Неточные совпадения
Ему
шел уже двенадцатый год, когда все намеки его души, все разрозненные черты духа и оттенки тайных порывов соединились в одном сильном моменте и, тем получив стройное выражение, стали неукротимым
желанием. До этого он как бы находил лишь отдельные части своего сада — просвет, тень, цветок, дремучий и пышный ствол — во множестве садов иных, и вдруг увидел их ясно, все — в прекрасном, поражающем соответствии.
Да ведь ты и сама хотела, чтоб я
пошел, ну вот и буду сидеть в тюрьме, и сбудется твое
желание; ну чего ж ты плачешь?
Вечером сидел в театре, любуясь, как знаменитая Лавальер, играя роль жены депутата-социалиста, комического буржуа, храбро пляшет, показывая публике коротенькие черные панталошки из кружев, и как искусно забавляет она какого-то экзотического короля, гостя Парижа. Домой
пошел пешком, соблазняло
желание взять женщину, но — не решился.
Самгин взглянул на почерк, и рука его, странно отяжелев, сунула конверт в карман пальто. По лестнице он
шел медленно, потому что сдерживал
желание вбежать по ней, а придя в номер, тотчас выслал слугу, запер дверь и, не раздеваясь, только сорвав с головы шляпу, вскрыл конверт.
Девушка так быстро
шла, как будто ей необходимо было устать, а Клим испытывал
желание забиться в сухой, светлый угол и уже там подумать обо всем, что плыло перед глазами, поблескивая свинцом и позолотой, рыжей медью и бронзой.
Она замолчала. Самгин тоже не чувствовал
желания говорить. В поучениях Марины он подозревал иронию, намерение раздразнить его, заставить разговориться. Говорить с нею о поручении Гогина при Дуняше он не считал возможным. Через полчаса он
шел под руку с Дуняшей по широкой улице, ярко освещенной луной, и слушал торопливый говорок Дуняши.
Протестуя против этого
желания и недоумевая, он
пошел прочь, но тотчас вернулся, чтоб узнать имя автора. «Иероним Босх» — прочитал он на тусклой, медной пластинке и увидел еще две маленьких, но столь же странных.
Лидия, все еще сердясь на Клима, не глядя на него,
послала брата за чем-то наверх, — Клим через минуту
пошел за ним, подчиняясь внезапному толчку
желания сказать Борису что-то хорошее, дружеское, может быть, извиниться пред ним за свою выходку.
— Он хотел. Но, должно быть, иногда следует
идти против одного сильного
желания, чтоб оно не заглушило все другие. Как вы думаете?
Было немножко досадно, что приходится ставить Таисью в ряд таких мелких людей, но в то же время ‹это› укрепляло его
желание извлечь ее из среды, куда она случайно попала. Он
шел, поеживаясь от холода, и скандировал Некрасова...
Среда, в которой он вращался, адвокаты с большим самолюбием и нищенской практикой, педагоги средней школы, замученные и раздраженные своей практикой, сытые, но угнетаемые скукой жизни эстеты типа Шемякина, женщины, которые читали историю Французской революции, записки m-me Роллан и восхитительно путали политику с кокетством, молодые литераторы, еще не облаянные и не укушенные критикой, собакой
славы, но уже с признаками бешенства в их отношении к вопросу о социальной ответственности искусства, представители так называемой «богемы», какие-то молчаливые депутаты Думы, причисленные к той или иной партии, но, видимо, не уверенные, что программы способны удовлетворить все разнообразие их
желаний.
Это
желание — основа всех талантов и действий, как награждаемых
славой, так и наказуемых законами.
Пошли молча. Чувствуя вину свою, Клим подумал, как исправить ее, но, ничего не придумав, укрепился в
желании сделать Дронову неприятное.
— А! Это расплата за Прометеев огонь! Мало того что терпи, еще люби эту грусть и уважай сомнения и вопросы: они — переполненный избыток, роскошь жизни и являются больше на вершинах счастья, когда нет грубых
желаний; они не родятся среди жизни обыденной: там не до того, где горе и нужда; толпы
идут и не знают этого тумана сомнений, тоски вопросов… Но кто встретился с ними своевременно, для того они не молот, а милые гости.
