Неточные совпадения
Чуть из ребятишек,
Глядь, и нет детей:
Царь возьмет мальчишек,
Барин — дочерей!
Одному уроду
Вековать
с семьей.
Славно
жить народу
На Руси святой!
Дом был большой, старинный, и Левин, хотя
жил один, но топил и занимал весь дом. Он знал, что это было глупо, знал, что это даже нехорошо и противно его теперешним новым планам, но дом этот был целый мир для Левина. Это был мир, в котором
жили и умерли его отец и мать. Они
жили тою жизнью, которая для Левина казалась идеалом всякого совершенства и которую он мечтал возобновить
с своею женой,
с своею
семьей.
Пожив в Москве, особенно в близости
с семьей, он чувствовал, что падает духом.
Не явилась тоже и одна тонная дама
с своею «перезрелою девой», дочерью, которые хотя и
проживали всего только недели
с две в нумерах у Амалии Ивановны, но несколько уже раз жаловались на шум и крик, подымавшийся из комнаты Мармеладовых, особенно когда покойник возвращался пьяный домой, о чем, конечно, стало уже известно Катерине Ивановне, через Амалию же Ивановну, когда та, бранясь
с Катериной Ивановной и грозясь прогнать всю
семью, кричала во все горло, что они беспокоят «благородных жильцов, которых ноги не стоят».
Вот у нас обвиняли было Теребьеву (вот что теперь в коммуне), что когда она вышла из
семьи и… отдалась, то написала матери и отцу, что не хочет
жить среди предрассудков и вступает в гражданский брак, и что будто бы это было слишком грубо,
с отцами-то, что можно было бы их пощадить, написать мягче.
Вон Варенц
семь лет
с мужем
прожила, двух детей бросила, разом отрезала мужу в письме: «Я сознала, что
с вами не могу быть счастлива.
— Случайно-с… Мне все кажется, что в вас есть что-то к моему подходящее… Да не беспокойтесь, я не надоедлив; и
с шулерами уживался, и князю Свирбею, моему дальнему родственнику и вельможе, не надоел, и об Рафаэлевой Мадонне госпоже Прилуковой в альбом сумел написать, и
с Марфой Петровной
семь лет безвыездно
проживал, и в доме Вяземского на Сенной в старину ночевывал, и на шаре
с Бергом, может быть, полечу.
— Давненько, лет семь-восемь, еще когда Таисья Романовна
с живописцем
жила. В одном доме
жили. Они — на чердаке, а я
с отцом в подвале.
— Одиннадцать лет
жила с ним. Венчаны. Тридцать
семь не
живу. Встретимся где-нибудь — чужой. Перед последней встречей девять лет не видала. Думала — умер. А он на Сухаревке, жуликов пирогами кормит. Эдакий-то… мастер, э-эх!
— Эх, Париж! Да-а! — следователь сожалительно покачал годовой. — Был я там студентом, затем, после свадьбы, ездил
с женой, целый месяц
жили. Жизнь-то, Клим Иванович, какова? Сначала — Париж, Флоренция, Венеция, а затем — двадцать
семь лет — здесь. Скучный городок, а?
Самгин отметил, что она говорит о муже тоном девицы из зажиточной мещанской
семьи, как будто она до замужества
жила в глухом уезде, по счастливому случаю вышла замуж за богатого интересного купца в губернию и вот благодарно,
с гордостью вспоминает о своей удаче. Он внимательно вслушивался: не звучит ли в словах ее скрытая ирония?
— А где немцы сору возьмут, — вдруг возразил Захар. — Вы поглядите-ка, как они
живут! Вся
семья целую неделю кость гложет. Сюртук
с плеч отца переходит на сына, а
с сына опять на отца. На жене и дочерях платьишки коротенькие: всё поджимают под себя ноги, как гусыни… Где им сору взять? У них нет этого вот, как у нас, чтоб в шкапах лежала по годам куча старого изношенного платья или набрался целый угол корок хлеба за зиму… У них и корка зря не валяется: наделают сухариков да
с пивом и выпьют!
