Неточные совпадения
—
Жил в этом доме старичишка умный, распутный и великий скаред. Безобразно скуп, а трижды в
год переводил
по тысяче рублей во Францию, в бретонский городок — вдове и дочери какого-то нотариуса. Иногда поручал переводы мне. Я спросила: «Роман?» — «Нет, говорит, только симпатия». Возможно, что не врал.
И без того Россия умерла бы когда-нибудь; народы, даже самые даровитые,
живут всего
по полторы, много
по две
тысячи лет; не все ли тут равно: две
тысячи или двести
лет?
— Балчуговские сами
по себе: ведь у них площадь в пятьдесят квадратных верст. На сто
лет хватит… Жирно будет, ежели бы им еще и Кедровскую дачу захватить: там четыреста
тысяч десятин… А какие места:
по Суходойке-реке,
по Ипатихе,
по Малиновке — везде золото. Все россыпи от Каленой горы пошли, значит, в ней
жилы объявляются… Там еще казенные разведки были под Маяковой сланью, на Филькиной гари, на Колпаковом поле, у Кедрового ключика. Одним словом, Палестина необъятная…
Егор Николаевич Бахарев, скончавшись на третий день после отъезда Лизы из Москвы, хотя и не сделал никакого основательного распоряжения в пользу Лизы, но, оставив все состояние во власть жены, он, однако, успел сунуть Абрамовне восемьсот рублей, с которыми старуха должна была ехать разыскивать бунтующуюся беглянку, а жену в самые последние минуты неожиданно прерванной жизни клятвенно обязал давать Лизе до ее выдела в
год по тысяче рублей, где бы она ни
жила и даже как бы ни вела себя.
Куда стремился Калинович — мы знаем, и, глядя на него, нельзя было не подумать, что богу еще ведомо, чья любовь стремительней: мальчика ли неопытного, бегущего с лихорадкой во всем теле, с пылающим лицом и с поэтически разбросанными кудрями на тайное свидание, или человека с солидно выстриженной и поседелой уже головой, который десятки
лет прожил без всякой уж любви в мелких служебных хлопотах и дрязгах, в ненавистных для души поклонах, в угнетении и наказании подчиненных, — человека, который
по опыту жизни узнал и оценил всю чарующую прелесть этих тайных свиданий, этого сродства душ, столь осмеянного практическими людьми, которые, однако, платят иногда сотни
тысяч, чтоб воскресить хоть фальшивую тень этого сердечного сродства с какой-нибудь не совсем свежей, немецкого или испанского происхождения, m-lle Миной.
Разве можно нам, людям, стоящим на пороге ужасающей
по бедственности и истребительности войны внутренних революций, перед которой, как говорят приготовители ее, ужасы 93
года будут игрушкой, говорить об опасности, которая угрожает нам от дагомейцев, зулусов и т. п., которые
живут за тридевять земель и не думают нападать на нас, и от тех нескольких
тысяч одуренных нами же и развращенных мошенников, воров и убийц, число которых не уменьшается от всех наших судов, тюрем и казней.
Явившийся тогда подрядчик, оренбургских казаков сотник Алексей Углицкий, обязался той соли заготовлять и ставить в оренбургский магазин четыре
года, на каждый
год по пятидесяти
тысяч пуд, а буде вознадобится, то и более, ценою
по 6 коп. за пуд, своим коштом, а сверх того в будущий 1754
год,
летом построить там своим же коштом,
по указанию от Инженерной команды, небольшую защиту оплотом с батареями для пушек, тут же сделать несколько покоев и казарм для гарнизону и провиантский магазин и на все
жилые покои в осеннее и зимнее время ставить дрова, а провиант, сколько б там войсковой команды ни случилось, возить туда из Оренбурга на своих подводах, что всё и учинено, и гарнизоном определена туда из Алексеевского пехотного полку одна рота в полном комплекте; а иногда
по случаям и более военных людей командируемо бывает, для которых, яко же и для работающих в добывании той соли людей (коих человек ста
по два и более бывает), имеется там церковь и священник с церковными служителями.
Я записан в шестую часть родословной книги своей губернии; получил в наследство
по разным прямым и боковым линиям около двух
тысяч душ крестьян; учился когда-то и в России и за границей; служил неволею в военной службе; холост, корнет в отставке, имею преклонные
лета,
живу постоянно за границей и проедаю там мои выкупные свидетельства; очень люблю Россию, когда ее не вижу, и непомерно раздражаюсь против нее, когда
живу в ней; а потому наезжаю в нее как можно реже, в экстренных случаях, подобных тому, от которого сегодня только освободился.
— Мне двадцать семь
лет, к тридцати у меня будет
тысяч десять. Тогда я дам старику
по шапке и — буду свободна… Учись у меня
жить, мой серьёзный каприз…
Каждому аббату давали
по пяти
тысяч рублей в
год жалованья, и они
жили вместе с кадетами и даже вместе и спали, дежуря
по две недели.
— Да-с, да! — не унимался граф. — Три
тысячи душ, батюшка, я
прожил,
по милости женщин и карт, а теперь на старости
лет и приходится аферами заниматься!
Воротилы казенных золотых приисков, считая прибыли с каждого золотника
по 2 р., с тридцати пудов средним числом, за здорово
живешь, получали ни больше, ни меньше, как двести
тысяч рубликов в
год.
— Кажется,
тысячу лет прожил бы! — говорил Мухоедов, когда наша телега, миновав покосы, покатилась, как
по длинному узкому коридору, среди смешанного леса из сосен, елей и берез, где нас обдало приятной прохладой и чудным смолистым запахом.
