Неточные совпадения
Вот многочисленная кучка человеческого семейства, которая ловко убегает от ферулы
цивилизации, осмеливаясь жить своим умом, своими уставами, которая упрямо отвергает дружбу, религию и торговлю чужеземцев, смеется над нашими попытками просветить ее и внутренние, произвольные
законы своего муравейника противоставит и естественному, и народному, и всяким европейским правам, и всякой неправде.
Но сейчас я остро сознаю, что, в сущности, сочувствую всем великим бунтам истории — бунту Лютера, бунту разума просвещения против авторитета, бунту «природы» у Руссо, бунту французской революции, бунту идеализма против власти объекта, бунту Маркса против капитализма, бунту Белинского против мирового духа и мировой гармонии, анархическому бунту Бакунина, бунту Л. Толстого против истории и
цивилизации, бунту Ницше против разума и морали, бунту Ибсена против общества, и самое христианство я понимаю как бунт против мира и его
закона.
Обычно романтизм считают восстанием природы вообще, человеческой природы с ее страстями и эмоциями против разума, против нормы и
закона, против вечных и общеобязательных начал
цивилизации и человеческого общежития.
Теократия Достоевского противоположна «буржуазной»
цивилизации, противоположна всякому государству, в ней обличается неправда внешнего
закона (очень русский мотив, который был даже у К. Леонтьева), в нее входит русский христианский анархизм и русский христианский социализм (Достоевский прямо говорит о православном социализме).
Тут мы не сговоримся с западноевропейскими людьми, закованными в законническую
цивилизацию, особенно не сговоримся с официальными католиками, превратившими христианство в религию
закона.
Я ведь отрицаю значение так называемых великих успехов
цивилизации: учреждения,
законы — это все только обуздывает зло, а добра создать не может ни один гений; эта планета исправительный дом, и ее условия неудобны для общего благоденствия.
Наблюдая этих позабытых историей людей, эту живую иллюстрацию железного
закона вымирания слабейших
цивилизаций под напором и давлением сильнейших, я испытывал самое тяжелое, гнетущее чувство, которое охватывало душу мертвящей тоской.
У человека, задавленного условностью
цивилизации, её порабощающими нормами и
законами, есть жажда периодически возвращаться к первожизни, к космической жизни, обрести не только общение, но и слияние с космической жизнью, приобщиться к её тайне, найти в этом радость и экстаз.
Так же порабощает человека добро
цивилизации, добро, превращенное в
закон и социализированное, обслуживающее социальную обыденность.
Под властью
закона живет человеческое общество, строит свои царства и
цивилизации.
Романтики бежали от условности, лживости, детерминированности
цивилизации с ее давящими нормами и
законами — к «природе», в которой видели свободу, правдивость, творящую силу, уходящую в бесконечность.
С высот Кремля, — да, это Кремль, да — я дам им
законы справедливости, я покажу им значение истинной
цивилизации, я заставлю поколения бояр с любовью поминать имя своего завоевателя.
Одни рабочие, огромное большинство их, держатся по привычке прежнего церковного лжехристианского учения, не веря уже в него, а веря только в древнее «око за око» и основанное на нем государственное устройство; другая же часть, каковы все тронутые
цивилизацией рабочие (особенно в Европе), хотя и отрицают всякую религию, бессознательно в глубине души верят, верят в древний
закон «око за око» и, следуя этому
закону, когда не могут иначе, ненавидя существующее устройство, подчиняются; когда же могут иначе, то самыми разнообразными насильническими средствами стараются уничтожить насилие.