— Надо Штольца спросить, как приедет, — продолжал Обломов, — кажется, тысяч
семь, восемь… худо не записывать! Так он теперь сажает меня на шесть! Ведь я
с голоду умру! Чем тут
жить?
В комнате, даже слишком небольшой, было человек
семь, а
с дамами человек десять. Дергачеву было двадцать пять лет, и он был женат. У жены была сестра и еще родственница; они тоже
жили у Дергачева. Комната была меблирована кое-как, впрочем достаточно, и даже было чисто. На стене висел литографированный портрет, но очень дешевый, а в углу образ без ризы, но
с горевшей лампадкой. Дергачев подошел ко мне, пожал руку и попросил садиться.
Тот, мужик, убил в минуту раздражения, и он разлучен
с женою,
с семьей,
с родными, закован в кандалы и
с бритой головой идет в каторгу, а этот сидит в прекрасной комнате на гауптвахте, ест хороший обед, пьет хорошее вино, читает книги и нынче-завтра будет выпущен и будет
жить попрежнему, только сделавшись особенно интересным.
Так
прожила Маслова
семь лет. За это время она переменила два дома и один раз была в больнице. На седьмом году ее пребывания в доме терпимости и на восьмом году после первого падения, когда ей было 26 лет,
с ней случилось то, за что ее посадили в острог и теперь вели на суд, после шести месяцев пребывания в тюрьме
с убийцами и воровками.
Почему в
семье, где только и может
жить женщина,
с самого рождения она поставлена в неволю?
— Пронзили-с. Прослезили меня и пронзили-с. Слишком наклонен чувствовать. Позвольте же отрекомендоваться вполне: моя
семья, мои две дочери и мой сын — мой помет-с. Умру я, кто-то их возлюбит-с? А пока
живу я, кто-то меня, скверненького, кроме них, возлюбит? Великое это дело устроил Господь для каждого человека в моем роде-с. Ибо надобно, чтоб и человека в моем роде мог хоть кто-нибудь возлюбить-с…
Но нашлись там как раз в то время и еще несколько мальчиков,
с которыми он и сошелся; одни из них
проживали на станции, другие по соседству — всего молодого народа от двенадцати до пятнадцати лет сошлось человек шесть или
семь, а из них двое случились и из нашего городка.
На Сяо-Кеме, в полутора километрах от моря,
жил старообрядец Иван Бортников
с семьей. Надо было видеть, какой испуг произвело на них наше появление! Схватив детей, женщины убежали в избу и заперлись на засовы. Когда мы проходили мимо, они испуганно выглядывали в окна и тотчас прятались, как только встречались
с кем-нибудь глазами. Пройдя еще
с полкилометра, мы стали биваком на берегу реки, в старой липовой роще.
В одной из них
жила старуха
с внучатами: мальчиком девяти и девочкой
семи лет.
Стрелки шли лениво и часто отдыхали. Незадолго до сумерек мы добрались до участка, носящего странное название Паровози. Откуда произошло это название, так я и не мог добиться. Здесь
жил старшина удэгейцев Сарл Кимунка со своей
семьей, состоящей из 7 мужчин и 4 женщин. В 1901 году он
с сотрудником Переселенческого управления Михайловым ходил вверх по Иману до Сихотэ-Алиня. В награду за это ему был отведен хуторской участок.
Я
жил с Витбергом в одном доме два года и после остался до самого отъезда постоянно в сношениях
с ним. Он не спас насущного куска хлеба;
семья его
жила в самой страшной бедности.
Семью его разорили, впрочем, сперва позаботились и о том, чтоб ее уменьшить: жена Сунгурова была схвачена
с двумя детьми и месяцев шесть
прожила в Пречистенской части; грудной ребенок там и умер.
Кроме описанных выше четырех теток, у меня было еще пять, которые
жили в дальних губерниях и
с которыми наша
семья не поддерживала почти никаких сношений.
