодо шла плохо, он был подавлен горем, дурно правил корректуру, не оканчивал своей статьи «о перелетных птицах» и был мрачно рассеян; иногда мне казались его глаза заплаканными. Это продолжалось недолго. Раз, возвращаясь домой через Золотые ворота, я увидел мальчиков и лавочников, бегущих на погост церкви;
полицейские суетились. Пошел и я.
Я снова писал к г. Шултгесу о получении денег и могу вас
смело уверить, что ни моя мать, ни я, ни подозрительный ребенок не имеем ни малейшего желания, после всех
полицейских неприятностей, возвращаться в Цюрих. С этой стороны нет ни тени опасности.
Озабоченно расхаживало начальство, бегали
полицейские, и,
заметив их, рабочие медленно расходились или, оставаясь на местах, прекращали разговор, молча глядя в озлобленные, раздраженные лица.
На словах-то он все тебе по пальцам перечтет, почнет это в разные хитрости
полицейские пускаться, и такую-то,
мол, он штуку соорудит, и так-то он бездельника кругом обведет, — а как приступит к делу, — и краснеет-то, и бледнеет-то, весь и смешался.
В это же время был какой-то концерт в рядом стоящем здании дворянского собрания, и
полицейский офицер,
заметив кучку народа, собравшуюся у церкви, прислал верхового жандарма с приказанием разойтись.
— Но насколько, — говорю, —
смею позволить себе судить о вас по нашему мимолетному знакомству и по вашим искренним словам, — вам, вероятно, учительские занятия были бы гораздо сроднее, чем обязанности
полицейской службы?
Люди, имеющие служебное, деловое отношение к чужому страданию, например судьи,
полицейские, врачи, с течением времени, в силу привычки, закаляются до такой степени, что хотели бы, да не могут относиться к своим клиентам иначе как формально; с этой стороны они ничем не отличаются от мужика, который на задворках режет баранов и телят и не
замечает крови.
— Вот что? Ну, в самом деле прекрасная выдумка! Я всегда
замечал в этом Дерикуре необычайные способности; однако ж не говорите ничего нашим молодым людям; рубиться с неприятелем, брать батареи — это их дело; а всякая хитрость, как бы умно она ни была придумана, кажется им недостойною храброго офицера. Чего доброго, пожалуй, они скажут, что за эту прекрасную выдумку надобно произвесть Дерикура в
полицейские комиссары.
— Косы ей драли мало, девице этой, — говорит Лутонин и вслед за этим сообщает мне: — Ловлю будто я карасей в пруде, вдруг —
полицейский: «Стой, как ты
смеешь?» Бежать некуда, нырнул я в воду и — проснулся…
— Ну-с, а тут уж что ж, приехали домой и говорят Алексею Никитичу: «А ты, сын мой, говорят, выходишь дурак, что
смел свою мать обманывать, да еще
полицейского ярыжку, квартального приводил», и с этим велели укладываться и уехали.
Да и, кроме того, в отчете министра внутренних дел за 1855 год, в то время, когда в литературе никто не
смел заикнуться о полиции, прямо выводилось следующее заключение из фактов
полицейского управления за тот год: «Настоящая картина указывает на необходимость некоторых преобразований в
полицейской части, тем более что бывают случаи, когда полиция затрудняется в своих действиях по причине невозможности применить к действительности некоторые предписываемые ей правила.
— Я, — говорил он, — ловко спать могу. То есть, он мог спать сидя на лавочке, так, чтобы этого не
заметил sergent de ville. [
полицейский — франц.]
— Ос-сади назад! Р-р-разойдись! Я не понимаю, господа, что т-тут вы нашли любопытного? Ровно ничего. Господин… убедительно прошу… А еще, кажется, интеллигентный человек, в котелке… Что-с? А вот я тебе покажу
полицейский произвол-с. Михальчук,
заметить этого. Эй, мальчишка, куда лезешь. Я-ть!..
Полицейские не
посмели войти к архиерею в дом, и разбойник остался у него ночевать.
Она бесцеремонно тыкала на них указательным пальцем, поясняя, что «это,
мол, дураки-постепеновцы, а этот — порядочный господин, потому что „из наших“, а тот — подлец и шпион, потому что пишет в газете, которая „ругает наших“, а кто наших ругает, те все подлецы, мерзавцы и шпионы; а вот эти двое — дрянные пошляки и тупоумные глупцы, потому что они оба поэты, стишонки сочиняют; а этот профессор тоже дрянной пошляк, затем что держится политико-экономических принципов; а тот совсем подлец и негодяй, так как он читает что-то такое о
полицейских и уголовных законах, в духе вменяемости, тогда как вообще вся идея вменяемости есть подлость, и самый принцип права, в сущности, нелепость, да и вся-то юриспруденция вообще самая рабская наука и потому вовсе не наука, и дураки те, кто ею занимаются!»
