Неточные совпадения
Прекрасны вы, брега Тавриды,
Когда вас видишь с корабля
При свете утренней Киприды,
Как вас впервой увидел я;
Вы мне предстали в блеске брачном:
На небе синем и прозрачном
Сияли груды ваших гор,
Долин, деревьев, сёл узор
Разостлан был передо мною.
А там, меж хижинок татар…
Какой во мне проснулся жар!
Какой волшебною тоскою
Стеснялась пламенная грудь!
Но, муза!
прошлое забудь.
Ее
прошлое не забыто, и она нимало не заботится о том, чтоб его
забыли.
Потом этот дьявол заражает человека болезненными пороками, а истерзав его, долго держит в позоре старости, все еще не угашая в нем жажду любви, не лишая памяти о
прошлом, об искорках счастья, на минуты, обманно сверкавших пред ним, не позволяя
забыть о пережитом горе, мучая завистью к радостям юных.
На человека иногда нисходят редкие и краткие задумчивые мгновения, когда ему кажется, что он переживает в другой раз когда-то и где-то прожитой момент. Во сне ли он видел происходящее перед ним явление, жил ли когда-нибудь прежде, да
забыл, но он видит: те же лица сидят около него, какие сидели тогда, те же слова были произнесены уже однажды: воображение бессильно перенести опять туда, память не воскрешает
прошлого и наводит раздумье.
Он
забыл свои сомнения, тревоги, синие письма, обрыв, бросился к столу и написал коротенький нежный ответ, отослал его к Вере, а сам погрузился в какие-то хаотические ощущения страсти. Веры не было перед глазами; сосредоточенное, напряженное наблюдение за ней раздробилось в мечты или обращалось к
прошлому, уже испытанному. Он от мечтаний бросался к пытливому исканию «ключей» к ее тайнам.
— Некогда; вот в
прошлом месяце попались мне два немецких тома — Фукидид и Тацит. Немцы и того и другого чуть наизнанку не выворотили. Знаешь, и у меня терпения не хватило уследить за мелочью. Я зарылся, — а ей, говорит она, «тошно смотреть на меня»! Вот хоть бы ты зашел. Спасибо, еще француз Шарль не
забывает… Болтун веселый — ей и не скучно!
Слушая его, я совершенно перенесся в то далекое
прошлое и
забыл, что нахожусь на Тадушу.
Кстати, чуть не
забыл: так ты, Александр, исполнишь мою просьбу бывать у нас, твоих добрых приятелей, которые всегда рады тебя видеть, бывать так же часто, как в
прошлые месяцы?
— Вот тебе на!
Прошлое, что ли, вспомнил! Так я, мой друг, давно уж все
забыла. Ведь ты мой муж; чай, в церкви обвенчаны… Был ты виноват передо мною, крепко виноват — это точно; но в последнее время, слава Богу, жили мы мирнехонько… Ни ты меня, ни я тебя… Не я ли тебе Овсецово заложить позволила… а?
забыл? И вперед так будет. Коли какая случится нужда — прикажу, и будет исполнено. Ну-ка, ну-ка, думай скорее!
Так долгое время думал и я,
забывая о своем личном
прошлом.
Прошлый год, так как-то около лета, да чуть ли не на самый день моего патрона, приехали ко мне в гости (нужно вам сказать, любезные читатели, что земляки мои, дай Бог им здоровья, не
забывают старика.
Полуянов пил одну рюмку водки за другой с жадностью наголодавшегося человека и быстро захмелел. Воспоминания
прошлого величия были так живы, что он совсем
забыл о скромном настоящем и страшно рассердился, когда Прохоров заметил, что поп Макар, хотя и виноват кругом, но согнуть его в бараний рог все-таки трудно.
Любовь Андреевна(глядит в окно на сад). О, мое детство, чистота моя! В этой детской я спала, глядела отсюда на сад, счастье просыпалось вместе со мною каждое утро, и тогда он был точно таким, ничто не изменилось. (Смеется от радости.) Весь, весь белый! О сад мой! После темной ненастной осени и холодной зимы опять ты молод, полон счастья, ангелы небесные не покинули тебя… Если бы снять с груди и с плеч моих тяжелый камень, если бы я могла
забыть мое
прошлое!
Уходя в
прошлое, они
забывали обо мне. Голоса и речи их звучат негромко и так ладно, что иногда кажется, точно они песню поют, невеселую песню о болезнях, пожарах, избиении людей, о нечаянных смертях и ловких мошенничествах, о юродивых Христа ради, о сердитых господах.
В
прошлом лете я не брал в руки удочки, и хотя настоящая весна так сильно подействовала на меня новыми и чудными своими явлениями — прилетом птицы и возрождением к жизни всей природы, — что я почти
забывал об уженье, но тогда, уже успокоенный от волнений, пресыщенный, так сказать, тревожными впечатлениями, я вспомнил и обратился с новым жаром к страстно любимой мною охоте, и чем ближе подходил я к пруду, тем нетерпеливее хотелось мне закинуть удочку.
