Неточные совпадения
Боже мой, как страшно! Выпил бы еще воды, но уж страшно открыть глаза и боюсь поднять голову. Ужас у меня безотчетный,
животный, и я никак не могу понять, отчего мне страшно: оттого ли, что хочется жить, или оттого, что меня ждет новая, еще не изведанная
боль?
И увидел он в своих исканиях, что участь сынов человеческих и участь
животных одна: как те умирают, так умирают и эти, и одно дыхание у всех, и нет у человека преимущества перед скотом. И понял царь, что во многой мудрости много печали, и кто умножает познание — умножает скорбь. Узнал он также, что и при смехе иногда
болит сердце и концом радости бывает печаль. И однажды утром впервые продиктовал он Елихоферу и Ахии...
— Не то важно, что Анна умерла от родов, а то, что все эти Анны, Мавры, Пелагеи с раннего утра до потемок гнут спины,
болеют от непосильного труда, всю жизнь дрожат за голодных и больных детей, всю жизнь боятся смерти и болезней, всю жизнь лечатся, рано блекнут, рано старятся и умирают в грязи и в вони; их дети, подрастая, начинают ту же музыку, и так проходят сот-ни лет, и миллиарды людей живут хуже
животных — только ради куска хлеба, испытывая постоянный страх.
Авилов стянул с себя об спинку кровати сапоги и лег, закинув руки за голову. Теперь ему стало еще скучнее, чем на походе. «Ну, вот и пришли, ну и что же из этого? — думал он, глядя в одну точку на потолке. — Читать нечего, говорить не с кем, занятия нет никакого. Пришел, растянулся, как усталое
животное, выспался, а опять завтра иди, а там опять спать, и опять идти, и опять, и опять… Разве
заболеть да отправиться в госпиталь?»
— У нас в городе нет правильного ветеринарного надзора, и от этого много болезней. То и дело слышишь, люди
заболевают от молока и заражаются от лошадей и коров. О здоровье домашних
животных, в сущности, надо заботиться так же, как о здоровье людей.
То, что делает
животное, то, что делает ребенок, дурачок и иногда человек взрослый под влиянием
боли и раздражения, то есть огрызается и хочет сделать больно тому, кто ему сделал больно, это признается законным правом людей, называющих себя правителями. Разумный человек не может не понимать того, что всякое зло уничтожается противным ему добром, как огонь водой, и вдруг делает прямо противоположное тому, что говорит ему разум. И закон, будто бы произведение мудрости людей [?], говорит ему, что так и надо.
Способность испытывать
боль присуща каждому живому существу, прежде всего человеку, также
животному, может быть по-иному, и растению, но не коллективным реальностям и не идеальным ценностям.
Уже индивидуальность в
животном мире
болит.
В мире нарождается новая мораль сострадания к человеку, к
животному, ко всякой твари, ко всему, кто испытывает
боль.
В те времена, когда не проснулось еще разумное сознание и
боль служит только ограждением личности, она не мучительна; в те же времена, когда в человеке есть возможность разумного сознания, она есть средство подчинения
животной личности разуму и по мере пробуждения этого сознания становится всё менее и менее мучительной.
И как страдание
животного вызывает деятельность, направленную на
боль, и деятельность эта освобождает страдание от его мучительности, так и страдания разумного существа вызывают деятельность, направленную на заблуждение, и деятельность эта освобождает страдание от его мучительности.
Боль телесная оберегает
животную личность.
Для человека, понимающего жизнь как подчинение своей личности закону разума,
боль не только не есть зло, но есть необходимое условие, как его
животной, так и разумной жизни. Не будь
боли,
животная личность не имела бы указания отступлений от своего закона; не испытывай страданий разумное сознание, человек не познал бы истины, не знал бы своего закона.
Ведь кто не знает, что самое первое ощущение нами
боли есть первое и главное средство и сохранения нашего тела и продолжения нашей
животной жизни, что, если бы этого не было, то мы все детьми сожгли бы для забавы и изрезали бы всё свое тело.
Причина страдания для
животного есть нарушение закона жизни
животной, нарушение это проявляется сознанием
боли, и деятельность, вызванная нарушением закона, направлена на устранение
боли; для разумного сознания причина страдания есть нарушение закона жизни разумного сознания; нарушение это проявляется сознанием заблуждения, греха, и деятельность, вызванная нарушением закона, направлена на устранение заблуждения — греха.
Боль в
животном и в ребенке есть очень определенная и небольшая величина, никогда не доходящая до той мучительности, до которой она доходит в существе, одаренном разумным сознанием.
Вася охотно бы заплакал, но плакать нельзя. Если отец, у которого
болит голова, услышит плач, то закричит, затопает ногами и начнет драться, а с похмелья дерется он ужасно. Бабушка вступится за Васю, а отец ударит и бабушку; кончится тем, что Егорыч вмешается в драку, вцепится в отца и вместе с ним упадет на пол. Оба валяются на полу, барахтаются и дышат пьяной,
животной злобой, а бабушка плачет, дети визжат, соседи посылают за дворником. Нет, лучше не плакать.
Бедный бык ревет от
боли, обливаясь кровью, и бросается на других бандельеро, которые проделывают то же самое и всаживают копья даже с петардами, которые с треском лопаются, обжигая спину и раны несчастному
животному.
Когда человек видит умирающее
животное, ужас охватывает его: то, чтò есть он сам — сущность его, в его глазах очевидно уничтожается — перестает быть. Но когда умирающее есть человек и человек любимый, тогда кроме ужаса, ощущаемого перед уничтожением жизни, чувствуется разрыв и духовная рана, которая так же, как и рана физическая, иногда убивает, иногда залечивается, но всегда
болит и боится внешнего раздражающего прикосновения.