Неточные совпадения
Но слова о ничтожестве человека пред
грозной силой природы, пред законом смерти не портили настроение Самгина, он знал, что эти слова меньше всего мешают
жить их авторам, если авторы физически здоровы. Он знал, что Артур Шопенгауэр,
прожив 72 года и доказав, что пессимизм есть основа религиозного настроения, умер
в счастливом убеждении, что его не очень веселая философия о мире, как «призраке мозга», является «лучшим созданием XIX века».
Живут? Но молодость свою
Припомните… дитя!
Здесь мать — водицей снеговой,
Родив, омоет дочь,
Малютку
грозной бури вой
Баюкает всю ночь,
А будит дикий зверь, рыча
Близ хижины лесной,
Да пурга, бешено стуча
В окно, как домовой.
С глухих лесов, с пустынных рек
Сбирая дань свою,
Окреп туземный человек
С природою
в бою,
А вы?..
— Ан нет, — ты одна пойдешь: обленилась я, мать моя, — возразила Марфа Тимофеевна, — чаем уж очень себя балую. — Она говорила Настасье Карповне «ты», хотя и
жила с ней на равной ноге — недаром же она была Пестова: трое Пестовых значатся
в синодике Ивана Васильевича
Грозного; Марфа Тимофеевна это знала.
Не видит Федосьюшка
жила человеческого, не слышит человечьего голосу; кругом шумят леса неисходные, приутихли на древах птицы воздуственные, приумеркли
в небесах звезды ясные; собираются
в них тучи
грозные, тучи
грозные собираются, огнем-полымем рассекаются…
Жму, наконец, с полным участием руку тебе, мой благодушный юноша, несчастная жертва своей
грозной богини-матери, приславшей тебя сюда искать руки и сердца блестящей фрейлины, тогда как сердце твое рвется
в маленькую квартирку на Пески, где
живет она, сокровище твоей жизни, хотя ты не смеешь и подумать украсить когда-нибудь ее скромное имя своим благородным гербом.
Но слушай:
в родине моей
Между пустынных рыбарей
Наука дивная таится.
Под кровом вечной тишины,
Среди лесов,
в глуши далекой
Живут седые колдуны;
К предметам мудрости высокой
Все мысли их устремлены;
Всё слышит голос их ужасный,
Что было и что будет вновь,
И
грозной воле их подвластны
И гроб и самая любовь.
Предание, еще до сих пор свежее между казаками, говорит, что царь Иван
Грозный приезжал на Терек, вызывал с Гребня к своему лицу стариков, дарил им землю по сю сторону реки, увещевал
жить в дружбе и обещал не принуждать их ни к подданству, ни к перемене веры.
Не воскреснуть Игоря дружине,
Не подняться после
грозной сечи!
И явилась Карна и
в кручине
Смертный вопль исторгла, и далече
Заметалась Желя по дорогам,
Потрясая искрометным рогом.
И от края, братья, и до края
Пали жены русские, рыдая:
«Уж не видеть милых лад нам боле!
Кто разбудит их на ратном поле?
Их теперь нам мыслию не смыслить,
Их теперь нам думою не сдумать,
И не
жить нам
в тереме богатом,
Не звенеть нам серебром да златом...
За пределами черты оседлости разрешалось
проживать евреям, имеющим высшее образование, специалистам
в области медицины, ремесленникам высокой квалификации и купцам 1 и 2-й гильдий.] воспрещающий евреям посещать Москву, — это, очевидно, пережиток деспотизма, знаете — Иван
Грозный!
— Да что же это такое будет, наконец! — раздался за нами
грозный голос, голос моего отца. Он стоял на пороге двери. — Прекратятся ли наконец эти дурачества или нет? Где это мы
живем?
В российском государстве или во французской республике?
— Ольга не считала свою любовь преступлением; она знала, хотя всячески старалась усыпить эту мысль, знала, что близок ужасный, кровавый день… и… небо должно было заплатить ей за будущее —
в настоящем; она имела сильную душу, которая не заботилась о неизбежном, и по крайней мере хотела
жить — пока жизнь светла; как она благодарила судьбу за то, что брат ее был далеко; один взор этого непонятного,
грозного существа оледенил бы все ее блаженство; — где взял он эту власть?..
