Неточные совпадения
Городничий. Да, и тоже над каждой кроватью надписать по-латыни или на другом каком языке… это уж по вашей части, Христиан Иванович, — всякую
болезнь: когда кто
заболел, которого дня и числа… Нехорошо, что у вас больные такой крепкий табак курят, что всегда расчихаешься, когда войдешь. Да и лучше, если б их было меньше: тотчас отнесут к дурному смотрению или к неискусству врача.
— Прокурор
заболел.
Болезнь — весьма полезна, когда она позволяет уклониться от некоторых неприятностей, — из них исключается смерть, освобождающая уже от всех неприятностей, минус — адовы мучения.
— Ах, оставь! Ты не понимаешь. Тут не должно быть
болезней,
болей, ничего грязного…
«Макаров говорил, что донжуан — не распутник, а — искатель неведомых, неиспытанных ощущений и что такой же страстью к поискам неиспытанного, вероятно,
болеют многие женщины, например — Жорж Занд, — размышлял Самгин. — Макаров, впрочем, не называл эту страсть
болезнью, а Туробоев назвал ее «духовным вампиризмом». Макаров говорил, что женщина полусознательно стремится раскрыть мужчину до последней черты, чтоб понять источник его власти над нею, понять, чем он победил ее в древности?»
Татьяна Марковна была с ней ласкова, а Марья Егоровна Викентьева бросила на нее, среди разговора, два, три загадочных взгляда, как будто допрашиваясь: что с ней? отчего эта
боль без
болезни? что это она не пришла вчера к обеду, а появилась на минуту и потом ушла, а за ней пошел Тушин, и они ходили целый час в сумерки!.. И так далее.
От Крицкой узнали о продолжительной прогулке Райского с Верой накануне семейного праздника. После этого Вера объявлена была больною,
заболела и сама Татьяна Марковна, дом был назаперти, никого не принимали. Райский ходил как угорелый, бегая от всех; доктора неопределенно говорили о
болезни…
Больной и без сил, лежа в версиловской комнате, которую они отвели для меня, я с
болью сознавал, на какой низкой степени бессилия я находился: валялась на постели какая-то соломинка, а не человек, и не по
болезни только, — и как мне это было обидно!
По приходе в Англию забылись и страшные, и опасные минуты, головная и зубная
боли прошли, благодаря неожиданно хорошей для тамошнего климата погоде, и мы, прожив там два месяца, пустились далее. Я забыл и думать о своем намерении воротиться, хотя адмирал, узнав о моей
болезни, соглашался было отпустить меня. Вперед, дальше манило новое. Там, в заманчивой дали, было тепло и ревматизмы неведомы.
Вскоре после этого я
заболел перемежающейся лихорадкой, а после
болезни меня отдали в большой пансион «пана Рыхлинского», где уже учился мой старший брат.
Стабровский действительно перерыл всю литературу о нервных
болезнях и модной наследственности, и чем больше читал, тем больше приходил в отчаяние. Он в своем отцовском эгоизме дошел до того, что точно был рад, когда Устенька серьезно
заболела тифом, будто от этого могло быть легче его Диде. Потом он опомнился, устыдился и старался выкупить свою несправедливость усиленным вниманием к больной.
В один из моментов мистической диалектики, в момент распри Творца и творения, бытие
заболело тяжкой
болезнью, которая имеет свое последовательное течение, свои уже хронологические моменты.
Как мне пришлось убедиться в мое короткое пребывание на острове, в этиологии этой
болезни играет главную роль простуда,
заболевают работающие в холодную и сырую погоду в тайге и ночующие под открытым небом.
Игра в штос туманит головы, как дурман, и каторжный, проигрывая пищу и одежду, не чувствует голода и холода и, когда его секут, не чувствует
боли, и, как это ни странно, даже во время такой работы, как нагрузка, когда баржа с углем стучит бортом о пароход, плещут волны и люди зеленеют от морской
болезни, в барже происходит игра в карты, и деловой разговор мешается с картежным: «Отваливай!
Холодная у нас была весна, у меня
болело горло — платчишка не было чем повязать шеи, — бог помиловал,
болезнь миновалась…
К особенностям Родиона Потапыча принадлежало и то, что он сам никогда не хворал и в других не признавал
болезней, считая их притворством, то есть такие
болезни, как головная
боль, лихоманка, горячка, «сердце схватило», «весь не могу» и т. д.
В середине покоса Наташка разнемоглась своею бабьею
болезнью: все
болит.
Бедный Михайло тоже несколько разбит, только разница в том, что он был под пулями, а я в крепости начал чувствовать
боль, от которой сделалось растяжение жилы, и хроническая эта
болезнь идет своим ходом. Вылечиваться я и не думаю, а только разными охлаждающими средствами чиню ее, как говаривал некогда наш знаменитый Пешель.
Марья Николаевна почти выздоровела, когда мы свиделись, но это оживление к вечеру исчезло — она, бедная, все хворает: физические
боли действуют на душевное расположение, а душевные тревоги усиливают
болезнь в свою очередь. Изменилась она мало, но гораздо слабее прежнего.
