Неточные совпадения
Два дня ему казались новы
Уединенные поля,
Прохлада сумрачной дубровы,
Журчанье тихого ручья;
На третий роща, холм и поле
Его не занимали боле;
Потом уж наводили сон;
Потом увидел ясно он,
Что и в деревне скука та же,
Хоть нет ни улиц, ни дворцов,
Ни карт, ни балов, ни стихов.
Хандра ждала его на страже,
И
бегала за ним она,
Как тень иль верная
жена.
— Патриот! — откликнулся Бердников, подмигнув Самгину. — Патриот и социалист от неудачной жизни. Открытие сделал — украли,
жена —
сбежала, в картах — не везет.
— Ба! Когда приехал? Спивак — помер? А я думал: ты похоронное объявление несешь. Я хотел
сбегать к
жене его за справочкой для некролога.
— Папашей именует меня, а право на это — потерял,
жена от него
сбежала, да и не дочью она мне была, а племянницей. У меня своих детей не было: при широком выборе не нашел женщины, годной для материнства, так что на перекладных ездил… — Затем он неожиданно спросил: — К политической партии какой-нибудь принадлежите?
— Знаете, знаете, это он теперь уже вправду, это он теперь не лжет! — восклицал, обращаясь к Мите, Калганов. — И знаете, он ведь два раза был женат — это он про первую
жену говорит — а вторая
жена его, знаете,
сбежала и жива до сих пор, знаете вы это?
— Даже и мы порядочно устали, — говорит за себя и за Бьюмонта Кирсанов. Они садятся подле своих
жен. Кирсанов обнял Веру Павловну; Бьюмонт взял руку Катерины Васильевны. Идиллическая картина. Приятно видеть счастливые браки. Но по лицу дамы в трауре
пробежала тень, на один миг, так что никто не заметил, кроме одного из ее молодых спутников; он отошел к окну и стал всматриваться в арабески, слегка набросанные морозом на стекле.
Дешерт был помещик и нам приходился как-то отдаленно сродни. В нашей семье о нем ходили целые легенды, окружавшие это имя грозой и мраком. Говорили о страшных истязаниях, которым он подвергал крестьян. Детей у него было много, и они разделялись на любимых и нелюбимых. Последние жили в людской, и, если попадались ему на глаза, он швырял их как собачонок.
Жена его, существо бесповоротно забитое, могла только плакать тайком. Одна дочь, красивая девушка с печальными глазами,
сбежала из дому. Сын застрелился…
Если муж не из таких, которые убивают или
бегают, то все-таки каждый день
жене приходится бояться, как бы его не наказали, не взвели бы на него напраслины, как бы он не надорвался, не заболел, не умер.
Он погордился, погорячился; произошла перемена губернского начальства в пользу врагов его; под него подкопались, пожаловались; он потерял место и на последние средства приехал в Петербург объясняться; в Петербурге, известно, его долго не слушали, потом выслушали, потом отвечали отказом, потом поманили обещаниями, потом отвечали строгостию, потом велели ему что-то написать в объяснение, потом отказались принять, что он написал, велели подать просьбу, — одним словом, он
бегал уже пятый месяц, проел всё; последние женины тряпки были в закладе, а тут родился ребенок, и, и… «сегодня заключительный отказ на поданную просьбу, а у меня почти хлеба нет, ничего нет,
жена родила.
Это священное право мужа обезоруживало всех, и только бабы-соседки
бегали посмотреть, как Макар насмерть увечит
жену.
Ванька в последнее время тоже завел сердечную привязанность к особе кухарки, на которой обещался даже жениться, беспрестанно
бегал к ней, и
жена Симонова (женщины всегда бывают очень сострадательны к подобным слабостям!) с величайшей готовностью исполняла его должность.
Приехал капитан Тальман с
женой: оба очень высокие, плотные; она — нежная, толстая, рассыпчатая блондинка, он — со смуглым, разбойничьим лицом, с беспрестанным кашлем и хриплым голосом. Ромашов уже заранее знал, что сейчас Тальман скажет свою обычную фразу, и он, действительно,
бегая цыганскими глазами, просипел...
Жену бил пуще прежнего, из окошка, сударь, прыгал, по улицам в развращенном виде
бегал.
— А помнишь, Маня, — обращается он через стол к
жене, — как мы с тобой в Москве в Сундучный ряд
бегали? Купим, бывало, сайку да по ломтю ветчины (вот какие тогда ломти резали! — показывает он рукой) — и сыты на весь день!
— Нет, это пустяки, — говорит, — пустяки: я вижу, что ты можешь быть нянькой; а то мне беда; потому что у меня
жена с ремонтером отсюда с тоски
сбежала и оставила мне грудную дочку, а мне ее кормить некогда и нечем, так ты ее мне выкормишь, а я тебе по два целковых в месяц стану жалованья платить.