— И, ангел мой, что прощаться, далекий ли путь! На тебя хоть ветер подует; смотри, какая ты бледненькая. Ах! да ведь я и
забыла (все-то я
забываю!) — ладонку я тебе кончила; молитву зашила в нее, ангел мой; монашенка из Киева научила
прошлого года; пригодная молитва; еще давеча зашила. Надень, Наташа. Авось господь бог тебе здоровья пошлет. Одна ты у нас.
Там я найду ту милую causerie, [беседу (франц.)] полную неуловимых petits riens, [безделиц (франц.)] которая, не прибавляя ничего существенного к моему благополучию, тем не менее разливает известный bien etre [благостный покой (франц.)] во всем моем существе и помогает мне хоть на время
забыть, что я не более, как печальный осколок сороковых годов, живущий воспоминанием
прошлых лучших дней и тщетно усиливающийся примкнуть к настоящему, с его «шумом» и его «crudites». [грубостью (франц.)]
Не веселая, я вам доложу, эта жизнь, по той причине, что и говорить будто совсем
забыл, и работать не хочется, а как вспомнишь
прошлое, так и теперь бы, пожалуй, хоть мало-мальски так пожил.
Но, кроме того, годы, проведенные в деревне, полезны и в том отношении, что они дают время
забыть его лакейское
прошлое.
— Зачем! Зачем! — повторил Перстень, начиная терять терпение, — затем, что я там
прошлого года орехи грыз, скорлупу
забыл!
Он воображает, что ради его храбрости я могу его помиловать и что будущие его заслуги заставят
забыть его
прошлые преступления.
— Да и поляки-то, брат, не скоро его
забудут, — сказал стрелец, ударив рукой по своей сабле. — Я сам был в Москве и поработал этой дурою, когда в
прошлом марте месяце, помнится, в день святого угодника Хрисанфа, князь Пожарский принялся колотить этих незваных гостей. То-то была свалка!.. Мы сделали на Лубянке, кругом церкви Введения божией матери, засеку и ровно двое суток отгрызались от супостатов…
Сатин. Брось их! И
забудь о каретах дедушки… в карете
прошлого — никуда не уедешь…
Через минуту Зинаида Федоровна уже не помнила про фокус, который устроили духи, и со смехом рассказывала, как она на
прошлой неделе заказала себе почтовой бумаги, но
забыла сообщить свой новый адрес и магазин послал бумагу на старую квартиру к мужу, который должен был заплатить по счету двенадцать рублей. И вдруг она остановила свой взгляд на Поле и пристально посмотрела на нее. При этом она покраснела и смутилась до такой степени, что заговорила о чем-то другом.
— Василий Иванович! — перервал вполголоса Двинской, — вы, верно, не
забыли, что в
прошлом месяце, когда неприятель делал вылазку…
Эти немногие строки я прошу вас, как благородного человека, сохранить в совершенной тайне и
забыть меня навсегда; нас разделяет теперь много пропастей, и я хотела только поблагодарить вас за
прошлое, которого никогда не
забуду».
— Благодарю, бла-го-дарю, вин-но-ват! — шепелявит князь (мы
забыли сказать, что он немного шепелявит, но и это делает как будто по моде). — Ви-но-ват! и представьте себе, еще
прошлого года непре-менно хотел сюда ехать, — прибавляет он, лорнируя комнату. — Да напугали: тут, говорят, хо-ле-ра была.
Под старость, до которой Крылушкин дожил в этом же самом домике, леча больных, пересушивая свои травы и читая духовные книги, его совсем
забыли попрекать женою, и был для всех он просто: «Сила Иваныч Крылушкин», без всякого
прошлого. Все ему кланялись, в лавках ему подавали стул, все верили, что он «святой человек, божий».
Он вспоминал
прошлое,
забывая править лодкой, повернутой волнением и плывшей куда-то в море.
А нет свидетелей, следовательно, все шито да крыто, можно
забыть, выйти замуж, пожалуй, за Скалозуба, а на
прошлое смотреть…
Забыли мы, что женщина Христа родила и на Голгофу покорно проводила его;
забыли, что она мать всех святых и прекрасных людей
прошлого, и в подлой жадности нашей потеряли цену женщине, обращаем её в утеху для себя да в домашнее животное для работы; оттого она и не родит больше спасителей жизни, а только уродцев сеет в ней, плодя слабость нашу.
— Бьюсь об заклад, что он у вас платка носового просил, — сказала Марья Никитишна, —
прошлый раз он тоже
забыл.
После того, что произошло у меня за чаем и потом внизу, для меня стало ясно, что наше «семейное счастье», о котором мы стали уже
забывать в эти последние два года, в силу каких-то ничтожных, бессмысленных причин возобновлялось опять, и что ни я, ни жена не могли уже остановиться, и что завтра или послезавтра вслед за взрывом ненависти, как я мог судить по опыту
прошлых лет, должно будет произойти что-нибудь отвратительное, что перевернет весь порядок нашей жизни.