Продолжая фланировать в новой маске, он внимательно прислушивался к частым жалобам недовольных порочными наклонностями общества,
болел перед ними гражданскою
болезнью и сносил свои скорби к Райнеру, у которого тотчас же после его приезда в Петербург водворилась на жительстве целая импровизованная семья.
Аркаша Шкарин
заболел не опасной, но все-таки венерической
болезнью, и он стал на целых три месяца предметом поклонения всего старшего возраста (тогда еще не было рот).
— Конечно, мы сами мало в этом понимаем, но господа тут на похоронах разговаривали: ножки ведь у них от ран изволили
болеть, и сколько они тоже лечили эту
болезнь, почесть я каждую неделю в город за лекарством для них от этого ездил!..
«Завален работою, а в собрание, однако, едет!» — подумала Клеопатра Петровна и от такого невнимания Вихрова даже
заболела. Катишь Прыхина, узнав об ее
болезни, немедленно прискакала утешать ее, но Клеопатра Петровна и слушать ее не хотела: она рыдала, металась по постели и все выговаривала подруге...
— Вы посмотрите, какой ужас! Кучка глупых людей, защищая свою пагубную власть над народом, бьет, душит, давит всех. Растет одичание, жестокость становится законом жизни — подумайте! Одни бьют и звереют от безнаказанности,
заболевают сладострастной жаждой истязаний — отвратительной
болезнью рабов, которым дана свобода проявлять всю силу рабьих чувств и скотских привычек. Другие отравляются местью, третьи, забитые до отупения, становятся немы и слепы. Народ развращают, весь народ!
Да, эпилепсия — душевная
болезнь —
боль. Медленная, сладкая
боль — укус — и чтобы еще глубже, еще больнее. И вот, медленно — солнце. Не наше, не это голубовато-хрустальное и равномерное сквозь стеклянные кирпичи — нет: дикое, несущееся, опаляющее солнце — долой все с себя — все в мелкие клочья.
Заболеет кто-нибудь проказой (тогда и
болезней других не было, кроме проказы):"Ах, несите его поскорее на гноище!"
Разбитая надежда на литературу и неудавшаяся попытка начать службу, — этих двух ударов, которыми оприветствовал Калиновича Петербург, было слишком достаточно, чтобы, соединившись с климатом, свалить его с ног: он
заболел нервной горячкой, и первое время
болезни, когда был почти в беспамятстве, ему было еще как-то легче, но с возвращением сознания душевное его состояние стало доходить по временам до пределов невыносимой тоски.
— Слава богу, никакой
болезни нет. А твое недомогание — вещь простая и легко объяснимая: просто маленькое растяжение мускулов. Бывает оно у всех людей, которые занимаются напряженной физической работой, а потом ее оставляют на долгое время и снова начинают. Эти
боли знакомы очень многим: всадникам, гребцам, грузчикам и особенно циркачам. Цирковые люди называют ее корруптурой или даже колупотурой.
В этот год свирепствовали в Москве заразные
болезни, особенно на окраинах и по трущобам. В ночлежках и притонах Хитровки и Аржановки то и дело
заболевали то брюшным, то сыпным тифом, скарлатиной и рожей.
Когда я стал поправляться,
заболел у меня ребенок скарлатиной. Лечили его А.П. Чехов и А.И. Владимиров. Только поправился он —
заболела сыпным тифом няня. Эти
болезни были принесены мной из трущоб и моими хитрованцами.
Дня через три вдруг я вижу в этой газете заметку «Средство от холеры» — по цензурным условиям ни о Донской области, ни о корреспонденте «Русских ведомостей» не упоминалось, а было напечатано, что «редактор журнала „Спорт“ В.А. Гиляровский
заболел холерой и вылечился калмыцким средством: на лошади сделал десять верст галопа по скаковому кругу — и
болезнь как рукой сняло».
Он был смущен и тяжело обеспокоен ее сегодняшним напряженным молчанием, и, хотя она ссылалась на головную
боль от морской
болезни, он чувствовал за ее словами какое-то горе или тайну. Днем он не приставал к ней с расспросами, думая, что время само покажет и объяснит. Но и теперь, когда он не перешел еще от сна к пошлой мудрости жизни, он безошибочно, где-то в самых темных глубинах души, почувствовал, что сейчас произойдет нечто грубое, страшное, не повторяющееся никогда вторично в жизни.
Я брезгливо не любил несчастий,
болезней, жалоб; когда я видел жестокое — кровь, побои, даже словесное издевательство над человеком, — это вызывало у меня органическое отвращение; оно быстро перерождалось в какое-то холодное бешенство, и я сам дрался, как зверь, после чего мне становилось стыдно до
боли.
Дома меня встретили как именинника, женщины заставили подробно рассказать, как доктор лечил меня, что он говорил, — слушали и ахали, сладостно причмокивая, морщась. Удивлял меня этот их напряженный интерес к
болезням, к
боли и ко всему неприятному!
