Неточные совпадения
Меня невольно поразила способность
русского человека применяться к обычаям тех народов,
среди которых ему случается
жить; не знаю, достойно порицания или похвалы это свойство ума, только оно доказывает неимоверную его гибкость и присутствие этого ясного здравого смысла, который прощает зло везде, где видит его необходимость или невозможность его уничтожения.
Что же засим? — герой этой, долго утолявшей читателя повести умер, и умер, как
жил,
среди странных неожиданностей
русской жизни, так незаслуженно несущей покор в однообразии, — пора кончить и самую повесть с пожеланием всем ее прочитавшим — силы, терпения и любви к родине, с полным упованием, что пусть, по пословице «велика растет чужая земля своей похвальбой, а наша крепка станет своею хайкою».
Опера явилась еще в 1828 году, была хорошо принята публикой и довольно долго оставалась на сцене; цыганская песня «Мы
живем среди полей», весьма удачно написанная Загоскиным и положенная на музыку Верстовским, особенно нравилась и долго держалась, да и теперь еще держится в числе любимых песен московских цыган и
русских песельников.
В этих-то роскошных домах европейского города и
живут хозяева острова — голландцы и вообще все пребывающие здесь европейцы,
среди роскошного парка, зелень которого умеряет зной, в высокой, здоровой местности, окруженные всевозможным комфортом, приноровленным к экваториальному климату, массой туземцев-слуг, баснословно дешевых, напоминая своим несколько распущенным образом жизни и обстановкой плантаторов Южной Америки и, пожалуй, богатых бар крепостного времени, с той только разницей, что обращение их с малайцами, несмотря на презрительную высокомерность европейца к темной расе, несравненно гуманнее, и сцены жестокости, подобные тем, какие бывали в рабовладельческих штатах или в
русских помещичьих усадьбах былого времени, здесь немыслимы: во-первых, малайцы свободный народ, а во-вторых, в них развито чувство собственного достоинства, которое не перенесет позорных наказаний.
— Позвольте вам задать в свою очередь вопрос, господин полковник. Вы не забыли, что я
русский и что в
жилах моих течет настоящая славянская кровь?.. A
среди людей моего племени вообще, и
русских в особенности не было еще ни одного изменника и предателя, уверяю вас, и никакие угрозы и никакие награды не заставят меня сказать вам того, что вы так пламенно желали бы от меня услышат. Подвергайте меня хотя бы даже пытке, но я буду молчать.
К числу ближайших моих собратов и коллег принадлежал и покойный В.Д.Спасович, чрез которого я знакомился со многими постоянными жителями Петербурга из его единоплеменников. Две-три зимы я много бывал в польских домах, на обедах и вечерах, и находил всегда, что поляки и у нас, то есть
среди своих"завоевателей"и притеснителей, умеют
жить бойко, весело, гостеприимно — для тех
русских, кто с ними охотно сходится.
Какова бы ни была скудость корпоративного быта
среди русских по умственной части, все-таки же этот быт сделал то, что после погрома"Рутении"мы все могли собраться и образовать свободный кружок, без всякого письменного устава, и
прожили больше двух лет очень дружно.
Кроме Атенея — клуба лондонской интеллигенции, одним из роскошных и популярных считался Reform club с громким политическим прошедшим. Туда меня приглашали не раз. Все в нем, начиная с огромного атриума, было в стиле. Сервировка, ливреи прислуги, отделка салонов и читальни и столовых — все это первого сорта, с такой барственностью, что нашему брату,
русскому писателю, делалось даже немного жутко
среди этой обстановки. Так
живут только высочайшие особы во дворцах.
— Я маркиз Сансак де Траверсе, а не Савин, — начал
среди торжественной тишины, воцарившейся в зале суда, Николай Герасимович свое объяснение, — но должен признаться суду, что, действительно,
проживая долгое время во Франции под именем
русского офицера Николая Савина, был выдан французским правительством России и бежал от французских и прусских властей.
Она была, несомненно, тем идеалом «матушки-царицы», какой представляет себе
русский народ. До своего вступления на престол она
жила среди этого народа, радовалась его радостями и печалилась его горестями. После мрачных лет владычества «немца», как прозвал народ время управления Анны Иоанновны, и краткого правления Анны Леопольдовны императрица Елизавета Петровна, как сказал генерал Ганнибал, в лучах славы великого Петра появилась на
русском престоле, достигнув его по ступеням народной любви.
Последнее, не достигнув еще полудня, целым снопом блестящих лучей вырвалось в зеркальные окна Зимнего дворца и освещало ряд великолепных комнат, выходивших на площадь,
среди которой не возвышалась еще, как ныне, грандиозная колонна, так как тот, о которым напоминает она всем истинно
русским людям, наполняя их сердца благоговением, был
жив и царствовал на радость своим подданным и на удивление и поклонение освобожденной им Европы.