Прелестный вид, представившийся глазам его, был общий, губернский, форменный: плохо выкрашенная каланча, с подвижным полицейским солдатом наверху, первая бросилась в глаза; собор древней постройки виднелся из-за длинного и, разумеется,
желтого здания присутственных мест, воздвигнутого в известном штиле; потом две-три приходские церкви, из которых каждая представляла две-три эпохи архитектуры: древние византийские стены украшались греческим порталом, или готическими окнами, или тем и другим вместе; потом дом губернатора с сенями, украшенными жандармом и двумя-тремя просителями из бородачей; наконец, обывательские дома, совершенно те же, как во всех наших городах, с чахоточными колоннами, прилепленными к самой стене, с мезонином, не обитаемым зимою от итальянского окна во всю стену, с флигелем, закопченным, в котором помещается дворня, с конюшней, в которой хранятся лошади; дома эти, как водится, были куплены вежливыми кавалерами на дамские имена; немного наискось тянулся гостиный двор, белый снаружи, темный внутри, вечно сырой и холодный; в нем можно было все найти — коленкоры, кисеи, пиконеты, — все, кроме того, что нужно купить.
Неточные совпадения
Когда он вышел из дома на площадь, впечатление пустоты исчезло, сквозь тьму и окаменевшие в ней деревья Летнего сада видно было тусклое пятно белого
здания,
желтые пятна огней за Невой.
Наискось, почти напротив дома Самгиных, каменщики разрушали старое, казарменного вида двухэтажное
здание, с маленькими, угрюмыми окнами, когда-то окрашенное
желтой краской...
О. П. Киреева была знакома с нашей семьей, и часто ее маленькая дочка Леля бывала у нас, и мы с женой бывали в ее маленькой квартирке в третьем этаже промозглого грязно-желтого
здания, под самой каланчой.
Это было низкое деревянное
здание с мезонином, выкрашенное
желтою краской; фронтон составляли толстые белые колонны, как строились при Александре I.
Вот налево от входа в железные ворота — каменное двухэтажное
здание, грязно-желтое и облупленное, построенное пятьдесят лет назад в николаевском солдатском стиле.
Это было длинное одноэтажное
здание, окрашенное
желтой краской.
Вода тоже сера и холодна; течение ее незаметно; кажется, что она застыла, уснула вместе с пустыми домами, рядами лавок, окрашенных в грязно-желтый цвет. Когда сквозь облака смотрит белесое солнце, все вокруг немножко посветлеет, вода отражает серую ткань неба, — наша лодка висит в воздухе между двух небес; каменные
здания тоже приподнимаются и чуть заметно плывут к Волге, Оке. Вокруг лодки качаются разбитые бочки, ящики, корзины, щепа и солома, иногда мертвой змеей проплывет жердь или бревно.
Третья казарма — длинное, когда-то
желтое, грязное и закоптелое
здание, с побитыми в рамах стеклами, откуда валил пар… Голоса гудели внутри… Я отворил дверь. Удушливо-смрадный пар и шум голосов на минуту ошеломил меня, и я остановился в дверях.
Прошел уж и лед на Волге. Два-три легких пароходика пробежали вверх и вниз… На пристанях загудела рабочая сила… Луга и деревья зазеленели, и под яркими, приветливыми лучами животворного солнца даже сам вечно мрачный завод как-то повеселел, хотя грязный двор с грудами еще не успевшего стаять снега около забора и закоптевшими
зданиями все-таки производил неприятное впечатление на свежего человека… Завсегдатаям же завода и эта осторожная весна была счастьем. Эти
желтые, чахлые, суровые лица сияли порой…
Это было длинное,
желтого цвета, грязное и закопченное двухэтажное
здание с побитыми стеклами в рамах, откуда валил густой пар. Гуденье сотни голосов неслось на двор сквозь разбитые стекла.
За ними потянулись длинные
желтые и серые заборы, стали встречаться совсем ветхие избенки вместо богатых домов и вместе с тем колоссальные
здания под фабриками, уродливые, почерневшие, красные, с длинными трубами.
Половина тёмно-синего неба была густо засеяна звёздами, а другая, над полями, прикрыта сизой тучей. Вздрагивали зарницы, туча на секунду обливалась красноватым огнём. В трёх местах села лежали
жёлтые полосы света — у попа, в чайной и у лавочника Седова; все эти три светлые пятна выдвигали из тьмы тяжёлое
здание церкви, лишённое ясных форм. В реке блестело отражение Венеры и ещё каких-то крупных звёзд — только по этому и можно было узнать, где спряталась река.
Вот и больница —
желтое, громадное
здание, с черными рамами окон, отчего окна походили на темные угрюмые глаза. Вот и длиный коридор, и запах лекарств, и неопределенное чувство жути и тоски. Вот и палата и постель Сенисты…
Лондон положительно ошеломил его своей, несколько мрачной, подавляющей грандиозностью и движением на улицах толпы куда-то спешивших людей, деловитых, серьезных и с виду таких же неприветливых, как и эти прокоптелые серые
здания и как самая погода: серая, пронизывающая, туманная, заставляющая зажигать газ на улицах и в витринах магазинов чуть ли не с утра. Во все время пребывания в Лондоне Володя ни разу не видел солнца, а если и видел, то оно казалось
желтым пятном сквозь густую сетку дыма и тумана.
Шумит, бежит пароход… Вот на
желтых, сыпучих песках обширные слободы сливаются в одно непрерывное селенье… Дома все большие двухэтажные, за ними дымятся заводы, а дальше в густом желто-сером тумане виднеются огромные кирпичные
здания, над ними высятся церкви, часовни, минареты, китайские башенки… Реки больше не видать впереди — сплошь заставлена она несчетными рядами разновидных судов… Направо по горам и по скатам раскинулись сады и
здания большого старинного города.
Большая, узкая, длинная, похожая на светлый коридор комната, находившаяся в нижнем этаже коричневого
здания, выходила своими окнами в сад. Деревья, еще не обездоленные безжалостной рукой осени, стояли в их осеннем
желтом и красном уборе, за окнами комнаты. Серое небо глядело в столовую.
Блестели
желтые огоньки за решетчатыми окнами церквей. В открывавшиеся двери доносилось пение. Тянулись к притворам черные фигуры. Туда они шли, в каменные
здания с придавленными куполами, чтобы добыть там оправдание непонятной жизни и смысл для бессмысленного.
Наконец день суда настал. Николая Герасимовича усадили в знакомую уже ему
желтую карету и повезли в суд. По приезде в
здание суда, его отвели в помещение для арестованных.
В конце этой, постоянно скрадывающейся и исчезающей на горизонте черты, снова вдруг выступает на берегу тяжелое, очень старинное
здание, окруженное каменной стеной, из-за которой тяжело поднимается вверх
желтая колокольня, завершенная белым кирпичным куполом с проделанными в нем крошечными продолговатыми окошечками.
На тяжелом фоне его темные
здания казались светло-серыми, а две белые колонны у входа в какой-то сад, опустошенный осенью, были как две
желтые свечи над покойником.