Слышал от отца Виталия, что барыню Воеводину в Воргород повезли,
заболела насмерть турецкой
болезнью, называется — Баязетова. От
болезни этой глаза лопаются и помирает человек, ничем она неизлечима. Отец Виталий сказал — вот она, женская жадность, к чему ведёт».
Потом я пробовал заняться лечением перебродских жителей. В моем распоряжении были: касторовое масло, карболка, борная кислота, йод. Но тут, помимо моих скудных сведений, я наткнулся на полную невозможность ставить диагнозы, потому что признаки
болезни у всех моих пациентов были всегда одни и те же: «в сере́дине
болит» и «ни есть, ни пить не можу».
— Значит, и раньше, еще до моей
болезни, ты тоже могла, но только не хотела оставаться со мною один на один… Ах, Олеся, если бы ты знала, какую ты причинила мне
боль… Я так ждал, так ждал каждый вечер, что ты опять пойдешь со мною… А ты, бывало, всегда такая невнимательная, скучная, сердитая… О, как ты меня мучила, Олеся!..
Тогда, совершенно изнуренный
болезнью, я еле-еле бродил по комнате с
болью и слабостью в коленях; при каждом более сильном движении кровь приливала горячей волной к голове и застилала мраком все предметы перед моими глазами.
— Все
болезни бывают от огорчений, — уверяла она совершенно серьезно. — Уж это верно… Как у человека неприятность, так он и
заболевает. Я это знаю по себе.
Боль есть представление о
боли, и к тому же без
болезней не проживешь на этом свете, все помрем, а потому ступай, баба, прочь, не мешай мне мыслить и водку пить.
— Это продолжалось почти два года, и вот девушка
заболела; он бросил работу, перестал заниматься делами организации, наделал долгов и, избегая встреч с товарищами, ходил около ее квартиры или сидел у постели ее, наблюдая, как она сгорает, становясь с каждым днем всё прозрачнее, и как всё ярче пылает в глазах ее огонь
болезни.
— И мы поехали, ничего не ожидая, кроме хорошей удачи. Мой отец был сильный человек, опытный рыбак, но незадолго перед этим он хворал —
болела грудь, и пальцы рук у него были испорчены ревматизмом —
болезнь рыбаков.
Он и людей тех особенно любит, о которых знает, что они
болеют теми же
болезнями, которыми
болеет он сам.
Иванов (после паузы). Лишние люди, лишние слова, необходимость отвечать на глупые вопросы — всё это, доктор утомило меня до
болезни. Я стал раздражителен, вспыльчив, резок, мелочен до того, что не узнаю себя. По целым дням у меня голова
болит, бессонница, шум в ушах… А деваться положительно некуда… Положительно…
Бабушка не могла уехать из Петербурга в Протозаново так скоро, как она хотела, — ее удержала
болезнь детей. Отец мой, стоя на крыльце при проводах Функендорфов, простудился и
заболел корью, которая от него перешла к дяде Якову. Это продержало княгиню в Петербурге около месяца. В течение этого времени она не получала здесь от дочери ни одного известия, потому что письма по уговору должны были посылаться в Протозаново. Как только дети выздоровели, княгиня, к величайшему своему удовольствию, тотчас же уехала.
Речь шла об опасности, потере, опасениях, чьей-то
боли,
болезни; о том, что «надо точно узнать».
Потеря ожидаемого ребенка,
болезнь жены, связанное с этим расстройство жизни и, главное, присутствие тещи, приехавшей тотчас же, как
заболела Лиза, — всё это сделало для Евгения год этот еще более тяжелым.
Обладал он и еще одним редким свойством: как есть люди, которые никогда не знали головной
боли, так он не знал, что такое страх. И когда другие боялись, относился к этому без осуждения, но и без особенного сочувствия, как к довольно распространенной
болезни, которою сам, однако, ни разу не хворал. Товарищей своих, особенно Васю Каширина, он жалел; но это была холодная, почти официальная жалость, которой не чужды были, вероятно, и некоторые из судей.
— У тебя, тетка, а также у твоих ребят «дурная
боль». Опасная, страшная
болезнь. Вам всем сейчас же нужно начинать лечиться и лечиться долго.
Мигрень, как известно, интересная
болезнь — и не без причины: от бездействия кровь остается вся в средних органах, приливает к мозгу; нервная система и без того уже раздражительна от всеобщего ослабления в организме; неизбежное следствие всего этого — продолжительные головные
боли и разного рода нервические расстройства; что делать? и
болезнь интересна, чуть не завидна, когда она следствие того образа жизни, который нам нравится.
Но и на этом еще суждено было не кончиться злоключениям Бенни. Непосредственно вслед за этою встрепкою он
заболел очень серьезною
болезнью и дошел до того крайнего обнищания, в котором тянул уже все последующее время, пока его, по иску полковника Сверчкова и портного мастера Федора Андреева Степанова, посадили за долг в триста шестьдесят девять рублей в долговую тюрьму, а из той перевели в тюрьму политическую.