Лишившись
жены, Петр Михайлыч не в состоянии был расстаться с Настенькой и вырастил ее дома. Ребенком она была страшная шалунья: целые дни
бегала в саду, рылась в песке, загорала, как только может загореть брюнеточка, прикармливала с реки гусей и
бегала даже с мещанскими мальчиками в лошадки. Ходившая каждый день на двор к Петру Михайлычу нищая, встречая ее, всегда говорила...
— Шатушка, Шатушка, а правда, что
жена от тебя
сбежала? — положила она ему вдруг обе руки на плечи и жалостливо посмотрела на него.
«Я не удивляюсь более, что
жена от него
сбежала», — отнеслась Варвара Петровна однажды, пристально к нему приглядевшись.
Ревякин с
женою; он — длинный, развинченный, остробородый и разноглазый: левый глаз светло-голубой, неподвижный, всегда смотрит вдаль и сквозь людей, а правый — темнее и
бегает из стороны в сторону, точно на нитке привязан.
«Хороша хозяйка!» — сказал он и так поглядел на
жену и на дочь-генеральшу, что у них мороз
пробежал по коже.
Дядя Ерошка был заштатный и одинокий казак;
жена его лет двадцать тому назад, выкрестившись в православные,
сбежала от него и вышла замуж за русского фельдфебеля; детей у него не было.
Он так громко его жалел, так вздыхал, высказал столько хороших чувств и даже сам
сбегал посмотреть на покойника, чтобы удовлетворить разгоревшееся любопытство
жены в качестве очевидца.
Но — которые
жены мои померли, которые
сбежали от меня…
Прибыль на волос не изменит материального быта русского мужика: с умножением средств охотно остается он в той же курной избе, в том же полушубке; дети
бегают по-прежнему босиком,
жена по-прежнему не моет горшков.
На дворе происходила страшная суматоха.
Жена Петра
бегала как полоумная из угла в угол без всякой видимой цели; старуха Анна лежала распростертая посредь двора и, заломив руки за голову, рыдала приговаривая...
Муж Катерины, молодой Кабанов, хоть и много терпит от старой Кабанихи, но все же он независимее: он может и к Савелу Прокофьичу выпить
сбегать, он и в Москву съездит от матери и там развернется на воле, а коли плохо ему уж очень придется от старухи, так есть на ком вылить свое сердце — он на
жену вскинется…
Когда кузнеца увели в острог, никто не позаботился о его сыне, кроме сапожника. Он тотчас же взял Пашку к себе, Пашка сучил дратву, мёл комнату,
бегал за водой и в лавочку — за хлебом, квасом, луком. Все видели сапожника пьяным в праздники, но никто не слыхал, как на другой день, трезвый, он разговаривал с
женой...
В один из подобных неудачных сезонов в городе, где служил Ханов, после Рождества антрепренер
сбежал. Труппа осталась без гроша. Ханов на последние деньги, вырученные за заложенные подарки от публики, с
женой и детьми добрался до Москвы и остановился в дешевых меблированных комнатах.
Входит горничная, очень модно одетая, и подает Лидии счет: та показывает ей рукой на мужа. Горничная подает счет Василькову: тот,
пробежав его, кивает головой на
жену и продолжает стучать на счетах. Горничная опять подает счет Лидии, та берет его и небрежно бросает на пол. Горничная уходит. Входит Андрей с двумя счетами; повторяется точно та же история. Андрей уходит. Входит Василий с десятком счетов и подает их Василькову.
Генерал поставлен был в отчаянное положение: он, как справедливо говорил Бегушев, нигде не встречался с спиритизмом; но, возвратясь в Россию и желая угодить
жене, рассказал ей все, что
пробегал в газетах о спиритических опытах, и, разумеется, только то, что говорилось в пользу их.
Газет профессор Персиков не читал, в театр не ходил, а
жена профессора
сбежала от него с тенором оперы Зиминым в 1913 году, оставив ему записку такого содержания...
Сбегая с подъезда, я столкнулся с Шульцем и его
женою, но впопыхах мы даже не поклонились друг другу. Я видел, что Шульц дрожал.
— А ежели на меня напущено было? Да ты, Тарас Григорьич, зубов-то не заговаривай… Мой грех, мой и ответ, а промеж мужа и
жены один бог судья. Ну, согрешил, ну, виноват — и весь тут… Мой грех не по улице гуляет, а у себя дома. Не
бегал я от него, не прятался, не хоронил концов.
У нее есть свой муж; только я один такой мерзавец, что у меня
жена, и хорошая, а я
бегаю за чужою».
Митя
бегал в сереньких брючках, в кожаной фуражке, сдвинутой на затылок, на рыжем лице его блестел пот, а в глазах сияла хмельная, зеленоватая радость. Вчера ночью он крепко поссорился с
женою; Яков слышал, как из окна их комнаты в сад летел сначала громкий шёпот, а потом несдерживаемый крик Татьяны...
Мочалов был не довольно умен, не получил никакого образования, никогда не был в хорошем обществе, дичился и
бегал его; бог знает из каких расчетов женился он на дочери какого-то трактирщика, потом бросил
жену и пил запоем.
