Неточные совпадения
После восьми или десяти совещаний полномочные объявили, что им пора ехать в Едо. По некоторым вопросам они просили отсрочки, опираясь на то, что у них скончался государь, что новый сиогун очень молод и потому ему предстоит сначала показать в глазах народа уважение к старым
законам, а не сразу нарушать их и уже впоследствии как будто уступить
необходимости. Далее нужно ему, говорили они, собрать на совет всех своих удельных князей, а их шестьдесят человек.
К этим людям он, ближе узнав их, причислил и тех развращенных, испорченных людей, которых новая школа называет преступным типом и существование которых в обществе признается главным доказательством
необходимости уголовного
закона и наказания.
Нет фатальной
необходимости, нет непреложных экономических
законов, эти
законы имеют лишь преходящее историческое значение.
Когда учат о
необходимости прогресса, о
законе прогресса, то совершают ложную объективацию творческих актов человека.
Церковная жизнь есть жизнь в порядке свободы и благодати, лишь мирская жизнь есть жизнь в порядке
необходимости и
закона.
Свобода и
необходимость, благодать и
закон сплелись в исторической действительности, два царства проникали друг в друга и смешивались.
Бытие заболело: все стало временным, т. е. исчезающим и возникающим, умирающим и рождающимся; все стало пространственным, т. е. ограниченным и отчужденным в своих частях, тесным и далеким; стало материальным, т. е. тяжелым, подчиненным
необходимости; все стало ограниченным и относительным, подчиненным
законам логики.
Соблазнительность же этого соединения — в возможном смешении
необходимости с свободой,
закона с благодатью.
Стены нашей тюрьмы, все эти гносеологические категории, давящая нас пространственность, временность,
необходимость,
закон тождества воздвигнуты нашим грехом, нашей виной перед Смыслом мира, изменой Отцу.
«Христианское государство» есть смешение Нового Завета с Ветхим, благодати с
законом, свободы с
необходимостью.
Но религиозный смысл мирового процесса в том и заключается, что свобода побеждает
необходимость, благодать побеждает
закон, мир сверхприродный побеждает мир природный.
Слишком ведь ясно для религиозного сознания, что церковь как порядок свободы и благодати не может подчиниться государству и порядку
необходимости и
закона и не может сама стать государством, т. е. жизнью по принуждению и
закону.
Это будет преодолением и отменой всякой
необходимости, всякого
закона, связанного с грехом, всякой государственности, т. е. окончательным откровением Божьего творения.
Абсолютный центр и смысл бытия был потерян еще раньше; этого центра и смысла не было в ложном объективизме, капитулировавшем перед
необходимостью, преклонившимся пред
законом природы вместо
закона Божьего, подменившим бытие призрачной феноменальностью.
Необходимость испытать силы заставляет делать усилия — это
закон общий, естественный.
Не потому должен быть наказан преступник, что этого требует безопасность общества или величие
закона, но потому, что об этом вопиет сама злая воля, служащая источником содеянного преступления. Она сама настаивает на
необходимости наказания, ибо в противном случае она не совершила бы всегоестественного круга, который обязывается совершить!
Что должен я ощутить при виде этой благоговейной оторопи, если б даже в голове моей и вполне созрела потрясательная решимость агитировать страну по вопросу о
необходимости ясного
закона о потравах?
Из различных уст подавались различные мнения: как же теперь быть с этим чертом? Исправник полагал отослать его прямо в таком виде, как он есть, к губернатору, и опирался в этом на
закон о чудовищах и уродцах: но всеобщее любопытство страшно восставало против этого решения и изобретало всякие доводы для убеждения исправника в
необходимости немедленно же разоблачить демона и тем удовлетворить всеобщее нетерпеливое и жгучее любопытство.
Для покорения христианству диких народов, которые нас не трогают и на угнетение которых мы ничем не вызваны, мы, вместо того чтобы прежде всего оставить их в покое, а в случае
необходимости или желания сближения с ними воздействовать на них только христианским к ним отношением, христианским учением, доказанным истинными христианскими делами терпения, смирения, воздержания, чистоты, братства, любви, мы, вместо этого, начинаем с того, что, устраивая среди них новые рынки для нашей торговли, имеющие целью одну нашу выгоду, захватываем их землю, т. е. грабим их, продаем им вино, табак, опиум, т. е. развращаем их и устанавливаем среди них наши порядки, обучаем их насилию и всем приемам его, т. е. следованию одному животному
закону борьбы, ниже которого не может спуститься человек, делаем всё то, что нужно для того, чтобы скрыть от них всё, что есть в нас христианского.
