Неточные совпадения
Г-жа Простакова (осматривая кафтан на Митрофане). Кафтан весь испорчен. Еремеевна, введи сюда мошенника Тришку. (Еремеевна отходит.) Он, вор, везде его обузил. Митрофанушка, друг мой! Я чаю, тебя
жмет до
смерти. Позови сюда отца.
Господа стихотворцы и прозаики, одним словом поэты, в конце прошедшего столетия и даже в начале нынешнего много выезжали на страстной и верной супружеской любви горлиц, которые будто бы не могут пережить друг друга, так что в случае
смерти одного из супругов другой лишает себя жизни насильственно следующим образом: овдовевший горлик или горлица, отдав покойнику последний Долг жалобным воркованьем, взвивается как выше над кремнистой скалой или упругой поверхностыо воды,
сжимает свои легкие крылья, падает камнем вниз и убивается.
Молодому Райнеру после
смерти матери часто тяжел был вид опустевшего дома, и он нередко уходил из него на целые дни. С книгою в руках ложился он на живописный обрыв какой-нибудь скалы и читал, читал или думал, пока усталость
сжимала его глаза.
Я
сжимала ее крепко-крепко в руках своих, целовала ее и навзрыд плакала, боязливо прижимаясь к ней, как бы стараясь удержать в своих объятиях последнего друга моего и не отдавать его
смерти…
И между тем сердце говорит громче, нежели все доводы рассудка; сердце дрожит и
сжимается, едва заслышит княжна звуки голоса Техоцкого, как дрожит и
сжимается мышонок, завидев для себя неотразимую
смерть в образе жирного, самодовольного кота.
— О да, пойдемте скорей отсюда, не оставляйте меня! — и, сама схватив его за руку, она повлекла его за собой. — Маврикий Николаевич, — испуганно понизила она вдруг голос, — я там всё храбрилась, а здесь
смерти боюсь. Я умру, очень скоро умру, но я боюсь, боюсь умирать… — шептала она, крепко
сжимая его руку.
Сердце Серебряного болезненно
сжалось, и перемена в Годунове показалась ему тяжелее самой
смерти.
Он кончил писать и встал. У меня еще оставалось время. Я торопил себя и
сжимал кулаки, стараясь выдавить из своей души хотя каплю прежней ненависти; я вспоминал, каким страстным, упрямым и неутомимым врагом я был еще так недавно… Но трудно зажечь спичку о рыхлый камень. Старое грустное лицо и холодный блеск звезд вызывали во мне только мелкие, дешевые и ненужные мысли о бренности всего земного, о скорой
смерти…
Что-то грозное пробежало по лицам, закраснелось в буйном пламени костра, взметнулось к небу в вечно восходящем потоке искр. Крепче
сжали оружие холодные руки юноши, и вспомнилось на мгновение, как ночью раскрывал он сорочку, обнажал молодую грудь под выстрелы. — Да, да! — закричала душа, в
смерти утверждая жизнь. Но ахнул Петруша высоким голосом, и смирился мощный бас Колесникова, и смирился гнев, и чистая жалоба, великая печаль вновь раскрыла даль и ширь.
В одно мгновение мужики его окружили с шумом и проклятьями; слова
смерть, виселица, отделяли<сь> по временам от общего говора, как в бурю отделяются удары грома от шума листьев и визга пронзительных ветров; все глаза налились кровью, все кулаки
сжались… все сердца забились одним желанием мести; сколько обид припомнил каждый! сколько способов придумал каждый заплатить за них сторицею…
Был также момент, когда артель, напуганная бешеным ходом лодки, захотела убрать парус, и Ване стоило, должно быть, больших усилий, чтобы
сжать в кулак волю этих пяти человек и, перед дыханием
смерти, заставить их подчиниться себе.
Вместо ответа он благодарил бога за эту минуту, за встречу на земле со мной и моим семейством, протянул мне обе свои руки, крепко
сжал мои и посмотрел на меня такими глазами, какими смотрел за несколько месяцев до своей
смерти, уезжая из нашего Абрамцева в Москву и прощаясь со мной ненадолго.