С сыном одной из них, Поликсены Порфирьевны, выданной замуж в Оренбургскую губернию за башкирца Половникова, я познакомился довольно оригинальным образом.
На углу Остоженки и 1-го Зачатьевского переулка в первой половине прошлого века был большой одноэтажный дом, занятый весь трактиром Шустрова, который сам
с семьей жил в мезонине, а огромный чердак да еще пристройки на крыше были заняты голубятней, самой большой во всей Москве.
Мастеровые в будние дни начинали работы в шесть-семь часов утра и кончали в десять вечера. В мастерской портного Воздвиженского работало пятьдесят человек. Женатые
жили семьями в квартирах на дворе; а холостые
с мальчиками-учениками ночевали в мастерских, спали на верстаках и на полу, без всяких постелей: подушка — полено в головах или свои штаны, если еще не пропиты.
Дом был выстроен во второй половине XVIII века поэтом совместно
с братом генерал-поручиком А. М. Херасковым. Поэт Херасков
жил здесь
с семьей до самой своей смерти.
Дешерт был помещик и нам приходился как-то отдаленно сродни. В нашей
семье о нем ходили целые легенды, окружавшие это имя грозой и мраком. Говорили о страшных истязаниях, которым он подвергал крестьян. Детей у него было много, и они разделялись на любимых и нелюбимых. Последние
жили в людской, и, если попадались ему на глаза, он швырял их как собачонок. Жена его, существо бесповоротно забитое, могла только плакать тайком. Одна дочь, красивая девушка
с печальными глазами, сбежала из дому. Сын застрелился…
Впоследствии «простая» вера разлетелась, и в моем воображении вставала скромная могила:
жил, надеялся, стремился, страдал и умер
с мукой в душе за участь
семьи… Какое значение имеет теперь его жизнь, его стремления и его «преждевременная» честность?..
Выпитые две рюмки водки
с непривычки сильно подействовали на Галактиона. Он как-то вдруг почувствовал себя и тепло и легко, точно он всегда
жил в Заполье и попал в родную
семью. Все пили и ели, как в трактире, не обращая на хозяина никакого внимания. Ласковый старичок опять был около Галактиона и опять заглядывал ему в лицо своими выцветшими глазами.
Встреча
с Лиодором в Кунаре окончательно вырешила дело. Галактион дальше не мог оставаться у тестя. Он нанял себе небольшую квартирку за хлебным рынком и переехал туда
с семьей. Благодаря бубновскому конкурсу он мог теперь
прожить до открытия банка, когда Штофф обещал ему место члена правления
с жалованьем в пять тысяч.
Устенька Луковникова
жила сейчас у отца. Она простилась
с гостеприимным домом Стабровских еще в прошлом году. Ей очень тяжело было расставаться
с этою
семьей, но отец быстро старился и скучал без нее. Сцена прощания вышла самая трогательная, а мисс Дудль убежала к себе в комнату, заперлась на ключ и ни за что не хотела выйти.
Теперь я снова
жил с бабушкой, как на пароходе, и каждый вечер перед сном она рассказывала мне сказки или свою жизнь, тоже подобную сказке. А про деловую жизнь
семьи, — о выделе детей, о покупке дедом нового дома для себя, — она говорила посмеиваясь, отчужденно, как-то издали, точно соседка, а не вторая в доме по старшинству.
То, что мать не хочет
жить в своей
семье, всё выше поднимает ее в моих мечтах; мне кажется, что она
живет на постоялом дворе при большой дороге, у разбойников, которые грабят проезжих богачей и делят награбленное
с нищими.
В настоящее время на Сахалине мы имеем уже три уездных города, в которых
живут чиновники и офицеры
с семьями.
Те дербинцы, которые, отбыв каторгу до 1880 г., селились тут первые, вынесли на своих плечах тяжелое прошлое селения, обтерпелись и мало-помалу захватили лучшие места и куски, и те, которые прибыли из России
с деньгами и
семьями, такие
живут не бедно; 220 десятин земли и ежегодный улов рыбы в три тысячи пудов, показываемые в отчетах, очевидно, определяют экономическое положение только этих хозяев; остальные же жители, то есть больше половины Дербинского, голодны, оборваны и производят впечатление ненужных, лишних, не живущих и мешающих другим
жить.
