Темное солнце в её руках

Екатерина Лоринова, 2020

Он жил спокойной жизнью эльфийского принца. Как и все, поклонялся Солнцу и не знал, что с младенчества носит иллюзию. Он пил лекарство и не подозревал, что это – кровь. Его семья, повинная в проклятии, всеми силами хранила тайну от него самого. Возможно, он бы никогда не понял, кем является. Но… Она видела страшные сны и не знала, что они пророческие. Она – дочь егеря, в дом которого он однажды постучался.

Глава 12. Ленсар

Я вернулся домой, в родной дворец с беломраморными колоннами, арками и террасами, но словно бы и не домой. Ведь дом это не просто место под крышей, а нечто куда большее. Семья, защита, покой. Эмоции и атмосфера. Целый мир.

А мой мир перевернулся. Со смесью страха и вызова я ожидал, что отец все узнает. Поймет по глазам, но его занимал другой вопрос. Когда мы остались втроем, в его кабинете, он не кричал, не ругался витиеватыми оборотами на снартарилле. А просто без предупреждения метнул по паре кинжалов в каждого… и пригвоздил нас за уши к стене.

Фел ойкнул, но замолчал под тяжелым взглядом отца, который вздохнул и принялся за канцелярскую работу. Изучал бумаги, что-то подписывал — как будто нас тут и не было.

Наконец он запечатал письмо и поднял голову. То ли так действовало его официальное облачение с высоким воротником-стойкой, расшитой золотом, то ли императорский венец на тщательно убранных за уши пшеничных волосах.

— Сегодня я подписал указ о финансировании работ по изменению русла Риставии, главной полноводной реки юга. Разумеется, чтобы спасти от неурожая более засушливые районы. Солнце свидетель, можно изменить течение реки, но нельзя перевоспитать зарвавшихся юнцов!

Отец поднялся во весь рост, и, уверен, Фел тоже забыл о боли от кинжалов, на которых мы висели, как пришпиленные куропатки.

— Слава Солнцу, ваша мать не потеряла ребенка, наши лекари сумели ее спасти.

— Но как? Как она сейчас? — вымолвил дофин и получил еще один кинжал, в полудюйме от горла. Намек, что надо молчать.

Нет, отец никогда не наказывал нас физически, а про него самого ходили невероятные слухи, что он нечувствителен к боли благодаря неким давним испытаниям в тайном ордене. Так вот, он никогда не назначал удары плетьми и не ставил на горох, но сейчас мне показалось, что его принципы могут измениться.

— Вы оба могли погибнуть, — устрашающе тихо промолвил император, — оба наследника разом. Ни отравителей, ни наемных убийц — вы все сделали сами, облегчая природе естественный отбор. Не найди я вас по совершенной случайности, спустя неделю шаманская стена бы пала. Деревню бы занесло. А Ваша мать не смогла бы выдержать потери обоих сыновей и потеряла бы третьего.

Костяшки его пальцев с тяжелыми перстнями были неестественно бледны, что свидетельствовало о крайней степени гнева. И я понимал, почему. Отец и без того чрезмерно переживал за мать, потому что та была человеком. В глубине души боялся потерять — и это несмотря на брачную связь, подарившую матери снартарийское долголетие. А наш поступок поставил под угрозу существование династии, я понимал.

— Ленс, от тебя я не ожидал подобной беспечности. В твоих обстоятельствах, тебя мог убить и приступ.

Я видел, что брат порывается что-то сказать, но боится нового кинжала. И правильно, нужно будет договориться, чтобы молчал.

— Прости, отец, — все-таки вымолвил я, приготовившись к чему угодно, но император лишь вздохнул.

— Твоя вина в потакании брату, а вот с тобой, Феликс, — он окинул взглядом наследника, — не представляю, что делать. Лишить прав на престол? Отправить на орочьи шахты? Или на годик заблокировать магию?

С каждым новым словом братец то бледнел, то краснел, играя палитрой бело-красного.

— Ленс, ступай к себе.

Получив разрешение, я с усилием вынул лезвия из стены и побрел к выходу, исподлобья оглядываясь на все еще распятого Фела.

Как же я счастлив снова увидеть матушку. Да, мне было стыдно за наш с братцем необдуманный поступок — ведь отец прав, я мог что—нибудь придумать и не допустить телепортации… Но радость неожиданно перекрыла все. Страшно подумать, мы могли никогда не увидеться.