Начнем вчерашний, неконченый разговор;
пойдут шутки или наступит красноречивое молчание, задумчивость — не от потери места, не от сенатского дела, а от полноты удовлетворенных
желаний, раздумье наслаждения…
Но она и вида не показывает, что замечает его
желание проникнуть ее тайны, и если у него вырвется намек — она молчит, если в книге
идет речь об этом, она слушает равнодушно, как Райский голосом ни напирает на том месте.
— Не думаю; она бы предвидела это и не
послала бы. Вы, как я вижу, вовсе не знаете ее. Впрочем, я передал вам все — и вы, конечно, уважите ее
желания… Я не настаиваю более на ответе…
Идет ли она по дорожке сада, а он сидит у себя за занавеской и пишет, ему бы сидеть, не поднимать головы и писать; а он, при своем
желании до боли не показать, что замечает ее, тихонько, как шалун, украдкой, поднимет уголок занавески и следит, как она
идет, какая мина у ней, на что она смотрит, угадывает ее мысль. А она уж, конечно, заметит, что уголок занавески приподнялся, и угадает, зачем приподнялся.
Странно, во мне всегда была, и, может быть, с самого первого детства, такая черта: коли уж мне сделали зло, восполнили его окончательно, оскорбили до последних пределов, то всегда тут же являлось у меня неутолимое
желание пассивно подчиниться оскорблению и даже
пойти вперед
желаниям обидчика: «Нате, вы унизили меня, так я еще пуще сам унижусь, вот смотрите, любуйтесь!» Тушар бил меня и хотел показать, что я — лакей, а не сенаторский сын, и вот я тотчас же сам вошел тогда в роль лакея.
Но уж и досталось же ему от меня за это! Я стал страшным деспотом. Само собою, об этой сцене потом у нас и помину не было. Напротив, мы встретились с ним на третий же день как ни в чем не бывало — мало того: я был почти груб в этот второй вечер, а он тоже как будто сух. Случилось это опять у меня; я почему-то все еще не
пошел к нему сам, несмотря на
желание увидеть мать.
Но я хотел бы перенести эти
желания и надежды в сердца моих читателей — и — если представится им случай
идти (помните: «
идти», а не «ехать») на корабле в отдаленные страны — предложить совет: ловить этот случай, не слушая никаких преждевременных страхов и сомнений.
Но за это их били по рукам, и они тотчас же смирялись и походили на собак, которые
идут сзади прохожих, сгорая
желанием укусить, да не смеют.
Она решила, что сделает так. Но тут же, как это и всегда бывает в первую минуту затишья после волнения, он, ребенок — его ребенок, который был в ней, вдруг вздрогнул, стукнулся и плавно потянулся и опять стал толкаться чем-то тонким, нежным и острым. И вдруг всё то, что за минуту так мучало ее, что, казалось, нельзя было жить, вся злоба на него и
желание отомстить ему хоть своей смертью, — всё это вдруг отдалилось. Она успокоилась, оправилась, закуталась платком и поспешно
пошла домой.
Предложив им садиться, он спросил, чем может служить им, и, узнав о
желании Нехлюдова видеть теперь же Маслову,
послал за нею надзирателя и приготовился отвечать на вопросы, которые англичанин тотчас же начал через Нехлюдова делать ему.
Он
шел исполнить то
желание крестьян, об исполнении которого они и не смели думать, — отдать им за дешевую цену землю, т. е. он
шел сделать им благодеяние, а ему было чего-то совестно.
Если же злодейство людей возмутит тебя негодованием и скорбью уже необоримою, даже до
желания отомщения злодеям, то более всего страшись сего чувства; тотчас же
иди и ищи себе мук так, как бы сам был виновен в сем злодействе людей.
— Мы в первый раз видимся, Алексей Федорович, — проговорила она в упоении, — я захотела узнать ее, увидать ее, я хотела
идти к ней, но она по первому
желанию моему пришла сама. Я так и знала, что мы с ней все решим, все! Так сердце предчувствовало… Меня упрашивали оставить этот шаг, но я предчувствовала исход и не ошиблась. Грушенька все разъяснила мне, все свои намерения; она, как ангел добрый, слетела сюда и принесла покой и радость…
Я видел, что казаки торопятся домой, и
пошел навстречу их
желанию. Один из удэгейцев вызвался проводить нас до Мяолина. Та к называется большой ханшинный завод, находящийся на правом берегу Имана, в 7 км от Картуна, ниже по течению.