[Считая, по Янсону, 49,8 или почти 50 рождений на 1000.] именно
семь тысяч
с прибавкою нескольких сотен
жило в колонии в 1889 г.
Изба разделяется сенями на две половины: налево
живут матросы, направо — офицер
с семьей.
Свободных я записывал только в тех случаях, если они принимали непосредственное участие в хозяйстве ссыльного, например, состояли
с ним в браке, законном или незаконном, и вообще принадлежали к
семье его или
проживали в его избе в качестве работника или жильца и т. п.
Лемм
прожил у него лет
семь в качестве капельмейстера и отошел от него
с пустыми руками: барин разорился, хотел дать ему на себя вексель, но впоследствии отказал ему и в этом, — словом, не заплатил ему ни копейки.
Парасковья Ивановна была почтенная старушка раскольничьего склада, очень строгая и домовитая. Детей у них не было, и старики
жили как-то особенно дружно, точно сироты, что иногда бывает
с бездетными парами. Высокая и плотная, Парасковья Ивановна сохранилась не по годам и держалась в сторонке от жен других заводских служащих. Она была из богатой купеческой
семьи с Мурмоса и крепко держалась своей старой веры.
После страды
семья Горбатых устроилась по-новому: в передней избе
жил Макар
с женой и ребятишками, а заднюю занял старик Тит
с женатым сыном Фролом да
с Пашкой.
Изба делилась сенями по-москалиному на две половины: в передней
жил сам старик со старухой и дочерью, а в задней — Терешка
с своей
семьей.
Тяжело мне быть без известий о
семье и о вас всех, — одно сердце может понять, чего ему это стоит; там я найду людей,
с которыми я также душою связан, — буду искать рассеяния в физических занятиях, если в них будет какая-нибудь цель; кроме этого, буду читать сколько возможно в комнате, где
живут, как говорят, тридцать человек.
Верная моя Annette строит надежды на свадьбу наследника, [
Семьи декабристов надеялись, что в связи со свадьбами своей дочери Марии (1839) и сына Александра (1841) Николай I облегчит участь сосланных; их надежды были обмануты.] писала ко мне об этом
с Гаюсом, моим родственником, который проехал в Омск по особым поручениям к Горчакову; сутки
прожил у меня.
Матвей мне говорил, что вы хотите участвовать в сборе для bon ami. [Добрый друг (франц.).] Когда-нибудь пришлите ваши 10 целковых. Я надеюсь к ним еще кой-что прибавить и все отправлю. Вероятно, он обратился и в Иркутск, хотя и там, при всех богатствах, мало наличности. Как это делается, не знаю. [В Иркутске
жили семьи С. Г. Волконского и
С. П. Трубецкого, получавшие от родных большие суммы. Все состоятельные декабристы много помогали неимущим товарищам и их
семьям.]
Собственные дела Лизы шли очень худо: всегдашние плохие лады в
семье Бахаревых, по возвращении их в Москву от Богатыревых, сменились сплошным разладом. Первый повод к этому разладу подала Лиза, не перебиравшаяся из Богородицкого до самого приезда своей
семьи в Москву. Это очень не понравилось отцу и матери, которые ожидали встретить ее дома. Пошли упреки
с одной стороны, резкие ответы
с другой, и кончилось тем, что Лиза, наконец, объявила желание вовсе не переходить домой и
жить отдельно.
С нею
жили три компаньонки, внучек, которого приготовлял к корпусу Помада, и внучка, девочка лет
семи.
Так, например, я рассказывал, что у меня в доме был пожар, что я выпрыгнул
с двумя детьми из окошка (то есть
с двумя куклами, которых держал в руках); или что на меня напали разбойники и я всех их победил; наконец, что в багровском саду есть пещера, в которой
живет Змей Горыныч о
семи головах, и что я намерен их отрубить.