Императрица Сайерона Элвелор, а некогда талантливая погонщица Сайерона Коул, ставшая истинной любовью снартарийского владыки, и сейчас выглядела очень молодо, едва ли на пять людских лет старше нас с Фелом. С иссиня-черными волосами и глазами цвета океана в солнечный день, мы были совсем на нее не похожи. Так уж распорядилась природа Ниариса, что кровь снарров сильнее человеческой, вот и мы с братцем были почти копиями отца.

— Ленс, мой Ленс, сынок, — мама обняла и оградила ото всех страхов и переживаний, — поклянись, что никогда больше так не сделаешь. Не покинешь меня.

— Никогда, — я мимоходом заметил, что ее фигура под многослойными снартарийскими тканями изменилась сильнее, и стало стыдно еще больше, чем перед отцом.

Я даже не стал говорить, что в будущем не собираюсь отказываться от мечты о странствиях, ни к чему ее беспокоить сейчас.

— Жрицы не сказали, кто будет? Мальчик или девочка?

— Нет, их сил едва хватает на предсказание погоды, — мать с трудом меня отпустила, продолжая любоваться, — ты же знаешь, что Верховной жрицы до сих пор нет.

— Помню, — и меня слегка волновало, что мы уязвимы перед другими государствами, — но неужели младшие настолько беспомощны…

— Не беспокойся, мой мальчик. Наша империя незыблема, мы все под мудрым оком Солнца. Оно решит, когда привести в наш мир новую Верховную.

— Конечно, ты права, — улыбнулся в ответ, но сердце кольнуло нехорошим предчувствием.

— Будь осторожен, со дня на день нужно принять лекарство, — мать оправила мои короткие волосы, — не жди, сразу зови лекаря Вейдена.

— Знаю, — кольнуло снова, — я не пропущу.

Вот что бы она сказала, признайся я в том, что знаю? Матушка ни в чем не виновата, она лишь хотела меня защитить.

На следующий день пришлось разыграть комедию и принять «лекарство» из рук лекаря.

Кровь, несомненно, но вкус не тот. Это как сравнивать свежее мясо и вяленое, точнее, перевяленное.

А еще, когда я пил кровь Милы, вспоминаются совершенно невероятные ощущения. Эйфория, полет, страсть. Многое бы отдал, чтобы повторить, но нет. Цена слишком высока, я не хочу чувствовать себя зверем. Только не так.

Поэтому смиренно выпил лекарство, не ощутив и доли того удовлетворения, но кое-что все же произошло. То ли вместе с недавним «пиршеством» доза оказалась превышена, то ли еще что, но… Я слышал шаги смуглолицего Вейдена, даже когда он покинул мои покои.

Я слышал стук крылышек мельчайших насекомых, что любили гнездиться в циклониях, увивающих колонны. Шорохи с крыш, а рокот водопада стал мешать сну.

Дождусь следующего приступа и больше никогда не превышу норму. Не стоит играть с неизведанными силами, или, если верить северной колдунье, с Богами.

Кто бы меня ни проклял, я не пойду по пути искушения, не превращусь в чудовище.

Тем вечером я, как обычно, писал новую главу своей книги, уже понемногу привыкая к скрипу пера по бумаге, как услышал разговор.

— Я проведу Вас, миледи, никто не увидит, — донеслось из глубины коридоров, и я обратился в слух.

— Благодарю, Майл, — главный погонщик Майлерис?! И обращалась к нему моя матушка…

Они куда-то пошли, и я выскользнул из покоев, ориентируясь на шаги. Поистине колдовское умение, я еще умудрялся не путать их с другими. Например, с шагами многочисленных слуг.

След оборвался у ничем не примечательной стены с барельефом — хм, неужели тайный ход? Мы с Фелом знали о многих, но, видимо, не обо всех.

Приложил ухо, постучал и… обнаружил пустое пространство по характерному звуку.

Методом проб и ошибок нащупал замаскированный рычаг и почти побежал, чтобы не отстать.

Догнал и замедлил шаг. Мать и погонщик Майлерис шли быстро, словно боялись быть обнаруженными. Гхар побери, они использовали тайный ход и вообще скрывались! Поневоле всплыли слухи о старой истории времен отцовской юности. Тогда его первая жена сбежала с придворным погонщиком, неужели история повторяется? Не желаю в это верить!

