Пучина

Анна Устиновна, Лиза и Кисельников.

Кисельников. Конура, конура…

Анна Устиновна. Что, что ты?

Кисельников. Конура, говорит, собачья конура…

Анна Устиновна. Да кто говорит-то?

Кисельников. Вот я пришел, вот я пришел… Вот деньги! Я взял, принес… Деньги спрятать, спрятать… (Отдает Анне Устиновне десятирублевую ассигнацию.)

Анна Устиновна. Где ты взял, Кирюша, столько денег? Товару-то у вас всего на какой-нибудь рубль было.

Кисельников. Нет, товар здесь, не продали, ничего не продали. Нынче день тяжелый, тяжелый день. Торговцы говорят, — нейдет, говорят, товар с рук, день тяжелый.

Анна Устиновна. Где ж ты взял?

Кисельников. Там… барин, такой…

Анна Устиновна. Приятель твой, Погуляев?

Кисельников. Нет.

Анна Устиновна. Неужли ж ты не помнишь приятеля своего, Погуляева? Учились вместе. Ведь он твой приятель.

Кисельников. Приятель, Погуляев? У меня один есть приятель, два есть приятеля.

Анна Устиновна. Так это не он тебе дал деньги?

Кисельников. Нет, он, он…

Анна Устиновна. Погуляев?

Кисельников. Да. Вот деньги… Только он не Погуляев, он Грознов.

Анна Устиновна. Барин, сосед наш? Это богач-то?

Кисельников. Да, богатый, богатый! У!! Дом… всё лакеи, лакеи…

Анна Устиновна. За что же он тебе дал?

Кисельников. Он дома, а я на улице; он говорит: «Поди сюда!» Я пошел, пошел, на крыльцо иду, говорю: «Талан-доля, иди за мной, я буду счастлив, и ты будешь счастлив». Он и дал.

Анна Устиновна. Да за что, все я не пойму. Так, на бедность, что ли?

Кисельников. Да, на бедность. «Ты, говорит, в конуре живешь… И дочь, говорит, держишь в собачьей конуре… Вот, говорит, ей флигель, хороший, хороший. И тебе, говорит, и всем дам. Хочешь, говорит?» Я хочу, я пойду; вот я все возьму, я пойду. (Собирает вещи.) Я пошел. Талан-доля…

Анна Устиновна. Постой, Кирюша, не ходи.

Кисельников останавливается.

Лиза. Погодите, бабушка. (Кисельникову.) Как он сказал? Дочь твоя в конуре живет?

Кисельников. Да, в конуре… Ей, говорит, вот как надо жить, вот какой дом… она красавица.

Анна Устиновна. Что ж бы это такое значило?

Лиза. Подумайте, бабушка.

Анна Устиновна. Ума не приложу.

Лиза. Ну, так я вам растолкую. Это дело касается меня, одной меня.

Анна Устиновна. Тебя? Как же это?

Лиза. Я ему давно нравлюсь.

Анна Устиновна. Да ведь он женатый, у него жена в Петербурге.

Лиза. Ну, так что ж, что женатый! Эх, бабушка! Уж не пришло ли вам в голову-то, что он жениться на мне хочет! У него, говорят, сто тысяч доходу. При таких деньгах все купить можно.

Анна Устиновна. Ах, батюшки! Вот беда-то! Как же нам быть-то?

Лиза. Думайте, бабушка.

Анна Устиновна. Ох, не спрашивай ты меня, не спрашивай! Что мать, что бабка — обманщицы, лукавые поноровщицы; на добро детей не учат, всяким их шалостям потакают. Вот я раз Кирюшу пожалела, не на добро его научила; словно как от тех моих слов и сталося. А грех-то на моей душе. Первые-то матери грешницы, первые за детей ответчицы.

Лиза. Кто ж меня, бабушка, на ум наведет? У кого же мне себе ученья искать, как мне на белом свете жить; что на свете хорошо, а что дурно? Молода ведь я, какие у меня силы, какой у меня разум!

Анна Устиновна. Ох, не знаю я! Ты у нас хозяйка, ты у нас большая. Думай сама об себе, как тебе лучше. Что я тебе посоветую! И там беда, и здесь беда.

Кисельников. Я все собрал, я пошел. (Надевает картуз.)

Анна Устиновна. Погоди, Кирюша! Стара я стала, кости мои покоя хотят; теплую бы мне комнату да уход бы за мной! Да на тебя-то бы поглядела, на нарядную да на богатую. Ох, да не слушай ты меня, старую дуру, не слушай.

Лиза. Кто же мне теперь поможет! Стою я над пропастью, удержаться мне не за что. Ох, спасите меня, люди добрые! Бабушка, да поговорите со мной что-нибудь!

Входит Погуляев.