До пятидесяти
лет прожил он холостяком, успев в продолжение этого времени нажить основательную подагру и
тысяч триста денег; имение свое держал он в порядке и не закладывал, развлекаясь обыкновенно псовой охотой и двумя или тремя доморощенными шутами, и, наконец, сбирал к себе раза
по три в
год всю свою огромную родню и задавал им на славу праздники.
По выходе в отставку Хозаров
года два
жил в губернии и здесь успел заслужить то же реноме; но так как в небольших городах вообще любят делать из мухи слона и,
по преимуществу, на недостатки человека смотрят сквозь увеличительное стекло, то и о поручике начали рассуждать таким образом: он человек ловкий, светский и даже, если вам угодно, ученый, но только мотыга, любит
жить не
по средствам, и что все свое состояньишко пропировал да пробарствовал, а теперь вот и ждет, не выпадет ли на его долю какой-нибудь дуры-невесты с
тысячью душами, но таких будто нынче совсем и на свете нет.
Бальзаминов. А вот сейчас. (Берет с комода бумажку и садится у стола.) Я теперь получаю жалованья сто двадцать рублей в
год, мы их и
проживаем; а как будет триста
тысяч (пишет триста
тысяч), так если
по тысяче в
год… все-таки мне на триста
лет хватит.
Мать его, чванная, надутая особа с дворянскими претензиями, презирала его жену и
жила отдельно с целою оравой собак и кошек, и он должен был выдавать ей особо
по 7 рублей в месяц; и сам он был человек со вкусом, любил позавтракать в «Славянском Базаре» и пообедать в «Эрмитаже»; денег нужно было очень много, но дядя выдавал ему только
по две
тысячи в
год, этого не хватало, и он
по целым дням бегал
по Москве, как говорится, высунув язык, и искал, где бы перехватить взаймы, — и это тоже было смешно.
Это были выборные от всего села; поклонясь в ноги, несмотря на запрещение барина, один из них сказал, что «на мирской сходке положили и приказали им ехать к барину в Питер и сказать: что не берешь-де ты с нас, вот уже десять
лет, никакого оброку и
живешь одним царским жалованьем, что теперь в Питере дороговизна и
жить тебе с семейством трудно; а потому не угодно ли тебе положить на нас за прежние льготные
годы хоть
по тысяче рублей, а впредь будем мы платить оброк, какой ты сам положишь; что мы,
по твоей милости, слава богу,
живем не бедно, и от оброка не разоримся».
Была бы она дама и неглупая, а уж добрая, так очень добрая; но здравого смысла у ней как-то мало было; о хозяйстве и не спрашивай: не понимала ли она, или не хотела ничем заняться, только даже обедать приказать не в состоянии была; деревенскую жизнь терпеть не могла; а рядиться,
по гостям ездить,
по городам бы
жить или этак
года бы, например, через два съездить в Москву, в Петербург, и
прожить там
тысяч десять — к этому в начальные
годы замужества была неимоверная страсть; только этим и бредила; ну, а брат, как человек расчетливый, понимал так, что в одном отношении он привык уже к сельской жизни; а другое и то, что как там ни толкуй, а в городе все втрое или вчетверо выйдет против деревни; кроме того, усадьбу оставить, так и доход с именья будет не тот.
Комнаты у Кисочки были невелики, с низкими потолками, мебель дачная (а на дачах русский человек любит мебель неудобную, тяжелую, тусклую, которую и выбросить жалко и девать некуда), но
по некоторым мелочам все-таки можно было заметить, что Кисочка с супругом
жила не бедно и
проживала тысяч пять-шесть в
год.
Теркин кивнул головой, слушая ее; он знал, что мельница ее отца, Ефима Спиридоныча Беспалова, за городом,
по ту сторону речки, впадающей в Волгу, и даже проезжал мимо еще в прошлом
году. Мельница была водяная, довольно старая, с
жилым помещением, на его оценочный глазомер — не могла стоить больше двадцати, много тридцати
тысяч.
Через несколько сажен
по бульвару Монморанси стоит дом, или, лучше сказать, отель, Гонкура. Свои собственные дома имеют в Париже очень немногие литераторы, даже из тех, кто заработывает большие деньги. У Гонкуров было наследственное состояньице. От Тургенева я слышал, что оставшийся в живых брат может, не рассчитывая на доход от романов,
проживать тысяч 35–40 франков в
год. А он холостой человек.
В селе Райбуже, как раз против церкви, стоит двухэтажный дом на каменном фундаменте и с железной крышей. В нижнем этаже
живет со своей семьей сам хозяин, Филипп Иванов Катин,
по прозванию Дюдя, а в верхнем, где
летом бывает очень жарко, а зимою очень холодно, останавливаются проезжие чиновники, купцы и помещики. Дюдя арендует участки, держит на большой дороге кабак, торгует и дегтем, и мёдом, и скотом, и сороками, и у него уж набралось
тысяч восемь, которые лежат в городе в банке.
Два
года назад Бутыркин продал его за
тысячу восемьсот рублей, а теперь у нового хозяина дом этот реквизировал под тем предлогом, что тот
живет по зимам в городе.
Деятельность эта практически представляется мне такою: человек из общества, желающий в тяжелый нынешний
год принять участие в общем бедствии, приезжает в одну из пострадавших от неурожая местностей и начинает там
жить,
проживая там на месте, в Мамадышском, Лукояновском, Ефремовском уездах в голодной деревне, те обычные десятки
тысяч,
тысячи или сотни рублей, которые он
проживает ежегодно и посвящая свой досуг, употребляемый им в городах на увеселения, на ту деятельность на пользу голодного народа, какая ему будет
по силам.