Неточные совпадения
Вообще сестрицы сделались чем-то вроде живых мумий; забытые, брошенные
в тесную
конуру, лишенные притока свежего воздуха, они даже перестали сознавать свою беспомощность и
в безмолвном отупении
жили, как
в гробу,
в своем обязательном убежище. Но и за это жалкое убежище они цеплялись всею силою своих костенеющих рук.
В нем, по крайней мере, было тепло… Что, ежели рассердится сестрица Анна Павловна и скажет: мне и без вас есть кого поить-кормить! куда они тогда денутся?
Его немой племянник уехал
в деревню жениться; Петр
жил один над конюшней,
в низенькой
конуре с крошечным окном, полной густым запахом прелой кожи, дегтя, пота и табака, — из-за этого запаха я никогда не ходил к нему
в жилище. Спал он теперь, не гася лампу, что очень не нравилось деду.
В конуре у калитки еще
жила старая цепная собака, и более, казалось, никто не обитал
в этом доме.
У этого человека все курортное лакейство находится
в рабстве; он
живет не
в конуре, а занимает апартамент; спит не на дерюге, а на тончайшем белье; обедает не за табльдотом, а особо жрет что-то мудреное; и
в довершение всего жена его гуляет на музыке под руку с сановником.
— А на што? Бабу я и так завсегда добуду, это, слава богу, просто… Женатому надо на месте
жить, крестьянствовать, а у меня — земля плохая, да и мало ее, да и ту дядя отобрал. Воротился брательник из солдат, давай с дядей спорить, судиться, да — колом его по голове. Кровь пролил. Его за это —
в острог на полтора года, а из острога — одна дорога, — опять
в острог. А жена его утешная молодуха была… да что говорить! Женился — значит, сиди около своей
конуры хозяином, а солдат — не хозяин своей жизни.
— Я те прямо скажу, — внушал мощный, кудрявый бондарь Кулугуров, — ты, Кожемякин, блаженный!
Жил ты сначала
в мурье [Мурья — лачуга,
конура, землянка, тесное и тёмное жильё, пещерка — Ред.],
в яме, одиночкой, после — с чужими тебе людьми и — повредился несколько умом. Настоящих людей — не знаешь, говоришь — детское. И помяни моё слово! — объегорят тебя, по миру пойдёшь! Тут и сказке конец.
— Так вот такие высокие дома. И сверху донизу набиты людьми.
Живут эти люди
в маленьких
конурах, точно птицы
в клетках, человек по десяти
в каждой, так что всем и воздуху-то не хватает. А другие внизу
живут, под самой землей,
в сырости и холоде; случается, что солнца у себя
в комнате круглый год не видят.
Я серьезно раздумался на эту благодарную тему и даже чувствовал какое-то приятное ожесточение: и
живите в светлых, высоких, теплых и сухих комнатах, смотрите
в большие светлые окна, а я буду отсиживаться
в своей
конуре, как цепная собака, которая когда-нибудь да сорвется с своей цепи.
О! мой отец не слуг и не друзей
В них видит, а господ; и сам им служит.
И как же служит? как алжирский раб,
Как пес цепной.
В нетопленой
конуреЖивет, пьет воду, ест сухие корки,
Всю ночь не спит, все бегает да лает.
А золото спокойно
в сундуках
Лежит себе. Молчи! когда-нибудь
Оно послужит мне, лежать забудет.
— Знаю я, как вы уклоняете: к вам приходит чиновничек, получающий рублей пятнадцать
в месяц жалованья, и вы ему говорите: «Вам надобно
жить в сухих квартирах, употреблять здоровую, питательную пищу!», — а у него едва хватает денег приютиться
в конуре какой-нибудь и питаться протухлой колбасой. «Но всего полезнее для вас, — советуете вы, — поезжайте
в теплый, благорастворенный климат!»
Анна. А, так вы шалопай? Да, я вижу. Ну, а нам не до шутовства! Мне слушать больно. У нас забота о насущном хлебе, а вы хотите смешить нас! Ей не агунюшки нужны! Ей нужен теплый угол да кусок хлеба. Вот подойдет осень, этому ребенку и надеть-то нечего, и кушать-то нечего, и жить-то негде. Если дядя и не погонит, так она
в нашей сырой
конуре умрет через неделю. Мы на вас надеялись: она, бедная, последние деньжонки истратила, чтоб принять вас поприличнее.
Кисельников. Да, на бедность. «Ты, говорит,
в конуре живешь… И дочь, говорит, держишь
в собачьей
конуре… Вот, говорит, ей флигель, хороший, хороший. И тебе, говорит, и всем дам. Хочешь, говорит?» Я хочу, я пойду; вот я все возьму, я пойду. (Собирает вещи.) Я пошел. Талан-доля…
Лиза. Погодите, бабушка. (Кисельникову.) Как он сказал? Дочь твоя
в конуре живет?
Кисельников. Да,
в конуре… Ей, говорит, вот как надо
жить, вот какой дом… она красавица.
— Мы у Мясницких ворот
в трактире
жили, — продолжал он, — там наверху,
в собачьей
конуре, ничего — играть можем, а уж плутовать не станем, — шалишь!
— Скажите, пожалуйста, что же
в этом плохого? Почему дельный человек непременно должен
жить в грязной собачьей
конуре и хватать зубами за ноги каждого проходящего?
— Какие страхи, Елена Ильинишна! Зачем вдаваться
в такую трагедию? Просто будем
жить, пока живется; я вот нахожу, что очень уже засиделся
в своей
конуре — надо и промяться немного, поглядеть на живых людей.
Мухоморов (отворяя дверь, тихо). Вот актер-то! Будто спит, наверно разыгрывает штуки… Да неужели мы двое русачков не обманем одного жида? (Громко.) Эй, приятель! разве спят, когда дожидаются благодати? Полно тебе сухари есть, полно
жить в такой
конуре и
в лохмотьях ходить.
— Прошибешь их плантами! Вон у нашего хозяина, — поди-ка погляди,
в каких
конурах народ
живет! Собаку
в такую землянку загнать совестно, а у него
в каждой по два семейства да по два нахлебника
живет. Зайдешь
в землянку осенью, — грязь, слякоть, хлев настоящий, народу — что снопов
в скирде… А на Солодиловке вон огромадные здания пустые стоят, ч-черт их душит!..
В одной из этих
конур живет престарелый каштановый пес, почитавшийся собакою «турецкой породы» и называвшийся Кинжалом, а
в другой белая самка, ублюдковатый пудель Венерка.