— Я напишу сейчас же маленькую записочку к светлейшему, а вы отправьтесь с нею к нему в канцелярию, дождитесь его выхода к просителям и тогда вручите ему лично. Я напишу, что прошу освободить вас от
полицейского надзора на мои поруки, и даже прибавлю, что вы поступаете в военную службу. Это ему будет приятно, — с улыбкой
заметил, в скобках, Почебут-Коржимский. — Вы передайте его светлости от меня, что я сам заеду к нему сегодня, если позволят дела службы. Прошу садиться.
В эту самую минуту, к счастию
заметив особенное движение толпы, налетел на нее какой-то
полицейский майор верхом и двое жандармов.
В Париже и после тогдашнего якобы либерального Петербурга жилось, в общем, очень легко. Мы, иностранцы, и в Латинском квартале не
замечали никакого надзора. По отелям и меблировкам ходили каждую неделю «инспекторы» полиции записывать имена постояльцев; но паспорта ни у кого не спрашивали, никогда ни одного из нас не позвали к
полицейскому комиссару, никогда мы не
замечали, что нас выслеживают. Ничего подобного!
Хотя я с детства говорил по-немецки, в Дерпте учился и сдавал экзамен на этом языке, много переводил — и все-таки никогда ничего не писал и не печатал по-немецки. Моя речь появилась в каком-то венском листке. В ней я-с австрийской точки — высказывался достаточно
смело, но
полицейский комиссар, сидевший тут, ни меня, никаких других ораторов не останавливал.
— Об этом я уже читал в нескольких газетах, —
заметил де Моньян, — пощипывая свою бороду, — там все было подробно описано и по обыкновению даже с прикрасами… дело это само по себе не представляет особой важности, высшее наказание, к которому вас может приговорить суд исправительной полиции, это трехмесячное тюремное заключение, но есть надежда выйти с небольшим наказанием, доказав, что
полицейский комиссар сам был виноват, раздражив вас своею грубостью и оскорблением России.
Полицейский чиновник.
Смею спросить, вы госпожа Виталина, Софья Андреевна?
— Странно-то, странно, —
заметила Мадлен, — но я все же думаю, что ты преувеличиваешь опасность… Если даже это был
полицейский сыщик, то нет основания после первого же его визита бежать без оглядки.
Полицейский чиновник. Не
смею не верить, сударыня, но дела не делаются на словах. Кстати (указывая на письменный стол), здесь все готово для писания… Две-три строчки, и я более вас беспокоить не буду.
Пароход и баржа шли без всяких приключений. Наступил восьмой день плавания. Причалили к последней перед Томском станции — Нарыму. Нарым — это маленький заштатный городишко Томской губернии. Он лежит в котловине, в полуверсте от берега реки Томи. С реки его трудно было бы и
заметить, если бы колокольни двух церквей, да деревянная
полицейская каланча не обличали его существования.
Волей-неволей Николай Герасимович принужден был остановить лошадей, чтобы не задавить рьяного
полицейского, но крикнул ему, чтобы он не
смел трогать его лошадей.
Странно все, что здесь делается! От меня прячут какую-то тайну…
Замечаю что-то необыкновенное между Мухоморовыми и Натали. Особенно вчерашний вечер доказал мне это… Сейчас приходил
полицейский с какими-то секретными розысками; Софья Андреевна необыкновенно смущена… Что бы ни было, а я обязана помогать Мухоморову. Унижена, презренна… мщение! мщение!
«Нет, нельзя мне самому ему подать прошение, это слишком
смело!» Несмотря на то, он всё так же отчаянно пробивался вперед, и из-за спин передних ему мелькнуло пустое пространство с устланным красным сукном ходом; но в это время толпа заколебалась назад (спереди
полицейские отталкивали надвинувшихся слишком близко к шествию; государь проходил из дворца в Успенский собор), и Петя неожиданно получил в бок такой удар по ребрам, и так был придавлен, что вдруг в глазах его всё помутилось, и он потерял сознание.
К полиции Вишневский имел врожденную и непобедимую ненависть, и ни один
полицейский не
смел отважиться войти к нему во двор, не рискуя натерпеться всяческих обид, если только попадется на глаза Степану Ивановичу.
Сказано, что хорошо стараться ни в чем не уважать суду, да як же таки, помилуйте меня, я, малый
полицейский чин, который только с певчими курс кончил, и вдруг я
смею не уважать университанта, председателя того самого велегласного судилища, которое приветствовано с такой радостью!