Младший, Степан, пошел по торговой части и помогал отцу, но настоящей помощи от него не ждали, так как он был слаб здоровьем и глух; его
жена Аксинья, красивая, стройная женщина, ходившая в праздники в шляпке и с зонтиком, рано вставала, поздно ложилась и весь день
бегала, подобрав свои юбки и гремя ключами, то в амбар, то в погреб, то в лавку, и старик Цыбукин глядел на нее весело, глаза у него загорались, и в это время он жалел, что на ней женат не старший сын, а младший, глухой, который, очевидно, мало смыслил в женской красоте.
Пришёл к себе, лёг — под боком книжка эта оказалась. Засветил огонь, начал читать из благодарности к наставнику. Читаю, что некий кавалер всё мужей обманывает, по ночам лазит в окна к
жёнам их; мужья ловят его, хотят шпагами приколоть, а он
бегает. И всё это очень скучно и непонятно мне. То есть я, конечно, понимаю — балуется молодой человек, но не вижу, зачем об этом написано, и не соображу — почему должен я читать подобное пустословие?
Курицын. Что шумишь, аль
жену учишь? Хорошенько ее, чтоб она из дому не
бегала.
Мать его, чванная, надутая особа с дворянскими претензиями, презирала его
жену и жила отдельно с целою оравой собак и кошек, и он должен был выдавать ей особо по 7 рублей в месяц; и сам он был человек со вкусом, любил позавтракать в «Славянском Базаре» и пообедать в «Эрмитаже»; денег нужно было очень много, но дядя выдавал ему только по две тысячи в год, этого не хватало, и он по целым дням
бегал по Москве, как говорится, высунув язык, и искал, где бы перехватить взаймы, — и это тоже было смешно.
Григорий молча сел, глядя на голые, круглые плечи
жены. Самовар бурлил, плескалась вода, Матрёна фыркала, по коридору взад и вперёд быстро
бегали служители, Орлов по походке старался определить, кто идёт.
Он
бегал из комнаты в комнату, бранился с
женою, делал отеческие исправления дворецкому, грозился на всю жизнь сделать уродом и несчастным повара (для ободрения), звал человек двадцать гостей,
бегал с курильницей по комнатам, встречал в сенях генерала, целовал его в шов, идущий под руку.
Сбегал Никифор к попу. И поп те же речи сказывает. Делать нечего. Поп свяжет, никто не развяжет, а
жена не гусли, поигравши, ее не повесишь. Послал за вином, цело ведро новобрачные со сватами роспили. Так и повалились, где кто сидел.
После пятилетнего ожидания я наконец получил в больнице жалованье в семьдесят пять рублей; на него и на неверный доход с частной практики я должен жить с
женой и двумя детьми; вопросы о зимнем пальто, о покупке дров и найме няни — для меня тяжелые вопросы, из-за которых приходится мучительно ломать себе голову и
бегать по ссудным кассам.
— Так ты вздумал и на стороне шашни заводить! — кричал разъяренный тестюшка. — На супрядки по чужим деревням к девкам ходить! Срамить честно́й мой дом хочешь! Так помни, бабий угодник, что батраков у меня вволю, велю баню задать — так вспорют тебя, что вспомнишь сидорову козу. До смерти не забудешь, перестанешь
бегать от
жены!.. Смей только еще раз уйти на посиделки!
— Да… На дуэлях дерется, за певицами
бегает, а тут
жена… чахни и сохни по его милости… Не понимаю таких людей, ma tante!
Иван Дмитрии представил себе свою
жену в вагоне со множеством узелков, корзинок, свертков; она о чем-то вздыхает и жалуется, что у нее от дороги разболелась голова, что у нее ушло много денег; то и дело приходится
бегать на станцию за кипятком, бутербродами, водой…
— Да и пожрем же мы сейчас, братцы! — мечтал вслух именинник. — Страсть как пожрем! Женка пирог приготовила. Сам вчера вечером за мукой
бегал. Коньяк есть… воронцовская…
Жена, небось, заждалась!
Они стали ужинать. Зина ела молча; когда Андрей Иванович обращался к ней с вопросом, она вспыхивала и спешила ответить, робко и растерянно глядя на отца: вчера Андрей Иванович жестоко высек Зину за то, что она до восьми часов вечера
бегала по двору. Вчера всем досталось от Андрея Ивановича:
жене он швырнул в лицо сапогом, квартирную хозяйку обругал; теперь чувствовал себя виноватым и был особенно мягок и ласков.
Его не жалела
жена. Берта подавала ей разные части туалета. Марья Орестовна надевала манжеты, а губы ее сжимались, и мысль
бегала от одного соображения к другому. Наконец-то она вздохнет свободно… Да. Но все пойдет прахом… К чему же было строить эти хоромы, добиваться того, что ее гостиная стала самой умной в городе, зачем было толкать полуграмотного «купеческого брата» в персонажи? Об этом она уже достаточно думала. Надо по-другому начать жить. Только для себя…