Так было, например, у немцев в начале
прошлого столетия, когда хотели заставить их
забыть за разными потехами кровавые передряги предшествовавшего времени...
Разумеется, приезд последовал вследствие приглашения самих Болдухиных, сделанного еще
прошлого года, которое считали несбыточным и о котором почти
забыли.
— Ты не могла ее, моя милая,
забыть, — возразил Аполлос Михайлыч, — потому что ты только
прошлого года изучила ее в Москве. Впрочем, застенчивость в этом отношении, mon ange [мой ангел (франц.).], даже смешна.
Бывало, в ночь глухую,
Тая в груди отвагу злую,
Летим на тройке вороных,
Потешно сердцу удалых!
Мы, мразный ветр в себя вдыхая,
О
прошлом вовсе
забывая,
Поем, и свищем, и стрелой
Летим над снежной глубиной.
Нужно было проехать от станции верст тридцать, и Вера тоже поддалась обаянию степи,
забыла о
прошлом и думала только о том, как здесь просторно, как свободно; ей, здоровой, умной, красивой, молодой — ей было только 23 года — недоставало до сих пор в жизни именно только этого простора и свободы.
Пора
забыть эту несчастную борьбу между братьями. Между нами нет победителя. Польша и Россия подавлены общим врагом. Жертвы, мученики — и те отворачиваются от
прошлого, равно печального для них и для нас. Ссылаюсь, как вы, на вашего друга, на великого поэта Мицкевича.
Без малого пять лет выжил я с ними, под начальством блаженного старца, и открыл мне Господь разум Писания, разверз умные силы и сподобил
забыть все, все
прошлое… сподобил… простить обидчику…
— Я прошу вас
забыть все
прошлое, — трудно дыша, смущенным, но решительным тоном начал Бейгуш. — Я виноват пред общим делом… виноват тем, что допустил себя увлечься своим личным чувством, но… теперь я приехал сказать вам, что с этой минуты я по-прежнему ваш… весь ваш!..
Забудьте и протяните мне честно вашу руку!
«Этот помягче будет, скорей Меркулова даст отсрочку, — подумал Марко Данилыч. — Он же, поди, не
забыл, как мы в
прошлом году кантовали с ним на ярманке, и ужинали, бывало, вместе, и по реке катались, разок согрешили — в театр съездили. Обласкан был он у меня… Даст, чай, вздохнуть, согласится на маленькую отсрочку!.. Ох, вынеси, Господи!» — сказал он сам про себя, взлезая на палубу.
— Да вам бы, почтеннейший Дмитрий Петрович, ей-Богу, не грешно было по-дружески со мной обойтись, — мягко и вкрадчиво заговорил Смолокуров. — Хоть попомнили бы, как мы с вами в
прошлом году дружелюбно жили здесь, у Макарья. Опять же ввек не
забуду я вашей милости, как вы меня от больших убытков избавили, — помните, показали в Рыбном трактире письмо из Петербурга. Завсегда помню выше благодеяние и во всякое время желаю заслужить…
—
Забыл, что ли, как он в
прошлом году два раза обидел тебя — здесь да у Макарья в ярманке? — говорил Абрам Силыч. — Не сам ли ты говорил, что твоей ноги у него в дому никогда не будет? А теперь вдруг ехать туда.
— Не Самоквасов ли Петр? Как величать по отчеству —
забыл, — сказал Патап Максимыч. — Петр-то он, Петр, — в
прошлом году на Петров день в Комарове мы именины его справляли. И Марко Данилыч с нами был тогда.
А здесь, в Казани, в Рыбнорядском трактире третьего дня виделся с Петром Степанычем Самоквасовым — может, не
забыла, тот самый, что в
прошлом году у матери Манефы в обители с нами на Петров день кантовал, а после того у Макарья нас с Дорониными в косной по реке катал.
Как я и ожидал, он совершенно
забыл свое истинное происхождение: все мои напоминания о нашем
прошлом он считает шуткой, иногда смеется, но чаще обиженно хмурится, так как очень религиозен, и даже шуточное сопоставление его с «рогатым» чертом кажется ему оскорбительным, — он сам убежден теперь, что черти рогаты.
Человек сам себе не может простить греха и низости, он не в силах
забыть злого
прошлого.
— А за тебя нет? — Она опять подошла к кровати и стала у ног. — Помни, Вася, — заговорила она с дрожью нахлынувших сдержанных рыданий, — помни… Ты уж предал меня… Бог тебя знает, изменил ты мне или нет; но душа твоя, вот эта самая душа, про которую жалуешься, что я не могу ее понять… Помни и то, что я тебе сказала в
прошлом году там, у нас, у памятника, на обрыве, когда решилась пойти с тобой…
Забыл небось?.. Всегда так, всегда так бывает! Мужчина разве может любить, как мы любим?!
О том
прошлом, какое было до ее поступления в учительницы, она уже отвыкла вспоминать — и почти все
забыла.