Когда он кончил, то Марья Алексевна видела, что с таким разбойником нечего говорить, и потому прямо стала говорить о чувствах, что она была огорчена, собственно, тем, что Верочка вышла замуж, не испросивши согласия родительского, потому что это для материнского сердца очень больно; ну, а когда дело
пошло о материнских чувствах и огорчениях, то, натурально, разговор стал представлять для обеих сторон более только тот интерес, что, дескать, нельзя же не говорить и об этом, так приличие требует; удовлетворили приличию, поговорили, — Марья Алексевна, что она, как любящая мать, была огорчена, — Лопухов, что она, как любящая мать, может и не огорчаться; когда же исполнили меру приличия надлежащею длиною рассуждений о чувствах, перешли к другому пункту, требуемому приличием, что мы всегда желали своей дочери счастья, — с одной стороны, а с другой стороны отвечалось, что это, конечно, вещь несомненная; когда разговор был доведен до приличной длины и по этому пункту, стали прощаться, тоже с объяснениями такой длины, какая требуется благородным приличием, и результатом всего оказалось, что Лопухов, понимая расстройство материнского сердца, не просит Марью Алексевну теперь же дать дочери позволения видеться с нею, потому что теперь это, быть может, было бы еще тяжело для материнского сердца, а что вот Марья Алексевна будет слышать, что Верочка живет счастливо, в чем, конечно, всегда и состояло единственное
желание Марьи Алексевны, и тогда материнское сердце ее совершенно успокоится, стало быть, тогда она будет в состоянии видеться с дочерью, не огорчаясь.
По обыкновению,
шел и веселый разговор со множеством воспоминаний,
шел и серьезный разговор обо всем на свете: от тогдашних исторических дел (междоусобная война в Канзасе, предвестница нынешней великой войны Севера с Югом, предвестница еще более великих событий не в одной Америке, занимала этот маленький кружок: теперь о политике толкуют все, тогда интересовались ею очень немногие; в числе немногих — Лопухов, Кирсанов, их приятели) до тогдашнего спора о химических основаниях земледелия по теории Либиха, и о законах исторического прогресса, без которых не обходился тогда ни один разговор в подобных кружках, и о великой важности различения реальных
желаний, которые ищут и находят себе удовлетворение, от фантастических, которым не находится, да которым и не нужно найти себе удовлетворение, как фальшивой жажде во время горячки, которым, как ей, одно удовлетворение: излечение организма, болезненным состоянием которого они порождаются через искажение реальных
желаний, и о важности этого коренного различения, выставленной тогда антропологическою философиею, и обо всем, тому подобном и не подобном, но родственном.
Я ни разу прежде не думал об устройстве будущего; я верил, знал, что оно мое, что оно наше, и предоставлял подробности случаю; нам было довольно сознания любви,
желания не
шли дальше минутного свидания.
Поневоле приходилось, как Онегину, завидовать параличу тульского заседателя, уехать в Персию, как Печорин Лермонтова,
идти в католики, как настоящий Печерин, или броситься в отчаянное православие, в неистовый славянизм, если нет
желания пить запоем, сечь мужиков или играть в карты.
Время
шло. Над Егоркой открыто измывались в застольной и беспрестанно подстрекали Ермолая на новые выходки, так что Федот наконец догадался и отдал жениха на село к мужичку в работники. Матренка, с своей стороны, чувствовала, как с каждым днем в ее сердце все глубже и глубже впивается тоска, и с нетерпением выслушивала сожаления товарок. Не сожаления ей были нужны, а развязка. Не та развязка, которой все ждали, а совсем другая. Одно
желание всецело овладело ею: погибнуть, пропасть!
Однажды она явилась к «старому барину» и доложила, что Сатир просит навестить его. Отец, однако, сам собой
идти не решился, а сообщил о
желании больного матушке, которая сейчас же собралась и спустилась вниз.
И начинает простофиля припоминать, какой такой Иван Андреич выказывает
желание видеться с ним. Припоминает, припоминает, да, пожалуй, и припомнит. Бросит нужное дело и
пойдет Ивана Андреича разыскивать.
То же самое было и на Живодерке, где помещался «Собачий зал Жана де Габриель». Населенная мастеровым людом, извозчиками, цыганами и официантами, улица эта была весьма шумной и днем и ночью. Когда уже все «заведения с напитками» закрывались и охочему человеку негде было достать живительной влаги, тогда он
шел на эту самую улицу и удовлетворял свое
желание в «Таверне Питера Питта».