Екатерина прибавила как другие языки (особливож совершенное знание Российского), так и все необходимые для государственного просвещения науки, которые, смягчая сердце, умножая понятия человека, нужны и для самого благовоспитанного Офицера: ибо мы
живем уже не
в те мрачные, варварские времена, когда от воина требовалось только искусство убивать людей; когда вид свирепый, голос
грозный и дикая наружность считались некоторою принадлежностию сего состояния.
Девка — чужая добыча: не я, так другой бы…» Но, как ни утешал себя Алексей, все-таки страхом подергивало его сердце при мысли: «А как Настасья да расскажет отцу с матерью?..» Вспоминались ему тревожные сны: страшный образ гневного Патапа Максимыча с засученными рукавами и тяжелой дубиной
в руках, вспоминались и
грозные речи его: «
Жилы вытяну, ремней из спины накрою!..» Жмурит глаза Алексей, и мерещится ему сверкающий нож
в руках Патапа, слышится вой ватаги работников, ринувшихся по приказу хозяина…
Грозный призрак указывает ему на полумертвого от страха Алексея, кричит: «Давай его сюда:
жилы вытяну, ремней из спины накрою́,
в своей крови он у меня захлебнется!..» Толпа кидается на беззащитного, нож блеснул…
При царе Иване Васильевиче
Грозном были богатые купцы Строгоновы, и
жили они
в Перми, на реке Каме. Прослышали они, что по реке Каме на 140 верст
в кругу есть хороша земля: пашня не пахана от века, леса черные от века не рублены.
В лесах зверя много, а по реке озера рыбные, и никто на той земле не
живет, только захаживают татары.
«О
грозный, могучий хан Золотой Орды и многих царств-государств повелитель, — так они говорили ему, — иль ты не знаешь, отчего любимая твоя царица не хочет
жить в славной столице твоей?
Именно с севера, из Фракии, — по крайней мере, по мнению многих исследователей, — вступил
в Элладу этот новый, дотоле неведомый эллинам бог. Но царствовал он не
в одной Фракии. И к югу, и к востоку от Эллады, среди богов мрачных и
грозных,
жил этот же таинственный, вечно страдающий бог. У вавилонян имя ему было Таммуз, у лидийцев — Аттис, у финикиян — Адонис.
Главный контингент жертв
грозной чумы составляли бедняки и отчасти люди среднего достатка. Богачи оградили свои дома, подобно неприступным крепостям. Привезенные из деревень запасы давали им возможность
в течение нескольких месяцев выдержать это осадное положение. Выходивших из таких домов и входивших
в них тщательно окуривали и опрыскивали прокипяченным уксусом, настоянным на травах.
В таком осадном положении
жило и семейство князя Ивана Андреевича Прозоровского.
Летом Салтыковы не
жили в Москве. Они перебирались
в конце апреля, редко
в начале мая,
в свое подмосковное село Троицкое, которое, по близости его от Москвы,
грозная помещица избрала своим дачным местопребыванием. Оно служило летом ареной ее зверских расправ с дворовыми людьми или, как она называла, «бабьих забав». Некоторые из них были своеобразно оригинальны.
Хитрая цыганка заметила еще
в рыбацком шалаше впечатление, произведенное ее красотой на «
грозного опричника», и,
живя в доме
в качестве сенной девушки его старшей дочери, положительно околдовала его.
Но
в ветхих хороминах, за церковью Благовещения,
жил первый господин всея Руси.
В них замыслил и заложил он будущее могущество ее; сюда, встревоженные признаками этого могущества, государи присылали своих послов ему поклоняться и искать с ним связей. Подходя к этим хороминам, царедворцы русские усерднее слагали молитвы архистратигу небесного воинства, да помилует их от гнева
грозного земного владыки.
В них
жил он на покое, не тревожимый доселе Иоанном, любимый друзьями, уважаемый народом; добрый отец,
грозный и попечительный господин,
в них хотел он дать сладкий отдых последним годам своим и приготовить себя заранее к вечности делами веры и добра.
Тушину теперь только, при виде
грозного начальства, во всем ужасе представилась его вина и позор
в том, что он, оставшись
жив, потерял два орудия. Он так был взволнован, что до сей минуты не успел подумать об этом. Смех офицеров еще больше сбил его с толку. Он стоял перед Багратионом с дрожащею нижнею челюстью и едва проговорил...