Неточные совпадения
— Ну, вот что, братец Филофей; у тебя, я слышал, есть лошади. Приведи-ка сюда тройку, мы их заложим
в мой тарантас, — он у меня легкий, — и свези ты меня
в Тулу. Теперь ночь лунная, светло и
ехать прохладно. Дорога у вас тут какова?
— Да разве вы сами
в Тулу поедете? — осведомился Ермолай.
Пока Ермолай ходил за «простым» человеком, мне пришло
в голову: не лучше ли мне самому съездить
в Тулу? Во-первых, я, наученный опытом, плохо надеялся на Ермолая; я послал его однажды
в город за покупками, он обещался исполнить все мои поручения
в течение одного дня — и пропадал целую неделю, пропил все деньги и вернулся пеший, — а
поехал на беговых дрожках. Во-вторых, у меня был
в Туле барышник знакомый; я мог купить у него лошадь на место охромевшего коренника.
— Афанасий Матвеич!
в деревне, представьте себе, mais c'est delicieux! [но это же восхитительно! (франц.)] Так у вас есть и муж? Какой странный, однако же, случай! Это точь-в-точь как есть один водевиль: муж
в дверь, а жена
в… позвольте, вот и забыл! только куда-то и жена тоже
поехала, кажется
в Тулу или
в Ярославль, одним словом, выходит как-то очень смешно.
— Хорошо
едут. Нынче сын его взял три приза:
в Туле, Москве и
в Петербурге бежал с Воейковским Вороным. Каналья наездник сбил 4 сбоя, а то бы за флагом оставил.
К сожалению, мы попали
в такие ухабы и развалы, при которых о птичьем полете нечего было и думать. Вероятно, избегая еще худшей дороги, мы
поехали не на
Тулу, а на Калугу, и это единственный раз
в жизни, что мне удалось побывать
в этом городе,
в котором помню только громадное количество голубей, да надпись на окне постоялого двора: «Вы приехали
в Калугу к любезному другу».
В Туле мы высадили еще одного товарища, а
в Орле двух — и остались вчетвером, из которых одному надлежало остаться
в Глухове, другому
в Нежине, а мне и некоему поляку Краснопольскому вдвоем
ехать до Киева. Но, однако же, не все мы доехали до мест своего назначения: нам суждено было погубить дорогою своего нежинского товарища, маленького Кнышенко. Это — небольшое, но очень трагическое происшествие, которое чрезвычайно меня поразило, особенно своею краткою простотою и неожиданностью.
Однако и
в Туле и
в Орле Кирилл показал характер и удержался, да и вперед обещал быть воздержен и даже выражал твердое намерение, довезя нас до Киева, оставить навсегда свой извозчичий промысел и
ехать домой, где у него была жена, которая всегда могла его от всяких глупостей воздержать. Теперь он жил
в некотором умиленном состоянии и, воздыхая, повторял прекрасную пословицу, что «земляной рубль тонок, да долог, а торговый широк, да короток».
— Да, видела я год назад, как сюда
ехала! Мужик из Новгородской губернии. Продал последнюю коровенку, купил
в Сызрани два мешка муки, а
в Туле продовольственный отряд все у него отобрал. «С чем, — говорит, — я теперь домой
поеду?» И тут же, у всех на глазах, бросился под поезд. Худой, изголодавшийся… Господи, что было! — взволнованно воскликнула Катя.
В 1902 году, высланный Сипягиным из Петербурга, я жил
в родной
Туле. С год назад вышли
в свет мои «Записки врача» и шумели на всю Россию и заграницу. Весною я собрался
ехать за границу, уже выправил заграничный паспорт. Вдруг получаю письмо.
Дома
в Туле: после грязи, тесноты, некрашеных полов и невкусной
еды — простор, чистота, вкусная
еда. Помню, раз, после обеда: были ленивые щи со сметаной и ватрушками, жареные цыплята с молодым картофелем и малосольными огурцами. Сел после обеда
в кресло с газетой, закурил, — и всего охватило блаженство: как хорошо жить на свете! Особенно, — когда жареные цыплята и малосольные огурцы!
Знакомые московские студенты-туляки
в вагонах тоже
едут на праздники
в Тулу; стемнело, под луной мелькают уже родные места, Шульгино, Лаптево.
Было так. Папа считался лучшим
в Туле детским врачом. Из Ясной Поляны приехал Лев Толстой просить папу приехать к больному ребенку. Папа ответил, что у него много больных
в городе и что за город он не ездит. Толстой настаивал, папа решительно отказывался. Толстой рассердился, сказал, что папа как врач обязан
поехать. Папа ответил, что по закону врачи, живущие
в городе, за город не обязаны ездить. Расстались они враждебно.
Савин был отправлен
в Тулу, где и был помещен
в госпитале Красного Креста и где через два месяца настолько поправился, что мог
ехать в деревню.
Николай Герасимович письмом просил ее отправить мебель и вещи
в Тулу, а самой
ехать вместе с горничной и лакеем Петром
в Москву.
Они тоже
поехали вместе с Савиным и Строевой
в Тулу, чтобы оттуда прямо проехать
в Москву.
Граф Стоцкий первое время восстал против проекта своего молодого друга взять с собою Катю, доказывая ему, что
ехать за границу с женщиной все равно, что отправиться
в Тулу со своим самоваром.
Устроены были при заводе двухнедельные курсы для отправляемых на колхозную работу, и
в середине января бригада выехала
в город Черногряжск, Пожарского округа [Город Пожарск встречается и
в более ранних произведениях Вересаева (например,
в повести «Без дороги» — 1815 г.). Под этим названием писатель выводит свой родной город
Тулу.].
Ехало человек тридцать. Больше все была молодежь, — партийцы и комсомольцы, — но были и пожилые.
В вагоне почти всю ночь не спали, пели и бузили. Весело было.