Они ограничивались только тем, что распускали среди айно сплетни про русских и хвастали, что они перережут всех русских, и стоило русским в какой-нибудь местности основать пост, как в скорости в той же местности, но только на другом берегу речки, появлялся японский пикет, и, при всем своем
желании казаться страшными, японцы все-таки оставались мирными и милыми людьми:
посылали русским солдатам осетров, и когда те обращались к ним за неводом, то они охотно исполняли просьбу.
«Бертольд, божиею милостию святыя Майнцкия епархии архиепископ, в Германии архиканцлер и курфирст. Хотя для приобретения человеческого учения чрез божественное печатания искусство возможно с изобилием и свободнее получать книги, до разных наук касающиеся, но до сведения нашего дошло, что некоторые люди, побуждаемые суетныя
славы или богатства
желанием, искусство сие употребляют во зло и данное для научения в житии человеческом обращают на пагубу и злоречие.
Была минута, в конце этого длинного и мучительного пути с Петербургской стороны, когда вдруг неотразимое
желание захватило князя —
пойти сейчас к Рогожину, дождаться его, обнять его со стыдом, со слезами, сказать ему всё и кончить всё разом.
— В экипаж посадил, — сказал он, — там на углу с десяти часов коляска ждала. Она так и знала, что ты у той весь вечер пробудешь. Давешнее, что ты мне написал, в точности передал. Писать она к той больше не станет; обещалась; и отсюда, по
желанию твоему, завтра уедет. Захотела тебя видеть напоследях, хоть ты и отказался; тут на этом месте тебя и поджидали, как обратно
пойдешь, вот там, на той скамье.
Груздева взяло сомнение, не завернуть ли к сыну, но он поборол это
желание, вздохнул и
пошел дальше.
Перестройте непременно погреб, возьмите денег у Александра: у него их много — ему только лень
посылать вам, а
желание и готовность есть. Надобно слабым натурам помогать… Евгений вам покажет мой рассказ об Етанце…
…В Петербург еще не писал насчет моего предполагаемого путешествия. Жду вдохновения — и признаюсь, при всем
желании ехать, как-то тоскливо просить. Время еще не ушло. Надобно соблюсти все формальности, взять свидетельство лекаря и по всем инстанциям его
посылать… Главное, надобно найти случай предварить родных, чтобы они не испугались мнимо болезненным моим состоянием… [Пущин выехал, после длительной переписки между местной и столичной администрации, в середине мая 1849 г.]
Я только что заикнулся об вас, как он сам с необыкновенною любовью сказал, что непременно теперь исполнит давнишнее свое
желание вам
послать денег.
Собственные дела Лизы
шли очень худо: всегдашние плохие лады в семье Бахаревых, по возвращении их в Москву от Богатыревых, сменились сплошным разладом. Первый повод к этому разладу подала Лиза, не перебиравшаяся из Богородицкого до самого приезда своей семьи в Москву. Это очень не понравилось отцу и матери, которые ожидали встретить ее дома.
Пошли упреки с одной стороны, резкие ответы с другой, и кончилось тем, что Лиза, наконец, объявила
желание вовсе не переходить домой и жить отдельно.
Все это
шло против ее
желаний.
Благоговея всегда перед твердостью слов и решений Симановского, Лихонин, однако, догадывался и чутьем понимал истинное его отношение к Любке, и в своем
желании освободиться, стряхнуть с себя случайный и непосильный Груз, он ловил себя на гаденькой мысли: «Она нравится Симановскому, а ей разве не все равно: он, или я, или третий? Объяснюсь-ка я с ним начистоту и уступлю ему Любку по-товарищески. Но ведь не
пойдет дура. Визг подымет».
Мать хотела опять меня отправить удить к отцу, но я стал горячо просить не
посылать меня, потому что
желание остаться было вполне искренне.
Я пристал к отцу и Федору с неотступными просьбами, и
желание мое исполнили, но опыт доказал, что я вовсе не умею манить: на мои звуки не только перепела не
шли под сеть, но даже не откликались.
Вихров для раскапывания могилы велел позвать именно тех понятых, которые подписывались к обыску при первом деле. Сошлось человек двенадцать разных мужиков: рыжих, белокурых, черных, худых и плотноватых, и лица у всех были невеселые и непокойные. Вихров велел им взять заступы и лопаты и
пошел с ними в село, где похоронена была убитая. Оно отстояло от деревни всего с версту. Доктор тоже изъявил
желание сходить с ними.