Это попросту невозможно, я не переживу еще и такое. Любовь родителей была для нас с братом незыблемым идеалом, путеводным светом в хитросплетениях жизни. Надеждой, что и нам посчастливится встретить свою идеальную пару, идеальную для каждого из нас, и, возможно, абсолютно несовершенную для кого-то другого.

Конечно, я бы ни за что в таком не признался, особенно Фелу, но в глубине души кто не мечтает о большой и чистой любви? Даже циничный братец, высмеивающий каждую романтическую линию в моих книгах. Просто он еще больше стыдится проявления искренних чувств.

Совершенно некстати вспомнилось девичье лицо, обрамленное мягкими светлыми волнами, и тихий, уверенный голос — «Ты ни в чем не виноват».

Как бы там ни было, Милораде будет лучше подальше от меня, в следующий раз я могу и не сдержаться.

Тем временем впереди показалась решетка, выходящая куда-то наподобие заднего дворика, с уютными кустарниками, скамьей и фонтаном.

Неужели романтическое свидание?

— Я подожду Вас, миледи, — голос Майлериса.

— Не стоит, Майл. Назад я дойду сама.

— Но, миледи… В Вашем положении…

— Ступайте, лорд Майлерис, — голос матери был тверд, и снарр двинулся… к решетке, за которой стоял я!

Еще немного, и мы столкнемся. И не миновать неловкого разговора. И, похоже, это все-таки не свидание. Хоть в чем-то на сердце отлегло.

И вот тогда… произошло нечто, чему я не сразу нашел объяснение. Только я стоял в темноте туннеля, и вот склоняюсь за розоватым кустарником, опираясь на колено. Восемь ярдов расстояния, и я совершенно не помню, как их преодолел!

— Здесь сквозит, миледи, — отметил Майлерис, — не задерживайтесь.

Теперь мне было хорошо видно, как мать склоняется над статуей некого юноши, увитой цветами. Ее я и принял за декоративный фонтанчик — подобные часто украшали залы и комнаты во дворце.

— Здравствуй, Роб, — проговорила императрица едва слышно — для всех, но не для меня.

Чуть раздвинув ветви кустарника, я увидел и то, что не заметил ранее — в руке она держала белые розы — знак траура и печали. В этот момент они легли у подножия статуи.

— Уже двадцать семь лет прошло, как ты ушел на Серебряные поля. Говорят, время лечит, но с каждым годом я все больше увязаю в пучине воспоминаний. Будто магия какая, смешно? А ведь я даже не давала тебе той любви, что ты заслуживал. Может, я чувствую вину за свою молодость, я ничуть не изменилась с тех пор, а твой прах давно развеян по ветру. Никто не должен умирать в двадцать пять лет. Никто! Солгала бы, что друзья тебя помнят, но Лили угодила в дом терпимости, а затем в монастырь, о ней давно ничего не слышно. Бретт уехал далеко… Может, их тоже нет в живых? Время беспощадно, но особенно жестоко к тем, кто остался в живых. Мне так больно, Робин. И этой боли нет выхода. У моей лучшей подруги Даны все больше морщин, даже зелья не способны повернуть годы вспять. Прости, Роб… И я так боюсь за Ленса.

Если до этого я сидел, как пришибленный, и не понимал, как реагировать на услышанное, но теперь сердце отозвалось вполне определенно — шум крови загудел в ушах.

— Он взрослеет, ему становится тесно во дворце, — продолжала мать, пальцем выводя круги на мраморе, — он хочет узнать мир. Подскажи, как мне защитить Ленсара?

Интересно, почему она не волнуется за Фела, который и учинил бучу с перемещением в Большие Лопухи, за его силу? Значит ли это, что я куда большая проблема? Должно быть, учитывая мое проклятие. Даже темперамент братца его не перекроет. И кто этот Роб, старый друг? Парень, до встречи с отцом?

— Мои дети растут так быстро. Кажется, только вчера мы бегали наперегонки с маленьким Ленсом, только вчера он качал люльку брата… — что, постойте?! Как такое возможно, если мы близнецы?! — а сейчас они думают о девочках. Мне страшно, что они наделают ошибок.

Это она о Милораде? Но они даже не виделись! Гордый егерь отказался от приема в его честь.

— Прости, что прихожу сюда и тревожу твой покой. Спи спокойно, Робин Мастерс. Да будут к тебе ласковы серебряные поля.

Мать медленно поднялась и, подобрав юбки, пошла прочь, к тоннелю.

Ее боль резанула по сердцу, как моя собственная, и еще долго металась неприкаянным эхом у меня в голове.