«Правило государственной
необходимости, говорят они, может заставить изменить
закону бога тех, которые ради житейских выгод стараются согласить несогласимое, но для христианина, который истинно верит тому, что следование учению Христа дает ему спасение, правило это не может иметь никакого значения».
«Одно из первых предписаний вечного
закона, написанного в совести всех людей, — говорит аббат Дефурни, — есть запрещение отнятия жизни своего ближнего, пролития крови (без достаточной причины, не будучи принужденным к тому
необходимостью); это одно из тех предписаний, которое глубже всех других врезано в сердце человеческом…
Противоречия эти выражаются и в экономических и государственных отношениях, но резче всего это противоречие в сознании людьми христианского
закона братства людей и
необходимости, в которую ставит всех людей общая воинская повинность, каждому быть готовым к вражде, к убийству, — каждому быть в одно и то же время христианином и гладиатором.
Патриархальные религии обоготворяли семьи, роды, народы; государственные религии обоготворяли царей и государства. Даже и теперь большая часть малообразованных людей, как наши крестьяне, называющие царя земным богом, подчиняются
законам общественным не по разумному сознанию их
необходимости, не потому, что они имеют понятие об идее государства, а по религиозному чувству.
Освобождение происходит вследствие того, что, во-первых, христианин признает
закон любви, открытый ему его учителем, совершенно достаточным для отношений людских и потому считает всякое насилие излишним и беззаконным, и, во-вторых, вследствие того, что те лишения, страдания, угрозы страданий и лишений, которыми общественный человек приводится к
необходимости повиновения, для христианина, при его ином понимании жизни, представляются только неизбежными условиями существования, которые он, не борясь против них насилием, терпеливо переносит, как болезни, голод и всякие другие бедствия, но которые никак не могут служить руководством его поступков.
Тот восторженный разговор, который я вел о
необходимости покоряться
законам даже в том случае, если мы признаем, что
закон для нас не писан — разве это не перифраза того же самого «Гром победы раздавайся», за нераспевание которого я так незаслуженно оскорблен названием преступника?
Долинский утратил всякую способность к какому бы то ни было анализу и брал все на веру, во всем видел
закон неотразимой таинственной
необходимости и не взывал более ни к своему разуму, ни к воле.
Погибель субъекта исходит здесь не от нравственного
закона, а от случая, который, однако, находит себе объяснение и оправдание в примиряющей мысли, что смерть — всеобщая
необходимость.
Он легкомысленно перебегает от одного признака к другому; он упоминает и о географических границах, и о расовых отличиях, и о равной для всех обязательности
законов, и о присяге, и об окраинах, и о
необходимости обязательного употребления в присутственных местах русского языка, и о господствующей религии, и об армии и флотах, и, в конце концов, все-таки сводит вопрос к Грацианову.
В науке истина, облеченная не в вещественное тело, а в логический организм, живая архитектоникой диалектического развития, а не эпопеей временного бытия; в ней
закон — мысль исторгнутая, спасенная от бурь существования, от возмущений внешних и случайных; в ней раздается симфония сфер небесных, и каждый звук ее имеет в себе вечность, потому что в нем была
необходимость, потому что случайный стон временного не достигает так высоко.
Природа есть именно существование идеи в многоразличии; единство, понятое древними, была
необходимость, фатум, тайная, миродержавная сила, неотразимая для земли и для Олимпа; так природа подчинена
законам необходимым, которых ключ в ней, но не для нее.
Понял народ, что
закон жизни не в том, чтобы возвысить одного из семьи и, питая его волею своей, — его разумом жить, но в том истинный
закон, чтобы всем подняться к высоте, каждому своими глазами осмотреть пути жизни, — день сознания народом
необходимости равенства людей и был днём рождества Христова!
Привыкая ко всем воинским упражнениям, они в то же самое время слушают и нравоучение, которое доказывает им
необходимость гражданского порядка и
законов; исполняя справедливую волю благоразумных Начальников, сами приобретают нужные для доброго Начальника свойства; переводя Записки Юлия Цесаря, Монтекукулли или Фридриха, переводят они и лучшие места из Расиновых трагедий, которые раскрывают в душе чувствительность; читая Историю войны, читают Историю и государств и человека; восхищаясь славою Тюрена, восхищаются и добродетелию Сократа; привыкают к грому страшных орудий смерти и пленяются гармониею нежнейшего Искусства; узнают и быстрые воинские марши, и живописную игру телодвижений, которая, выражая действие музыки, образует приятную наружность человека.
Монархиня отрицает ее
необходимость в спокойное царствование
законов, и кроткая Философия торжествует над жестоким обыкновением веков (209–212).