И во всем этом ярком празднике
смерти чувствуется безотчетная томная грусть, от которой сердце
сжимается медленной и сладкой болью.
«Скачи скорей в мой старый дом,
Там дочь моя; ни ночь, ни днем
Не ест, не спит, всё ждет да ждет,
Покуда милый не придет!
Спеши… уж близок мой конец,
Теперь обиженный отец
Для вас лишь страшен как мертвец!»
Он дальше говорить хотел,
Но вдруг язык оцепенел;
Он сделать знак хотел рукой,
Но пальцы
сжались меж собой.
Тень
смерти мрачной полосой
Промчалась на его челе;
Он обернул лицо к земле,
Вдруг протянулся, захрипел,
И дух от тела отлетел!
— Я знаю, я чувствую это: меня убьют. Я не боюсь
смерти, — губернатор закинул седую голову и строго взглянул на сына, — но знаю: меня убьют. Я все не понимал, я все думал: но в чем же дело? — Он растопырил большие толстые пальцы и быстро
сжал их в кулак. — Но теперь понимаю: меня убьют. Ты не смейся, ты еще молод, но сегодня я почувствовал
смерть вот тут, в голове. В голове.
На Пасхе усопших не поминают. Таков народный обычай, так и церковный устав положил… В великий праздник Воскресенья нет речи о
смерти, нет помина о тлении. «
Смерти празднуем умерщвление!..» — поют и в церквах и в раскольничьих моленных, а на обительских трапезах и по домам благочестивых людей читаются восторженные слова Златоуста и гремят победные клики апостола Павла: «Где ти, смерте
жало? где ти, аде победа?..» Нет
смерти, нет и мертвых — все живы в воскресшем Христе.
Иоле скорее угадал, нежели увидел
смерть брата… Больно-больно
сжалось его сердце и слезы на миг увлажнили глаза… Но горевать было некогда…
В первую же минуту, убедившись в этом, Игорь почувствовал ледяной холод во всем теле. Он смертельно испугался за своего друга. Холодные мурашки забегали по спине и липкие капли пота внезапно выступили на лбу юноши… Что, если Мила умирает? Что, если шальная пуля сразила ее на
смерть? Он по-прежнему чувствовал на своем плече заметно отяжелевшую головку девушки, и сердце его
сжалось больнее…
— Погоня! — вихрем пронеслось в моем мозгу и я конвульсивно
сжала ногами бока Шалого. Но погоня настигала… Вот она ближе… ближе… вот уже ясно слышится храп передовой лошади. Я зажмуриваю глаза. «Сейчас
смерть… — реет в моей голове быстрая мысль… — Стоило Магоме спасать меня, для того чтобы судьба снова толкнула меня в холодные объятия
смерти!»
„Злодей, злодеев всех лютейший,
„Превзыде зло твою главу,
„Преступник, изо всех первейший,
„Предстань, на суд тебя зову!
„Злодействы все скопил в едино,
„Да ни едина прейдет мимо
„Тебя из казней, супостат.
„В меня дерзнул острить ты
жало.
„Единой
смерти за то мало,
„Умри! умри же ты сто крат...
Она вышла, шатаясь, крепко
сжав в руке коробочку с пилюлями. Она сознательно несла в ней свою
смерть. В тот же вечер она приняла первую пилюлю патера Флорентия.
Ипполитов (тихо Сергею Петровичу). Видно, в доме отца твоего не вывелись еще мальчики, которые женятся, имеют сами детей и до
смерти остаются все мальчиками! (Сергей Петрович молча
жмет ему руку.)
Сердце князя Сергея Сергеевича
сжалось мучительной тоской. Ему суждено было при роковых условиях переживать
смерть своей невесты. Лучше было бы, если бы он тогда, в Зиновьеве, узнал бы об этом. Теперь, быть может, горечь утраты уже притупилась бы в его сердце. Судьба решила отнять у него любимую девушку — ее не существовало. Надо было примириться с таким решением судьбы. И он бы примирился.
Вдруг она задрожала — в ушах у нее зазвенело, перед глазами замелькали зеленые и красные круги. Страх
смерти болезненно
сжал ее сердце. Она с трудом вдохнула в себя воздух и затем крикнула, что есть мочи...