Шаги давно затихли, я выбрался из укрытия и приблизился к статуе. Стройный, высокий парень в костюме погонщика, с короткими чуть растрепанными волосами и приятными чертами лица. Но куда больше меня заботила гравировка у подножия — «Робину Мастерсу, любимому другу и мужу».

Написано на всеобщем, ошибиться невозможно, как если бы это был эльфийский диалект.

Кто ставил эту статую? Понятно, что этот Робин старый друг матери, но чей он муж?

Мозг роем стрел атаковали странные догадки, но я не мог их принять. Если бы мать была замужем до отца, то нам с Фелом было бы известно, разве не так? И дед Сэм никогда не упоминал о подобном.

Жаль, он в отъезде, вместе с женой навещает кого-то. Спрашивать отца сейчас слишком рискованно, остается поделиться соображениями с братом.

— Фел! — я постучался в двери его покоев, потому что был риск застать дофина с очередной девчонкой.

— Заходи, — брат стоял вполоборота за рабочим столом — не письменным, а предназначенным для его единственного долговременного увлечения. Ювелирного дела, — как думаешь, Милораде понравится?

Он показывал гроздь бусин, точнее, ожерелье — рубиново-алое.

— Красиво, — я мало что понимал в этом, а сейчас бусы и вовсе слились в одно красное пятно. Я даже забыл, зачем шел к Феликсу, — ты собираешься прислать ей подарок?

— Почему же прислать, — с улыбкой отозвался брат, — доставлю лично.

— Но разве отец снял домашний арест? — насколько я помнил со вчерашнего дня, Фелу дали месяц, чтобы «одумался».

— Хах! Если бы, но неужели ты думаешь, что я буду сидеть, как принцесска в башне? Мне достали артефакт, который поможет выбраться. Эй, ты слушаешь?

Брат помахал у меня перед носом, и тогда я отмер, но сердце все так же бешено стучало.

Ничего, конечно, удивительного. Подкупить нужных людей — и проблема решена. Так казалось Фелу, конечно же. Но пора взрослеть, гхар побери!

— У тебя будут проблемы, — я усилием воли выровнял дыхание, чтобы волнение не было столь заметно.

— Только если ты меня выдашь, братик. Но ты же этого не сделаешь? — Феликс чуть ли не приплясывал, предвкушая свидание. Ну как можно быть настолько легкомысленным? Вылазка инкогнито, без охраны. Как знать, куда все может привести? По хорошему, нужно немедля доложить отцу, но тогда дофину точно не избежать суровой кары, поэтому нужно воспользоваться последним шансом отговорить.

— Нет, разумеется, отец тебя убьет. Но твой план — в любом случае риск. Ты уверен, что оно того стоит?

— Милорада того стоит. Или несогласен?

— Зачем она тебе? — получилось хрипло, словно после сна.

— Она мне нравится. И я не собираюсь отступать только потому, что ты у нас собака на сене.

— Что… ты имеешь в виду?!

— Только то, что сказал, — брат плюхнулся в кресло, спрятав украшение во внутренний карман камзола, — ты тоже положил на нее глаз, но трусишь.

Я каким-то чудом подавил желание оказаться рядом с Фелом и придушить. А еще лучше, испить крови. Нет, спокойнее, брат ни о чем не знает и не должен догадаться. Не сейчас. Как бы я хотел хотя бы издали увидеть Милораду, поговорить обо всем, что было, обо всем и ни о чем. Просто быть рядом. Нет, зверь внутри меня может вспомнить, как ему было хорошо.

— Вздор. Но ты должен понимать, что ты дофин, вряд ли тебе позволят на ней жениться.

— Да мне еще рановато, — хмыкнул братец.

— Тогда тем более, не стоит морочить голову людям, которые нас спасли. Тебя спасли. Человеческий век короче нашего, не забывай.

— Ты всегда был занудным, но сейчас превзошел самого себя. Правда, Ленс, не о чем переживать. Я не собираюсь совершать ничего предосудительного в отношении Милы, — то, как он сократил ее имя, больно отозвалось в груди, — а насчет остального покажет жизнь. Мы все ходим под Солнцем, так говорит отец? Что полотна наших судеб уже сплетены и ждут своего часа, чтобы укрыть нас на серебряных полях.

Я лишь скрипнул зубами, порадовавшись только тому, что над языком не оказалось заостренных клыков.

— Удачи.