Премудрая чувствует
необходимость особенных
законов для градских жителей, для определения их прав и выгод (393), для одобрения их промышленности и трудолюбия.
Он был несчастлив во всех предприятиях — Она во всем счастлива; он с каждым шагом вперед — отступал назад — Она беспрерывными шагами текла к своему великому предмету; писала уставы на мраморе, неизгладимыми буквами; творила вовремя и потому для вечности, и потому никогда дел Своих не переделывала — и потому народ Российский верил
необходимости Ее
законов, непременных, подобно
законам мира.
«Оно есть не что иное как спокойствие духа, происходящее от безопасности, и право делать все дозволяемое
законами (38,39); а
законы не должны запрещать ничего, кроме вредного для общества; они должны быть столь изящны, столь ясны, чтобы всякий мог чувствовать их
необходимость для всех граждан; и в сем-то единственно состоит возможное равенство гражданское! (34) Законодатель сообразуется с духом народа; мы всего лучше делаем то, что делаем свободно и следуя природной нашей склонности.
Означив таким образом свойство и действие
законов, Монархиня требует от их сочинителя ясности в слоге, убедительной силы, доказательств пользы; они не терпят никаких излишних тонкостей ума, будучи писаны для всего народа; они суть не логические хитрости, но простое и здравое суждение отца, пекущегося о детях и домашних своих; язык их есть язык добродетели и благости; слог их совершен не высокопарностью, не витийством, но чистотою, благородством,
необходимостью каждого слова.
Ссылкою на эти слова мы и заключим нашу статью, пожалевши еще раз, что сатира екатерининского века не находила возможности развивать свои обличения из этих простых положений — о вреде личного произвола и о
необходимости для благ общества «общей силы
закона», которою бы всякий равно мог пользоваться.
Нужно, чтобы в судах не было произвола, чтобы
законы не были достоянием одной касты, а строго и равно охраняли права каждого: тогда и Кривосуд поймет
необходимость науки.
В Москве Кольцов опять отдохнул душою среди своих старых друзей и с ужасом думал о возвращении в Воронеж. «Если бы вы знали, — писал он в Петербург к Белинскому, — как не хочется мне ехать домой: так холодом и обдает при мысли ехать туда, а надо ехать —
необходимость, железный
закон». Поэтому он и по окончании дел еще несколько времени жил в Москве и радостно встретил с друзьями новый, 1841, год. Через год он грустно вспоминает об этом в стихотворении на новый, 1842, год...
Единая истинная религия не содержит в себе ничего, кроме
законов, то есть таких нравственных начал, безусловную
необходимость которых мы можем сами сознать и исследовать и которые мы сознаем нашим разумом.
Трудно найти в наше время человека, который за самые большие выгоды, деньги или даже для того, чтобы избавиться от самой большой беды, решился бы убить беззащитного человека. А между тем при смертных казнях самые кроткие, миролюбивые люди признают
необходимость убийства людей и участвуют в них составлением
законов, судами, военной службой. Отчего это? Оттого, что люди эти подпали суеверию о том, что одни люди могут распоряжаться жизнями других людей.
Тем, что для άπειρον полагается πέρας и из укона создается меон, установляется и различение свободы и
необходимости: отрицательная свобода пустоты связывается гранями бытия, которые образуют для него
закон, как внутреннюю
необходимость.
Но оно есть дело человеческой свободы, ставшей произволом и решительно противоставшей
закону жизни,
необходимости.
Мы эти силы называем
законами природы, случайностью,
необходимостью.
— Менять — значит подчиняться только
необходимости и новому
закону, которого раньше вы не знали. Только нарушая
закон, вы ставите волю выше. Докажите, что Бог сам подчинен своим
законам, то есть, попросту говоря, не может свершить чуда, — и завтра ваша бритая обезьяна останется в одиночестве, а церкви пойдут под манежи. Чудо, Вандергуд, чудо — вот что еще держит людей на этой проклятой земле!
Мировой порядок, мировое единство, мировая гармония связана с
законами логики,
законами природы,
законами государства, с властью «общего», с властью
необходимости.
Он не действует на
необходимость, в
необходимости и через
необходимость Он не действует в
законах природы и
законах государства.
Но верно обратное: именно этот эмпирический, объективированный мир есть царство общего, царство
закона, царство
необходимости, царство принуждения универсальными началами всего индивидуального и личного, иной же духовный мир есть царство индивидуального, единичного, личного, царство свободы.
Не будет детерминированности, не будет
необходимости, не будет давящих
законов.