Неточные совпадения
И теперь, во время разлива, Лена, говорят, доходит до города и
заливает отчасти окрестные
поля.
Пели, говорили, кричали,
заливали пивом и водкой
пол — в зале дым коромыслом!
В этот же единственный раз в моей жизни я нашел красноустиков в августе месяце не на пашне и не в
поле, а приметил их в поздние сумерки, летающих взад и вперед и вьющихся по берегам
заливов, в верху пруда.
И точно: холодный ветер пронизывает нас насквозь, и мы пожимаемся, несмотря на то, что небо безоблачно и солнце
заливает блеском окрестные пеньки и побелевшую прошлогоднюю отаву, сквозь которую чуть-чуть пробиваются тощие свежие травинки. Вот вам и радошный май. Прежде в это время скотина была уж сыта в
поле, леса стонали птичьим гомоном, воздух был тих, влажен и нагрет. Выйдешь, бывало, на балкон — так и обдает тебя душистым паром распустившейся березы или смолистым запахом сосны и ели.
В забаву и ему иногда
зальют в рот косушку и хохочут, когда он, с пресекшимся дыханием, упадет чуть не без памяти на
пол...
Ветер, казавшийся слабым в
поле, здесь был весьма силен и порывист; мост качало, и волны, с шумом ударяясь о бревна и разрезаясь на якорях и канатах,
заливали доски.
Жизнь вообще казалась мне бессвязной, нелепой, в ней было слишком много явно глупого. Вот мы перестраиваем лавки, а весною половодье затопит их, выпятит
полы, исковеркает наружные двери; спадет вода — загниют балки. Из года в год на протяжении десятилетий вода
заливает ярмарку, портит здания, мостовые; эти ежегодные потопы приносят огромные убытки людям, и все знают, что потопы эти не устранятся сами собою.
— А чтобы
пол кровью не
залить, не отмоешь ведь кровь-то, скоблить надо
пол, а это ему жалко.
Пескам ехали,
полям ехали, лесам-горам ехали. Морям плыли, заливам-праливам плыли, рекам плыли, озерам не плыли…
На
полу кухни дымились поленья дров, горела лучина, лежали кирпичи, в черном жерле печи было пусто, как выметено. Нащупав в дыму ведро воды, я
залил огонь на
полу и стал швырять поленья обратно в печь.
В доме Мамиловых, тоже с раннего утра, происходили хлопоты: натирали воском
полы, выбивали мебель,
заливали маслом кенкетки [Кенкетки — род канделябра.], вставляли в люстру свечи, официант раскладывался в особо отведенной комнате с своею посудою.
С семи часов палату
заливал яркий дневной свет, проходивший в громадные окна, и становилось так светло, как в
поле, и белые стены, постели, начищенные медные тазы и
полы — все блестело и сверкало в этом свете.
Озеро тихо спало. Ни одним звуком не приветствовало оно
полета моей Зорьки, и лишь писк молодого кулика нарушал гробовое безмолвие неподвижного великана. Солнце гляделось в него, как в большое зеркало, и
заливало всю его ширь от моей дороги до далекого берега ослепительным светом. Ослепленным глазам казалось, что не от солнца, а от озера берет свой свет природа.
Теперь каждому шагу тевтонского нашествия предшествовали кровопролитные бои с доблестным бельгийским войском. С оружием в руках встречали они насильников. Началась неравная борьба: маленький бельгийский народ,
заливая свои мирные
поля кровью, всячески старался приостановить дерзкий наплыв огромной тевтонской орды.
Солнце показывается из-за облаков и
заливает лес,
поле и наших путников греющим светом. Темная, грозная туча ушла уже далеко и унесла с собою грозу. Воздух становится тепел и пахуч. Пахнет черемухой, медовой кашкой и ландышами.
В ваших книгах я взбирался на вершины Эльборуса и Монблана и видел оттуда, как по утрам восходило солнце и как по вечерам
заливало оно небо, океан и горные вершины багряным золотом; я видел оттуда, как надо мной, рассекая тучи, сверкали молнии; я видел зеленые леса,
поля, реки, озера, города, слышал пение сирен и игру пастушеских свирелей, осязал крылья прекрасных дьяволов, прилетавших ко мне беседовать о боге…
В самом деле, огненный столб поднимался против окошек, народ бежал на пожарище. Но огнегасительная помощь оказалась уже ненужною: крупный град забарабанил по крыше, вслед затем
полил дождь как из ушата, так что, думалось мне, готов был затопить нас; он и
залил огонь. Гроза стала утихать, гром ослабевал, только по временам слышалось еще ворчанье его. Казалось, разгневанный громовержец был удовлетворен проявлением своего могущества.
Вечером сидит командир один: полстакана чаю,
пол — рома. Мушки перепархивают. Тишина кругом. Будто старушку огуречным рассолом
залило. В задумчивости он пришел, в полсвиста походный марш высвистывает. Таракан через мизинный перстень рысью перебежал, — что оно по пензенским приметам означает: чирий на лопатке вскочит альбо денежное письмо получать? Тьфу, до чего мамаша голову задурила!
Осип, вероятно, не ожидал подобного вопроса. Густой румянец
залил его лицо. Он молчал и глядел в
пол.